Слова сияния - Брендон Сандерсон

Лан похлопал ее по плечу.

— Подумай об этом пару минут. Я пока доем хлеб.

Он отошел в сторону, несколько раз оглянувшись через плечо. Пай уселась около груд гниющей еды и уставилась на нее. Похоже, девушку не смущал неприятный запах.

Лан наблюдал за ней изнутри, пока ему не надоело. Когда он вернулся с послеобеденного массажа, она по-прежнему сидела на том же месте. Он поужинал на кухне, которая не отличалась чрезмерной роскошью. Девушка была явно слишком заинтересована грудами мусора.

Наконец он приблизился к ней неспешным шагом.

— Разве вас не терзают вопросы? — спросила Пай, уставившись на мусор под моросящим дождем. — Разве вы никогда не задумывались о цене вашего обжорства?

— Цене? — спросил Лан. — Я уже говорил, что никто не голодает из-за того, что мы...

— Я имею в виду не денежную цену, — прошептала девушка. — Я говорю о цене духовной. Касательно вас и тех, кто вокруг. Все неправильно.

— О, все не так уж плохо, — произнес Лан, усаживаясь.

— Нет, плохо. Лан, дело не только в королеве с ее расточительными пирами. До нее, когда король Гавилар предавался охоте и войне, а княжества враждовали друг с другом, было не лучше. До народа доходят вести о славных битвах на Разрушенных равнинах, о тамошних богатствах, но ничего из них никогда не попадает сюда, к нам. Разве кому-то из алети еще есть дело до Всемогущего? Конечно, его именем проклинают. Конечно, говорят о Герольдах, сжигают глифпары. Но что делают люди? Меняют ли они свои жизни? Прислушиваются ли к «Спорам»? Преображают, улучшают ли они свои души, стремясь к чему-то более великому, чему-то лучшему?

— У них есть призвания, — проговорил Лан, нервно потирая пальцы. Значит, фанатичка? — Девотарии помогают.

Пай покачала головой.

— Почему мы больше не слышим Его, Лан? Герольды провозгласили, что мы одержали верх над Несущими Пустоту, что Ахаритиам стал величайшей победой человечества. Но не следовало ли Ему послать их говорить с нами, направлять нас? Почему они не появились во времена Теократии и не осудили нас? Если то, что делала церковь, было настоящим злом, почему Всемогущий не сказал свое слово против?

— Я... Ты ведь не хочешь, чтобы мы опять вернулись к прошлому?

Лан вытащил носовой платок и протер шею и голову. Чем дальше, тем больше их разговор заходил в тупик.

— Я не знаю, к чему нам нужно стремиться, — прошептала девушка. — Я только уверена: что-то неправильно. Все это просто очень неправильно.

Она взглянула на него и поднялась на ноги.

— Я принимаю ваше предложение.

— Правда?

— Я не покину Холинар, — сказала Пай. — Останусь здесь и принесу ту пользу, что смогу.

— Ты не станешь источником беспокойства для других ардентов?

— Моя проблема не связана с ардентами, — ответила она, протянув руку, чтобы помочь ему подняться на ноги. — Я просто попытаюсь стать хорошим примером для тех, кто последует за мной.

— Что ж, ладно. Судя по всему, отличный выбор.

Пай ушла, а Лан слегка коснулся головы. Она ничего не пообещала, по крайней мере, не напрямую. Он не знал, стоит ли волноваться по этому поводу.

Как оказалось, волноваться стоило, и сильно.

На следующее утро Лан вошел в Народный зал — большое открытое строение в тени дворца, где король или королева рассматривали дела простых людей. Перешептывающаяся толпа испуганных ардентов стояла прямо за внешней границей.

Лан уже слышал, в чем дело, но хотел увидеть все лично. Он протолкался вперед. На полу на коленях сидела Пай, склонив голову. Очевидно, она рисовала всю ночь, вычерчивая глифы при свете сфер. Никто ничего не заметил. Зал обычно тщательно закрывали, когда он не использовался, и Пай начала превращать задуманное в жизнь гораздо позже того, как все легли спать или напились.

Десять больших глифов, нарисованных прямо на каменном полу, сходились у возвышения с королевским общественным троном. Глифы представляли собой десять греховных атрибутов, соответствующих десяти дуракам. Рядом с каждым глифом женским почерком был выведен параграф, объясняющий, почему королева являла собой пример каждого из дураков.

Лан читал с ужасом. Это... это была не просто критика. Это было осуждение всей системы правления, светлоглазых и самого трона!

Пай казнили на следующее утро.

Вечером вспыхнули массовые беспорядки.

