Семь столпов мудрости - Лоуренс Аравийский

Я приехал туда после полуночи и узнал, что из Дераа только что прибыли посланцы Трада. Насир пошел к ним. Мне хотелось спать, потому что я проводил в седле уже четвертую ночь, но мой мозг не позволял мне ощутить физическую усталость, и около двух часов ночи я оседлал третью верблюдицу и поскакал против ветра по все той же тафасской дороге в Дераа.

Нури Саид со своим штабом ехал по той же дороге впереди своей пехоты на лошадях, и наши отряды двигались вместе, пока наполовину не просветлело предрассветное небо. Скоро я понял, что мое нетерпение и холод больше не позволяли мне не сдерживать верблюдицу, приноравливаясь к темпу конного отряда. Я дал ей волю – а это была моя крупная, мятежная Баха, – и она понеслась, распластываясь в полете над землей, обгоняя моих уставших попутчиков и пожирая милю за милей, так что, когда совсем рассвело, я был уже в Дераа.

Насир в доме мэра организовывал городское управление и полицию и изучал состояние города. Я ему помогал: ставил под охрану насосные станции, паровозное депо и все то, что осталось от мастерских и складов. Потом потратил целый час на разъяснение горожанам того, что они должны делать в сложившейся ситуации, если не хотят потерять город.

Я пытался выяснить, что было с генералом Бэрроу. Один солдат, недавно приехавший с запада, сказал нам, что тот был обстрелян англичанами, когда они развертывались для штурма города. Для предотвращения подобных случаев я с бедуинами из племени зааги решил подняться на Бувейб, на гребне которого была видна сильная позиция индийских пулеметчиков. Они потренировались в стрельбе из своего оружия по нам, прельстившись нашим превосходным форменным обмундированием, однако вскоре показался какой-то офицер в сопровождении нескольких британских стрелков, и я с ними объяснился. Они действительно были в центре боевого развертывания против Дераа, и, пока мы вели наблюдение, их аэропланы бомбили невезучего Нури Саида на пути к железнодорожной станции. Это было ему наказанием за потерю темпа при движении из Шейх-Саада, но, чтобы их остановить, я поспешил вниз, туда, где генерал Бэрроу в машине объезжал передовые посты.

Я рассказал ему о том, что мы провели ночь в городе и что выстрелы, которые он слышал, были всего лишь стрельбой вверх от избытка радостных чувств. Он был со мною краток, но мне не было его жалко, потому что он опоздал на сутки, задержавшись для водопоя у скудных колодцев Ремта, хотя на его карте были ясно обозначены озера и река перед Мезерибом, на дороге, по которой отступал противник. Однако генералу было приказано прибыть в Дераа, и он должен был прийти туда вовремя.

Он попросил меня ехать с ним, но его лошади не выносили мою верблюдицу, так что Генеральный штаб прижался к кювету, и я спокойно проехал по освободившейся дороге. Он сказал, что должен выставить караул в деревне для поддержания порядка среди населения. Я тактично объяснил ему, что арабы назначили своего военного управляющего. По поводу колодцев он заметил, что его саперы должны осмотреть насосы, и я охотно согласился на эту помощь. Мы разожгли топки котлов паровых насосов, намереваясь начать поить его лошадей. Он фыркнул по поводу того, что мы чувствовали себя здесь как дома, и заявил, что берет на себя ответственность только за железнодорожную станцию. Я указал ему на паровоз, двигавшийся в сторону Мезериба (где наш маленький шейх предотвратил подрыв турками моста в Тель-эль‑Шехабе, ныне ставшем арабской собственностью), и просил проинструктировать его караульных не вмешиваться в наши дела.

Он не получал никаких приказаний в отношении статуса арабов. Клейтон оказал нам эту услугу, полагая, что мы заслуживали того, на что претендовали, поэтому Бэрроу, пришедшему сюда с уверенностью в том, что они завоеванный народ, и даже удивленному моим допущением того, что он являлся моим гостем, не оставалось иного выбора, как в дальнейшем исходить именно из этого своего статуса. В эти минуты моя голова работала на полной мощности над нашим взаимным поведением, чтобы предотвратить первые фатальные шаги, которыми лишенные воображения британцы из самых прекрасных побуждений на свете обычно парализовывали чувство естественной дисциплины и создавали положение, требовавшее многолетней агитации и последовательных реформ.

Я изучил Бэрроу и был готов к общению с ним. Много лет назад он обнародовал свой символ веры в страх как во всеобщий и главный мотив, побуждающий к действию на войне и в мирное время. Теперь я считал страх слабым, переоценивавшимся мотивом, не сдерживавшим, а просто стимулировавшим, ядовито стимулировавшим, каждая инъекция которого служила очередному, каждый раз более широкому усвоению системы, к которой применялась. Это провоцировала моя интуиция в отношении неизбежного. Поэтому-то я и был очень колючим и возвышенным.

Бэрроу сдался, попросив меня найти для него фураж и продовольствие. Действительно, мы скоро пришли к согласию. Когда я на площади обратил внимание генерала на небольшой шелковый вымпел Насира, выставленный на балконе обугленного губернаторского офиса с дремавшим под ним караулом, Бэрроу вытянулся по стойке «смирно» и четко отдал честь этому символу власти под одобрительный гул арабских офицеров и солдат.

Мы, в свою очередь, старались настойчиво подчеркивать свои притязания в рамках политической необходимости. Мы создавали у всех арабов впечатление, что эти индийские солдаты были гостями и что им следует позволять и даже помогать делать все, чего они пожелают. Эта доктрина поставила нас перед лицом неожиданных осложнений. Так, например, в деревне исчезли все цыплята, а трое конных индусов стащили с балкона вымпел Насира, пытаясь снять с его изысканного древка серебряные украшения и наконечник. Все это подчеркивало резкий контраст между английским генералом, отсалютовавшим арабскому флагу, и солдатами-индусами, занимавшимися грабежом, контраст, способствовавший окрашенной расовыми чувствами недоброжелательности арабов к индусам.

Тем временем мы захватывали все больше и больше турецких солдат и оружия. Пленных насчитывались уже тысячи. Некоторых мы передавали англичанам, и тогда их учитывали для статистики повторно, большинство же разместили на постой по деревням. Новости о полной победе дошли до Азрака. Днем позже приехал в своем «воксхолле» Фейсал, в сопровождении вереницы наших броневиков. Он обосновался на станции. Я явился к нему с докладом. Когда я его закончил, комната содрогнулась от слабого землетрясения.

Глава 118

Напоивший и накормивший своих верблюдов Бэрроу должен был поехать на встречу с Чевелом под Дамаском, где они могли бы договориться о совместном вступлении в город. Он просил нас удерживать правый фланг, что меня устраивало, потому что там вдоль Хиджазской железной дороги действовал Насир, сокращавший численность главных сил отступавших турок, непрерывно атакуя их днем и ночью. Мне все еще предстояло сделать многое, а для этого следовало остаться в Дераа на следующую ночь, наслаждаясь покоем, наступившим после ухода войск. Станция находилась на границе открытой местности, и расположившиеся вокруг нее индусы раздражали меня своей неприкаянностью. Сущность пустыни открывается, когда едешь по ней в одиночестве, как сын дороги, отрешившийся от всего мира. Эти отряды, похожие на отары медлительных овец, казались недостойными привилегии находиться в необъятном пространстве.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});