Белые пешки - Екатерина Звонцова

исправлять. Лучше не будет.

Правило четвертое: посторонним В. То есть Welcome. Хотите добавить от себя пару строк? Присоединяйтесь!

Тетрадь в темной шершавой обложке лежала в дупле большого, слегка обугленного дуба. Она пахла клеем и старой бумагой. Листы – широкие, клетчатые, с нерасчерченными полями – пустовали. Почти все.

Снова.

04.07.2007. Максим Гордеев

– А все потому, – назидательно сказал мне Зиновий, мешая в стакане дешевую бесхитростную «Кубу Либру», – что «Бараний клык» – нервный узел мира. Так и записывай, умник. Прекрасное начало для вашей повести, или что у вас там? Вон, смотри, какая красота, будто и не было дурацкого пожара. Запомни, парень. Здесь все и всегда будет так. Тихо, как в океанской бухте. Кстати, сколько океанов ты проплыл, пока служил? Ни одного? Досада…

Макс поставил стакан на стойку и снова взялся за ручку. В самом шумном и странном баре Белорусского вокзала еще пахло краской: здание недавно реставрировали. Этот внезапный пожар был только частью явно не случайной цепочки поджогов; с вокзалом загорелись объекты по всему городу. К счастью, все обошлось. Никто даже не погиб – редкость для московских несчастий.

Макс и его друзья любили «Бараний клык» с девятого класса. Походы к Зиновию стали традицией для них – компашки «малявок», которым больше нигде не наливали и вечно требовали паспорта.

– Зато было много другого интересного, – сказал Макс.

– Не жалеешь, что пошел?

– Наоборот! Голова проветрилась. И мышцы во какие! И идей уйма! Во-первых, смешной фэнтези-роман про гномов-пиратов, во-вторых, сборник бытовой короткой прозы про то, каково вообще на флоте новобранцам, в-третьих, про Петра I и Либерталию…

– Куда летишь, Хрененгуэй? А как же тетрадка? – Бармен ткнул толстым пальцем в страницу, открытую перед Максом.

– Мы все успеем. Не сомневайся.

Что-то странно я начал, но отброшу-ка писательскую неуверенность, хрен бы с ней! И так она проела мне плешь в прошлом году. Начну по-другому, как советовала мне моя подруга Саня (Пушкина, между прочим!). Привет, тетрадка! Я – Макс. А где-то здесь рядом рассыпались мои отвязные друзья. И теперь мы будем тебя вести, что бы это ни значило. А еще мы назвали тебя Сокровищем. Скажи спасибо, что хоть не Прелес-стью!

Вообще мы хотели начать что-то типа «коллективного дневника для потомков» еще в том году, когда оканчивали школу – ну, я хотел, по тем дурацким причинам, по которым некоторые семейные пары ходят к психотерапевту. С терапией в итоге не сложилось, вместо этого я ушел в армию, и ребята не стали без меня ничего начинать. Пока меня не было, многое изменилось, но идея осталась.

Более мелкий я начал бы с пространных попыток описать всех участников данной оргии, прости господи. Крепкие кулаки, восхитительные волосы и попу Ники – оперативницы из ОВД; ведьминские замашки и модные черные кружавчики Марины – стервозной версии той самой Мартиши Аддамс; безумные и гениальные картины, а заодно джедайскую косичку Дэна, самого ангелоподобного в команде. Я бы спел дифирамбы рыжему татуированному Левке – потому что он крутой фармацевт и будущий преемник большой корпорации. А еще обязательно вспомнил бы Крыса – не менее крутого реаниматолога, он во Францию свалил, но мысленно с нами. И той самой Сане нашлось бы место, потому что она пишет крутые тексты, и ее внезапному парню-астроному Миро, который абсолютно на голубом глазу (ха-ха, у него, кстати, голубые глаза!) однажды пришел к нам и просто, как в детстве, заявил: «Я тоже хочу с вами дружить». И конечно, я бы растекся мыслью по древу, описывая Аську, мою девушку. Ладно… мою бывшую девушку. Которую «бывшесть» не делает менее крутой.

Ого! Смотрю на этот сумбурный поток блуждающих деталек и резко понимаю, что мне нравится, никакого синдрома самозванца в духе «Ты ж писатель, ну хоть претендуешь, пиши чище и не смей тут про какие-то попы, косички и прочее!» Похоже, я правда здорово вырос над собой за этот год, был-то просто ад какой-то. Мда. Вот об аде – или, если точнее, о лимбе – наверное, я написать должен. Я обещал. Себе и другим.

Многого бы вот тогда, год назад, не случилось, если бы меня не шарахнул период затяжного, что называется, поиска себя, в ходе которого я не хуже Гоголя сжег старые рукописи (ОЧЕНЬ. МНОГО. РУКОПИСЕЙ!) в большой дачной бочке, а потом ушел в армию, не предупредив друзей, как настоящая свинья. Все это здорово мне аукнулось и продолжает аукаться сейчас, но это правда мне помогло, ведь я отслужил в Морфлоте и пережил пару приключений, о которых как-нибудь напишу. Да, что бы ни менялось в моей жизни, я все еще очень хочу писать книги, ну а если не выйдет – буду акулой газетного пера, поступаю ведь на журналистику. Что еще про меня?.. Один раз терял память, один раз якобы умер и долго был дураком, не умеющим ни объективно смотреть на людей, ни впускать их в свою жизнь, ни выпускать из нее, – и с этим было тяжко жить. В общем, кличку «Пэтух» заслужил целиком и полностью. А теперь радуюсь, что могу быть просто хорошим парнем в окружении таких же хороших девчонок и парней.

Удивительно, каким чудом я их не растерял. Мне ведь долго казалось, будто я их недостоин. Кто-то умнее, кто-то целеустремленнее, кто-то талантливее, богаче и притом щедрее, добрее… А чем хорош я? Ничего не находилось, все вышло так, как вышло, а хорошие качества моих друзей прошли проверку на прочность. Ну и… под занавес, уже почти когда я вернулся, Ася – моя Ася – нашла для нас обоих ответ и написала хороший-хороший текст, который нас освободил. Аська моя – сказочница, кто не знает.

Я говорю «моя», конечно, по привычке, по нежной привычке – ну и с надеждой. Не просто так мы были вместе три года, а тянулись друг к другу еще дольше, чуть ли не с пятого класса. У нас еще и были схожие проблемы с людьми, только Асёна – девочка «всех впускать, никого не выпускать», она, казалось, может найти уголок для каждого, а особенно большой угол был моим, и я стал от этого… зависим? Но вот я вернулся и застал ее совсем другой – без длинных светлых хвостиков, забросившей все, чем мы занимались вместе, и очень печальной. Когда мы остались наедине, она тихо сказала, что совсем разучилась – а может, никогда и не умела – жить