Преступный человек (сборник) - Чезаре Ломброзо

Карл Гито, 41 год, высокого роста, голова микроцефала с приплюснутым лбом и вдавленным черепом на левой половине, вследствие чего заметна асимметрия лица и головы. Некоторые врачи, впрочем, отрицали этот последний признак, другие же считали его несущественным, тем более что подобные неправильности строения черепа бывают даже у людей замечательно умных. Со своей стороны я замечу, что важность какой бы то ни было аномалии у помешанных никак нельзя отрицать лишь на том основании, что она встречается иногда у здоровых людей, иначе психически больными пришлось бы считать только субъектов, страдающих настоящим безумием или бешенством.

Гито родился в селе гугенотов-фанатиков. Дед его с отцовской стороны, врач, доказал свой религиозный фанатизм, например, уже тем, что дал своим сыновьям странные имена – Лютер и Кальвин. Наследственную склонность к умопомешательству он легко мог получить от своих родных; у теток дети все более или менее страдали душевными болезнями; один из его двоюродных братьев, гениальный музыкант, умер сумасшедшим; двоюродная сестра с 15 лет впала в религиозную мономанию, а дядя в старости лишился рассудка. Отец Карла, Лютер Гито, считался, впрочем, смирным, хорошим человеком и только относительно религиозных вопросов выказывал безумный фанатизм – считал себя, например, соединившимся с Христом даже материально. Однако и он умер вследствие припадков бреда. Из сыновей его у двоих череп был неправильной формы, а третий доказал свою жестокость тем, что на суде с яростью нападал на брата. Что же касается Карла, то его уже давно считали страдающим религиозным помешательством, и ненормальность его умственных способностей была официально констатирована врачами-психиатрами за много лет до убийства президента.

В Нью-Йорке Гито прожил два или три года – за счет своих родственников или знакомых, якобы для изучения юридических наук; затем, вернувшись в Чикаго, продолжал вести тот же образ жизни паразита. Намерение его издавать религиозную газету, «Теократ», не осуществилось, так как в печати было высказано убеждение, что одного этого названия достаточно, чтобы издание не пошло. Относительно религии Гито держался того мнения, что для церковной реформы необходимо уничтожить сначала все храмы.

Через некоторое время Гито, однако же, сам сделался приверженцем и миссионером одной из бесчисленных в Америке сект, из членов которой его, впрочем, скоро исключили за неприличное поведение в храме. Вслед за тем и брат выгнал Карла из своего дома за его интриги. Тогда ему пришлось посидеть в тюрьме по обвинению в присвоении чужого имущества и в мошенничестве. Обвинение основывалось в том числе на том, что, задумав читать лекции в различных городах, он в объявлениях называл себя великим законоведом из Чикаго и не платил в гостинице за проживание.

Прозанимавшись усердно месяцев пять, Гито, наконец, стал адвокатом и некоторое время зарабатывал по 2 000 долларов в год. Он заказал себе тогда визитные карточки, на которых называл себя советником и знаменитым прокурором.

Сверх того, он присвоил себе еще титул почтенного теолога, а когда его укоряли за это, объяснял свой поступок тем, что в тюрьме он встретил законоведа, сделавшего то же самое. Странное оправдание!

Около этого времени Гито женился на некой Анни и вначале жил с нею мирно, но потом стал плохо обходиться со своей женой и однажды запер ее в кабинет уединения, так что бедная женщина едва не задохнулась там. После этого между ними состоялся формальный развод. В 1879 году Гито вознамерился читать лекции в Нью-Йорке и на первой же из них устроил скандал: объявив, что предметом лекции будет «существование ада», он вместо того начал говорить о пришествии Христа и через четверть часа исчез с кафедры, прежде чем негодующие слушатели успели выразить свой протест по поводу такого обмана. Позднее он все-таки напечатал относительно существования ада брошюру, не представляющую никакого интереса.

Живя в Нью-Йорке без определенных занятий, Гито стал весьма часто появляться в приемной президента и все добивался личного свидания с ним. Никто не обращал на это особенного внимания, хотя просителя считали помешанным, так как он выражал желание получить место то министра в Австрии, то консула в Ливерпуле или Париже, а в своих письменных прошениях развивал мысли, доказывавшие ненормальное состояние его умственных способностей, и к тому же никогда не подписывал их. К прошениям обычно прилагался печатный текст речи, якобы произнесенной им в Нью-Йорке, хотя этого не было в действительности. Кроме того, он нередко присылал президенту письма такого содержания: «Скорблю о борьбе, которая завязалась между вами и сенатором С. Правда на вашей стороне, будьте стойки, я обещаю вам свою помощь и поддержку патриотов. Уделите мне несколько минут для личных переговоров».

