И.П.Павлов PRO ET CONTRA - Иван Павлов

* Конради Г. П . Интервью, записанное Ю. А. Виноградовым 18 июня

1969 г. В «Русском уме» (1918) Павлов снова охарактеризовал Ни

колая II «вырожденцем» [16, л. 18].

** Об одобрении Павловым признания ИЭМом нового правительства см.

[18, л. 11 об.].

*** Фраза из резолюции, принятой Академией наук и вскоре одобрен

ной ИЭМом [19, л. 288]. Павлов и большевики 691

Революция вскоре коснулась семьи и самого Павлова. Один из его сыновей, Всеволод, офицер, сообщал своим родителям с фронта об унижении офицеров и об «анархическом урагане», пожиравшем армию [21]. Вскоре он присоединился к «белому движению». Другой сын, Виктор, отправился в таинственную поездку на территорию, занятую белыми, и, заразившись по до роге тифом, скончался *. Во время «красного террора» 1918— 1920 гг. ВЧК несколько раз производила обыски в доме ученого и на короткое время арестовала и Павлова, и его старшего сына Владимира **. Политических арестов не избежало и ближайшее окружение Павлова, включая его друга, бывшего директора ИЭМа С. М. Лукьянова ***.

Гражданская война между красной и белой армиями (1918— 1921) сделала условия жизни на всей территории России ката строфическими, очень трагично они сложились и в «голодном Петрограде» ****. Жизнь петроградских ученых стала невыно симо тяжелой. Правительство большевиков, само на грани вы живания, почти не выделяло средств на поддержание научного сообщества, которое, по его мнению (не лишенному оснований), было политически враждебным. Из своей просторной квартиры академического дома на 7й линии Васильевского острова Пав лов видел бедственное положение русской ученой элиты. Два академика, жившие в том же доме, умерли от холода и голода: другие беспомощно наблюдали, как коммунистические власти подселяли в их квартиры жилтоварищей *****. Павлов сам за нимался поиском дров и кормил семью с огорода, устроенного

* Виктор вез с собой письмо от Совета Народных Комиссаров, удо

стоверявшее, что он занимается сбором продуктов для своего отца,

«гордости русской и мировой науки» [22, л. 8]. В своих мемуарах

М. К. Петрова намекает, что Виктор намеревался присоединиться к

белой армии [15]. Г. А. Билов, который встретил Виктора на желез

нодорожной станции, утверждает, что он собирался лишь продол

жить научную работу вместе с членами факультета Новороссийского

университета (из интервью с Биловым, записанного Ю. А. Виногра

довым в октябре 1967 г.).

** Рассказ об обыске в доме Павлова, который закончился арестом

Владимира, см. [17, л. 380].

*** Лукьянов был арестован в ноябре 1919 г. [23, л. 21]. О других арес

тах в ИЭМ см. [24]. **** СанктПетербург был переименован в Петроград в 1914 г., в Ленин

град — в 1924 г. и в СанктПетербург — в 1991 г. ***** О возмущенной реакции президента Академии наук см. его письмо

в Народный комиссариат просвещения в марте 1919 г. [25, л. 448]. 692 Д. ТОДЕС им на территории Института экспериментальной медицины. Его Нобелевская премия была реквизирована, так же как и золотые медали, которые он получил в Петербургском университете и Академии наук.

К 1918 г. работа в лабораториях Павлова практически оста новилась, прекратились находящиеся на взлете исследования по условным рефлексам. Число ассистентов, собак и количество продовольствия для тех и других сократились до минимума. Он жаловался одному из коллег на то, что его лаборатории не могут больше обеспечивать демонстрации опытов на лекциях, не гово ря уже об исследованиях. «Работа почти совсем прекратилась, — писал ученый, — а приближается мрачная и холодная зима. Све чей и керосина нет, и электричество подается на ограниченное количество часов. Плохо, очень плохо. Когда же наступит пово рот к лучшему?» [26, л. 7—8].

Павлов выразил свое отношение к революции большевиков в том же году в серии публичных лекций. Названные «Об уме вообще», «О русском уме» и «Основа культуры животных и че ловека», эти лекции, в основу которых были положены его ис следования по условным рефлексам, объясняли национальную трагедию России слабостью «русского типа». Их тон очевиден из вступления к его первой лекции: «Если я, в теперешнем своем виде, никогда не певший, никогда не протягивавший голос для пения, никогда пению не учившийся, — воображу, что я обла даю приятным голосом и что у меня исключительное дарование к пению, — и начну угощать моих близких и знакомых ариями и романсами, — то это будет только забавно. Но если целый на род, в своей главной низшей массе недалеко отошедший от раб ского состояния, а в интеллигентских слоях большею частью лишь заимствовавший чужую культуру, и притом не всегда удачно, народ, в целом относительно мало давший своего само стоятельного и в общей культуре, и в науке, — если такой народ вообразит себя вождем человечества и начнет поставлять для других народов образцы новых культурных форм жизни — то мы стоим тогда перед прискорбными, роковыми событиями, кото рые могут угрожать данному народу потерей его политической независимости» [27, л. 1—1 об.].

Он относил эти «прискорбные, роковые события» — включая Февральскую и Октябрьскую революции, позицию Троцкого в мирных переговорах с Германией и распад Российской импе рии — на счет фундаментальной слабости «русского ума». Рус ские не были реалистами, настаивал Павлов; они были склонны Павлов и большевики 693 к экстремальным обобщениям, пренебрежению фактами и отсут ствию дисциплины.

Наглядным примером, по мнению ученого, был большевизм. В то время как европейские социалдемократы резонно стреми лись защищать интересы рабочих, русские социалдемократы довели это до диких крайностей и абсурда: «Мы загнали эту идею до диктатуры пролетариата. Мозг, голову поставили вниз, а ноги вверх. То, что составляет культуру, умственную силу нации, то обесценено, а то, что пока является еще грубой силой, которую можно заменить и машиной, то выдвинули на первый план. И все это, конечно, обречено на гибель как слепое отрицание дей ствительности» [16, л. 13 об.—14].

Ссылаясь на лабораторные эксперименты с собаками, Павлов утверждал, что «правильное соотношение с окружающим ми ром» требует равновесия между «возбуждением, или свободой в широком смысле», и «торможением, или дисциплиной, уздой» [8, л. 24]. Англичане и немцы представляют модель такого ба ланса, а русским всегда не хватает дисциплины. Результаты этого были особенно драматичны «в наше революционное вре мя».

«Это великолепная и ужасная иллюстрация. Что такое рево люция вообще? Это есть освобождение от всех тормозов, о кото рых я говорил, это есть полная безудержность, безуздность. Были законы, обычаи и т. п. Все это теперь идет насмарку. Старого не существует, нового еще нет. Торможение упразднено, остается одно возбуждение. И отсюда всякие эксцессы и в области жела ния, и в области мысли, и в области поведения».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});