В подполье можно встретить только крыс - Петр Григоренко

Первая серьезная стычка у меня с Березовским произошла из-за понятых. Они привезли их по документам, из другого района Москвы. Я запротестовал. В лицо их я не знаю. А понятых мне должно знать. Иначе могут дать вместо бескорыстных понятых своих работников. Так впоследствии и оказалось. Когда мне были найдены настоящие понятые, эти, привезенные, приняли участие в обыске. Но пока это еще неясно и мы в тупике: я не хочу этих, а других нет. Но господин случай всегда наготове. Звонок в дверь. Стоящий у двери КГБист открывает и впускает Леню Петровского, внука известного большевика Григория Петровского.

- Ваши документы? - Леня работал в институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и он предъявляет свой пропуск. Название учреждения в нем записано так, что в глаза бросается ЦК КПСС, а прочее мало заметно. И КГБист кричит из коридора: "Вот здесь товарищ из ЦК партии, может он согласится остаться понятым?" Леня соглашается. Спрашивает моего согласия. Я "неохотно" соглашаюсь. Лучшего трудно придумать. Леня наш человек. Спрашивают: "Второго, может, возьмем из тех, что привезли мы?" "Нет!" - твердо стою я на том, чтоб второго взяли со двора. В конце концов идут во двор и приводят малознакомого мне пенсионера из соседнего дома. Этот инцидент улажен. Начинается обыск. Все роются. Я с помощью Лени развлекаюсь тем, что ловлю Березовского на незнании УПК. Помогает и Мустафа Джемилев, хотя он моя боль. Ведь надо же так случиться. Мустафа уже несколько месяцев скрывается от ареста и ни разу ко мне не заходил. А вчера вечером пришел. И хотя у него имелся надежный ночлег, мы предложили ему остаться у нас. Он согласился. А утром этот обыск. Сработал щелевой закон. Мустафа в руках КГБ.

Опять звонок в дверь, входит Володя Лапин. Проверяют документы, обыскивают. Он "чист". Значит знал, что идет на обыск. Подсаживаюсь к нему. Выясняю, он из Верховного Суда. Сегодня рассмотрение в Верховном Суде кассационной жалобы пяти осужденных за демонстрацию на Красной Площади. Все наши там. Ждут решения. Я тоже должен быть там.

Володя говорит: "Мы все забеспокоились - почему Вас нет. Петя (Якир П.Г.) попросил меня пойти позвонить по телефону. Звоню, никто не отвечает. Прихожу, сообщаю. Петя говорит - этого не может быть. Зинаида же Михайловна "разводящая" ("разводящими" в шутку называли тех, кто во время процессов и других важных мероприятий оставался на всем известном телефоне, куда мог позвонить любой из наших и проинформироваться). Она не могла уйти от телефона. Значит, у них обыск. - Петя, продолжал Володя, предложил мне очистить карманы. Мы взяли такси и поехали. Подъехали за два дома к Вам и Петя сказал: - Иди к ним в квартиру. Если через пять минут не вернешься, я еду обратно и сообщу "корам" (так мы называли иностранных корреспондентов), что у Григоренко обыск", - закончил Володя.

Часа через два в квартиру потоком пошли наши друзья. Когда появилась первая их группа, старший над КГБистами Врагов Алексей Дмитриевич ехидно сказал: "А ну, выворачивайте ваши карманы, выкладывайте свой "самиздат". На что Виктор Красин ему с издевочкой ответил: "Кто же несет с собой самиздат в квартиру, где идет обыск".

- А откуда Вы знаете, что здесь обыск?

- Что мы! Весь мир это знает. Уже и "Би-Би-Си", и "Голос Америки", и "Немецкая волна" сообщили об этом.

Для КГБистов это было чудом. Они так и не поняли, каким образом Англия, Америка и Германия знают о том, что происходит на Комсомольском проспекте в квартире, из которой никто не выходил. А наши, глядя на растерянные лица КГБистов, хохотали. Они все присутствовали и слышали, как Якир еще в 11 утра, приехав от нас, сообщил "корам" у здания Верховного Суда об обыске у Григоренко. И "коры" тут же передали это сообщение в свои бюро. А дальше дорога в эфир открыта.

А люди меж тем все подходили и подходили. Набралась полная квартира. Это уже был не обыск, а толкучка. Наши закусывали, пили чай. Потом появилась и вареная картошка. Все говорили. Шум стоял невероятный. На обыскивающих никто не обращал внимания. Они с трудом протискивались между нашими друзьями. Их правило "на обыске всех впускать и никого не выпускать" работало против них. Если бы надо было действительно искать улики, то в такой обстановке невозможно было бы ничего найти. Вся квартира переполнена людьми. На площади 45 м2 не менее 50 человек. Но обыскивающие ничего не искали. Да им и искать не надо было. Они брали все написанное мною на машинке и от руки, брали все изданное вне СССР, даже произведения Горького, Короленко, Шевченко. Забирали даже вырезки из советской прессы.

Когда я спросил у Березовского, зачем они берут эти вырезки, он ответил: "Вы же их держите. Значит Вам они нужны. А раз нужны, мы должны их у Вас изъять". Я в это время еще пытался продолжать занятия кибернетикой. И все мои записки и вырезки, относящиеся к этой области, были изъяты. Никто их в КГБ никогда, конечно, не читал, но подшили в мое уголовное дело и, доказывая психическую невменяемость, козыряли тем, что в моем деле 21 том антисоветских материалов. Фактически же все это с точки зрения моего дела - макулатура. Для меня же все это огромные потери. Таким образом ушли от меня материалы моей научной работы, личная переписка, черновики различных документов, как получивших распространение, так и не выбравшихся из моего письменного стола.

Я сразу понял, что они ничего целеустремленно не ищут. Их задача проще показать, что я противник существующим порядкам. Поняв это, я только презрительно наблюдал за их возней, за тем, как они отрабатывали хлеб свой, изображая важную деятельность своей мышиной возней. Когда они начали отбирать антисталинские материалы, я обозвал их сталинскими последышами и ушел пить чай.

Второй большой конфликт возник у меня из-за машинописного экземпляра книги воспоминаний моего друга Василия Новобранца "Записки разведчика", с его дарственной надписью. Когда я потребовал объяснить, почему эта книга изымается, мне показали в авторском предисловии следующую фразу: "Сталин умер, но посеянные им ядовитые семена продолжают давать ростки". После этого я отказался участвовать в обыске, т.к. изымаются документы, изъятие которых не предусмотрено постановлением об обыске... Я попросил жену дать мне подушку и ушел спать в дальнюю комнату. Но спать мне не пришлось.

Началась какая-то тревога и по отдельным доносившимся до меня возгласам я понял, что бежал Мустафа. Жена моя, воспользовавшись толчеей, дала Мустафе одеть на себя две пары теплого белья и теплую верхнюю одежду. Наши ребята заблокировали подход КГБистам к кухне, из окна спустили бельевую веревку, а по ней спустился Мустафа. К сожалению, приземлился неудачно. При приземлении раздробил пяточную кость на левой ноге. Из-за сильной боли присел на левую ногу. Поза получилась, как для стрельбы с колена. КГБист, наблюдавший за нашей квартирой со двора, увидел в этой позе опасность для себя и бросился удирать. Воспользовавшись этим, Мустафа с поврежденной ногой пересек Комсомольский проспект, квартал домов на противоположной стороне, выбежал на Фрунзенскую набережную и взял такси. Но уехать не успел. Подбежала погоня. Мустафа еще успел объяснить сбежавшейся публике, кто он такой, но дальше боль лишила его силы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});