Манеры Гито представляли смесь рабского смирения и смешного чванства. Серьезно относиться к нему можно было лишь с первого взгляда; но, поговорив с ним, вы скоро убеждались, что это человек ненормальный, добивавшийся известности во что бы то ни стало и думающий только о том, чтобы занять собой прессу. Свидетель Шау показывал на суде, что Гито уже много лет тому назад говорил ему о своем страстном желании прославиться каким бы то ни было способом – если не подвигом, то хотя бы преступлением, причем указал на Буса, убийцу Линкольна. А когда свидетель возразил, что за это полагается смертная казнь, Гито отвечал: «Это уже вопрос второстепенный».

Служивший у Гито в продолжение года секретарь говорил, что он был весьма щедр только на обещания, но не платил никогда, и что в столе у него хранилась куча фальшивых денежных расписок. Бумаги он тратил громадное количество, так как писал постоянно. При разговоре он никогда не смотрел в лицо своему собеседнику, и глаза его вечно бегали по сторонам. Он предполагал, что сделанные им долги будут уплачены самим Богом, в награду за его успешную проповедническую деятельность, хотя в то же время позволял себе чисто мошеннические проделки, например отдавал в заклад бронзовые вещи под видом золотых, удостоверяя свою личность визитной карточкой, которую потом незаметно брал назад, и перед друзьями хвастался своей ловкостью.

Решившись убить президента, Гито предварительно осмотрел тюрьму, в которой ему предстояло сидеть за это преступление, а совершив его, прежде всего стал хлопотать о том, как бы отправить в газеты извещение об этом событии. Зятю своему он рассказывал, что мысль убить Гарфильда явилась у него шесть недель тому назад.

«Я уже лег в постель, – говорил он, – но еще не спал, как вдруг меня осенило вдохновение, говорившее мне, что я должен убить Гарфильда и тем положить конец затруднению, в какое поставлена республиканская партия. Встав наутро, я забыл про это внушение свыше, но затем стал думать о нем каждый день, и чем больше думал, тем сильнее убеждался, что сам Бог повелевает мне убить господина Гарфильда. Ненависти у меня к нему никакой не было; напротив, я уважал его, но мне казалось, что ему необходимо сойти со сцены для блага страны и что этого желает народ». Когда Гито напоминали, с каким негодованием отнесся народ к его преступлению, он отвечал, что идеи его непонятны толпе. Судебному следователю он сказал: «Я был убежден, что исполняю волю Божью, но, может быть, я ошибся; сейчас мне кажется, что Богу не угодно было, чтобы Гарфильд умер; теперь же, будь у меня даже возможность повторить покушение, я не сделал бы этого. Если бы сам Бог назначил президенту умереть, то он не остался бы в живых. Пистолет был хорошо заряжен, и рука у меня не дрогнула, я стрелял почти в упор, так что лишь одно божественное провидение могло спасти президента. Он не умрет, я в этом уверен и сожалею о причиненных ему страданиях. Отныне всякая попытка убить его не будет иметь успеха, потому что если это не удалось мне, то никакая пуля уже не страшна ему. Значит, так предназначено свыше, и надо покориться воле неба».

Другим Гито говорил, что выстрелил в президента с целью спасти республику.

Среди бумаг, найденных у него в момент совершения этого кровавого деяния, было следующее заявление:

«В Белый Дом»

«Трагическая смерть президента составляет для меня печальную необходимость вследствие моего желания сплотить республиканскую партию и спасти республику. Жизнь человеческая имеет мало цены. Во время войны тысячи храбрых людей падают мертвыми, не исторгнув ни одной слезы. Я предполагаю, что президент хороший христианин, и потому ему лучше будет в раю, чем здесь на земле и пр. Я – законовед, теолог и политик. Я – демократ из демократов; у меня приготовлено несколько таких заявлений для печати и оставлены у Бече (Весе), где репортеры могут видеть их. Я отправляюсь в тюрьму».

В продолжение разбирательства в суде он беспрестанно перебивал своих защитников и всячески оскорблял их или же просил, чтобы ему назначили других адвокатов, обещая заплатить им… из общественных сумм.