Путь королей - Брендон Сандерсон

Амарам, опираясь на костыль, изучал юношу светло-карими глазами. Светлорд и его помощники совещались несколько часов, пытаясь разобраться, кем был этот осколочник.

– Сегодня ты повел себя очень храбро, солдат, – сказал Амарам Каладину.

– Я… – Что бы ответить? «Лучше бы я позволил вам умереть, сэр». – Спасибо.

– Все остальные сбежали, включая мою личную гвардию. – (Двое у дверей пристыженно опустили глаза.) – Но ты бросился в атаку. Почему?

– Я как-то не успел подумать, сэр.

Амарама этот ответ не удовлетворил.

– Тебя зовут Каладин, верно?

– Да, светлорд. Из Пода… Припоминаете?

Амарам растерянно нахмурился.

– Ваш кузен Рошон там градоначальник. Он записал моего брата в армию, когда вы явились, чтобы провести вербовку. Я… я пошел вместе с братом.

– Ах да. Кажется, я вспомнил. – О Тьене он не спросил. – Ты все еще не ответил на мой вопрос. Зачем ты бросился в атаку? Ведь не ради осколочного клинка. Его ты отверг.

– Да, сэр.

Стоявший поблизости бурестраж вытаращил глаза от изумления, словно не веря, что Каладин отказался от осколков. Солдат, что держал клинок, то и дело поглядывал на оружие с восхищением.

– Почему? – спросил Амарам. – Почему ты так поступил? Я должен знать.

– Он мне не нужен, сэр.

– Да, но почему?

«Потому что он сделает меня одним из вас. Потому что я смотрю на это оружие и вижу лица людей, которых его обладатель убил так небрежно.

Потому что… потому что…»

– Я не могу ответить, сэр. – Каладин вздохнул.

Бурестраж, качая головой, подошел к жаровне и начал греть руки.

– Послушайте, осколки принадлежат мне. Ну а я решил отдать их Коребу. Он выше по рангу, чем остальные мои солдаты, и лучший боец. Другие трое поймут. Кроме того, Кореб о них позаботится, когда станет светлоглазым.

Амарам посмотрел на Кореба и кивнул своим адъютантам. Один захлопнул ставни на окнах. Остальные вытащили из ножен мечи и начали приближаться к оставшимся в живых четверым членам отряда Каладина.

Каладин заорал и бросился вперед, но двое из офицеров не случайно расположились ближе к нему. Один тотчас же ударил его кулаком в живот. Каладина это застало врасплох – удар попал точно в цель, и он охнул.

«Нет».

Превозмогая боль, он развернулся и ударил в ответ. Офицер вытаращил глаза, когда кулак Каладина угодил в него и отбросил назад. Другие кинулись на него все разом. Он был без оружия и так устал после битвы, что едва держался на ногах. Офицеры повалили его и принялись пинать. Юноша лежал на полу, корчась от боли, но все равно видел, как солдаты убивали его людей.

Риша прикончили первым. Каладин захрипел, протянул руку, попытался подняться на колени.

«Этого не может быть. Пожалуйста, не надо!»

Хэв и Алабет выхватили ножи, но и им быстро пришел конец – один солдат вспорол Хэву живот, два других зарубили Алабета. Нож Алабета с глухим ударом упал на пол, за ножом последовала рука, а за ней, наконец, его труп.

Кореб прожил дольше других – он попятился, вскинув руки. Не кричал. Он как будто все понял. У Каладина на глаза навернулись слезы. Солдаты крепко его держали, чтоб не рванулся на помощь.

Кореб упал на колени и взмолился о пощаде. Один из людей Амарама замахнулся и аккуратно снес ему голову с плеч. Все закончилось за несколько секунд.

– Ублюдок! – крикнул Каладин, едва дыша от боли. – Ты, шквальный ублюдок!

Его держали четверо; он беспомощно дергался и плакал. Кровь убитых копейщиков впитывалась в доски пола.

Они были мертвы. Все они были мертвы. Буреотец! Все до единого!

Подошел мрачный Амарам и опустился на одно колено перед Каладином:

– Прости.

– Ублюдок! – заорал Каладин во все горло.

– Они могли рассказать об увиденном, а это непозволительный риск для меня. Это должно было случиться, солдат. Ради блага армии. Всем скажут, что твой отряд помогал осколочнику. Видишь ли, люди должны поверить, что его убил я.

– Ты забираешь осколки себе!

– Я умею обращаться с мечом, – сказал Амарам, – и привычен к доспехам. Для Алеткара будет лучше, если осколки достанутся мне.

– Ты мог их попросить! Забери тебя буря!

– И об этом узнало бы все войско? – угрюмо спросил Амарам. – О том, что ты убил осколочника, но я забрал осколки? Никто бы не поверил, что ты отдал их по собственной воле. И, кроме того, сынок… Ты бы их мне не отдал. – Амарам покачал головой. – Ты бы передумал. Через день или два возжелал бы богатства и славы – тебя бы убедили, что так правильно. И ты бы потребовал, чтобы я вернул их тебе. Мне понадобилось несколько часов, чтобы принять решение, но Рестарес прав – это надо сделать. Ради блага Алеткара.

– Дело не в Алеткаре! Дело в тебе! Забери тебя буря, я-то думал, ты лучше остальных! – С подбородка Каладина капали слезы.

У Амарама внезапно сделался виноватый вид, как будто он знал, что юноша прав. Он отвернулся и махнул бурестражу, который вытащил из жаровни то, что грел там на углях. Небольшое железное тавро.

– Так это все спектакль? Честный светлорд, который заботится о своих людях? Ложь? От начала до конца?

– Я это делаю ради своих людей. – Амарам взял осколочный клинок с ткани, взвесил его в руке. Самосвет на головке эфеса полыхнул белым светом. – Тебе невдомек, какой тяжкий груз мне достался. – Голос Амарама постепенно утрачивал спокойный и рассудительный тон. Теперь светлорд как будто оправдывался. – Я не могу переживать о жизнях нескольких темноглазых копейщиков, когда от моего решения зависит спасение многих тысяч людей.

Бурестраж подошел к Каладину и поднял тавро. Перевернутые глифы гласили: «сас нан». Клеймо раба.

– Ты бросился мне на помощь, – сказал Амарам, хромая к двери и обходя труп Риша. – За то, что ты спас мне жизнь, я дарую тебе пощаду. Пятерым, рассказавшим одну и ту же историю, поверили бы, но на одного раба не обратят внимания. В военном лагере расскажут, что ты не помог своим товарищам, но и не попытался их остановить. Ты бежал, и тебя поймали мои охранники.

У двери Амарам задержался, положив украденный осколочный клинок тупой стороной на плечо. Чувство вины все еще светилось в его глазах, но светлорд ожесточился и скрыл его.

– Ты разжалован как дезертир и заклеймен как раб. Но от смерти тебя уберегла моя милость.

Он открыл дверь и вышел.

Тавро обрушилось на Каладина, впечатывая судьбу в кожу, и он, испустив хриплый вопль, затих.

Интерлюдии

БАКСИЛЬ · ГЕРАНИД · СЗЕТ

И-7

Баксиль

Баксиль торопливо шагал по роскошному дворцовому коридору, прижимая к груди громоздкую сумку с инструментами. Позади раздался легкий топот, и он, подпрыгнув, резко повернулся. Ничего не увидел. Коридор был пуст, пол устилал золотой ковер, на стенах висели зеркала, а сводчатый потолок украшала искусная мозаика.