ИНТЕРЛЮДИЯ 13. Своя роль

Голос в глубине разума Эшонай по-прежнему кричал. Даже когда она не настраивала старый ритм мира. Чтобы его заглушить, она старалась занять себя, прогуливаясь по идеально круглому плато сразу за Нараком, где часто тренировались солдаты.

Ее народ превратился во что-то старое, но в то же время что-то новое. Что-то могущественное. Они выстроились рядами на плато, напевая в ритме ярости. Эшонай сгруппировала их в соответствии с имевшимся боевым опытом. Новая форма не делала из тебя солдата. Многие всю жизнь оставались рабочими.

Они сыграют свою роль. Помогут добиться великих целей.

— Придут алети, — сказала Венли, широко шагая рядом с Эшонай.

Сестра рассеянно вызывала энергию к ладони и позволяла ей свободно струиться между двух пальцев. В этой форме она часто улыбалась, но во всем остальном, похоже, совсем не изменилась.

Эшонай понимала, что с ней самой произошли перемены. Но Венли... Венли вела себя как обычно.

Что-то в происходящем было неправильно.

— Разведчик, приславший сообщение, уверен, — продолжила Венли. — Твой визит к Терновнику, по всей видимости, побудил их к действиям, и люди планируют нанести удар по Нараку всеми своими силами. Конечно, это по-прежнему может обернуться катастрофой.

— Нет, — ответила Эшонай. — Нет. Все просто идеально.

Венли взглянула на нее, остановившись посреди каменного поля.

— Нам больше не нужно тренироваться. Мы должны действовать прямо сейчас и призвать сверхшторм.

— Мы призовем его, когда люди будут близко.

— Почему? Давай вызовем его сегодня вечером.

— Что за глупости? — проговорила Эшонай. — Это инструмент для использования в битве. Если мы вызовем неожиданный шторм сейчас, алети не придут, и мы не выиграем войну. Нужно подождать.

Венли, казалось, задумалась. В конце концов она улыбнулась и кивнула.

— Что ты знаешь такого, о чем не говоришь мне? — требовательно спросила Эшонай, схватив сестру за плечо.

Улыбка Венли стала еще шире.

— Меня легко убедить. Нужно подождать. Все же шторм подует в неправильном направлении. Хотя, может быть, все остальные шторма дули в неправильном направлении, а этот будет первым, что подует как надо?

Неправильное направление?

— Откуда ты знаешь? Насчет направления?

— Из песен.

Из песен. Но... в них ничего не говорилось насчет...

Что-то глубоко внутри Эшонай подтолкнуло ее продолжить.

— Если это правда, — проговорила она, — то, чтобы поймать людей в ловушку, мы должны будем дождаться, пока они практически не доберутся до нас.

— Тогда так и поступим. Я займусь обучением. Наше оружие будет готово.

Венли говорила в ритме стремления, таком же, как старый ритм предвкушения, только более жестком.

Она отошла, присоединившись к своему партнеру и многим из ученых. В новой форме они явно чувствовали себя комфортно. Слишком комфортно. Они не могли пребывать в этой форме раньше... ведь так?

Эшонай подавила внутренние крики и отправилась готовить очередной батальон солдат. Она всегда ненавидела быть генералом. Какая ирония, что в итоге ее увековечат в песнях как военного лидера, который в конце концов сокрушил алети.

ИНТЕРЛЮДИЯ 14. Таравангиан

Таравангиан, король Харбранта, проснулся от того, что затекли мускулы и болела спина. Он не чувствовал себя глупым. Хороший знак.

Король со стоном приподнялся. Теперь боли стали постоянными, а его лучшие целители могли только качать головами и заверять, что он находится в сносной форме для своего возраста. В сносной форме. Его суставы трещали как дрова в костре, он не мог быстро встать, не потеряв при этом равновесие и не свалившись на пол. С возрастом действительно начинаешь испытывать страдания от предательства своего же тела.

Таравангиан сел в койке. Вода тихо билась о корпус судна, в воздухе пахло солью. Однако невдалеке были слышны голоса. Корабль пришвартовался в соответствии с графиком. Превосходно.

Как только он устроился поудобнее, один из слуг подошел со столиком, а второй — с теплой, влажной тканью, чтобы протереть его глаза и руки. Позади них ожидали королевские испытатели. Сколько времени прошло с тех пор, как Таравангиан оставался один, по-настоящему один? Задолго до появления этих болей.

Мабен постучала в открытую дверь и внесла на подносе утреннюю трапезу — кашу из тушеного с пряностями зерна. Считалось, что такая еда поддерживает его в хорошей форме, но на вкус она напоминала помои. Безвкусные помои. Мабен шагнула вперед, чтобы подать еду, но Мралл — тайленец в черной кожаной кирасе, бривший и голову, и брови, — остановил ее, положив ладонь на руку женщины.