Всё о современной рыбалке. Полная энциклопедия - Алексей Горяйнов

Сушняка было много. Костер горел ярко. Клонило ко сну. Вздремнул, сидя на поваленном стволе ели. Когда очнулся, угли едва теплились. По ночам еще сильно подмораживало, и я здорово промерз. Испугавшись, что огонь снова не удастся разжечь, побежал ломать тонкие сухие ветки. Костер, однако, быстро вспыхнул с новой силой.

Где-то страшно ухала и хохотала ночная птица, прогоняла сон. Вскипятив в маленьком котелке воды из талого снега и напившись чая, пошел смотреть снасти. Но тут обнаружил, что фирменный фонарик едва светит. Вероятно, ночью я случайно нажал на переключатель и от бесполезной работы батарейки сели. Постучав их друг о друга, добился тусклого луча.

Вот и знакомая коряга-рогатка. Она вызвала ассоциацию с латинской буквой Y. «Y-виктория. Значит, будет победа моих замыслов. Радость промелькнула и улетела… — Где-то рядом должна быть первая жерлица. Вот она. Флажок поднят». Я нагнулся, резко подсек. Леску потянуло из рук, рыба ходила крупная. Но двухкилограммового судака вытащил довольно легко, ночью рыба меньше сопротивляется. «Ух ты! Вот это улов!»

Малек у меня в кане еще был, но я не торопился наживлять тройник, нужно было посмотреть, что там с другими жерлицами. С трудом отыскал в потемках другую жерлицу. Ого, и здесь флажок сработал! Повозившись с упирающейся рыбой, на сей раз вытаскиваю крупную, килограмма на три, щуку. Не зря говорят, что самые крупные зубастые берут ночью. Матерая, словно ожившее бревно-обрубок, в отчаянье подпрыгивает на льду.

Опять ищу жерлицы, но их с таким фонариком трудно обнаружить. Чувствую, что забрал далеко влево. Возвращаюсь к вилкообразной коряге. Потом, примерившись, побрел к берегу. А там, взяв перпендикулярную линию, нахожу одна за другой сразу две жерлицы. На одной что-то есть. Опять судачок! На этот раз килограммовик. Остальные пять жерлиц не сработали — они стояли на слишком большой глубине. Позже, анализируя свою ночную вылазку и руководствуясь картой водоема, выяснил для себя, что все сработавшие жерлицы стояли по урезу русла на перепаде глубин в 4–6 м.

Когда взошло солнце, около коряжины-рогатки напал на стаю увесистых окуней и быстро натаскал их с десяток. До полудня на жерлицы взял еще одну крупную щуку. А в час мне уже кричали с того берега. Стало ясно, что я сильно затянул с рыбалкой.

Вернувшись на базу с мешком рыбы, увидел скучающих друзей. Сидя на крылечке, они курили, и лица у них были кислые-прекислые. Я сразу не показал им мешок, а спрятал его за деревьями. Ребята стали упрекать меня за долгое отсутствие, а я торжествующе молчал.

— Ну, как? — наконец спросил Димон. — Было что?

— А у вас?

— У нас так же глухо, как и вчера. Только мелочовки килограмма по три надрали…

Я молча пошел за мешком и вывалил перед друзьями на снег свои трофеи.

— Ну, как рыбки? — улыбнулся я.

Несмотря на то что Роме и Диме завтра надо было выходить на работу, они стали думать, нельзя ли каким-то образом остаться еще на денек, чтобы половить на том берегу…

Рекордная белуга

На судоремонтном заводе любителей рыбалки хоть отбавляй. А у моего приятеля Анатолия в бригаде одни спорщики, любят поболтать о снастях, о трофеях, и все сводится к одному — кто на прошедшей рыбалке самую большую рыбу поймал. Бывает, не на шутку разойдутся, слышишь: «Разбивай, сто баксов ставлю!» Кто-то замечает: «Но это половина твоей зарплаты». — «Все равно спорим, что я первый по крупняку сегодня». И так уж Анатолию всегда везло, что какую бы крупную рыбу кто ни ловил, а он в этот день поймает еще больше.

У Анатолия шестиметровый ял с мотором, и, когда я отдыхал в Севастополе, он частенько брал меня с собой на рыбалку. Однажды мы вышли в море втроем — с нами увязался шурин Анатолия — Михалыч, имевший какое-то отношение к местной рыбинспекции…

У нас с Анатолием была любимая подводная «баночка» в стороне от города и в полумиле от берега, возле которой хорошо ловилась любая рыба. В этот день, вооружившись длинными поплавочными удочками с глухой чувствительной оснасткой, мы отправились туда ловить барабульку. С моря дул сильный ветер, и, чтобы ял меньше болтало, мы шли галсами, подставляя ветру то нос, то корму. Мы немного припозднились — видно было издалека собравшуюся над банкой плотную группу лодок, а тут еще Михалыч, показывая рукой в сторону горизонта на какое-то белое пятно в волнах, стал отвлекать капитана расспросами, что бы это могло быть, да не подплыть ли нам посмотреть.

— Да дрянь какая-то плавает, — отвечал Анатолий, — пакет, видно.

— Нет, не пакет, а вроде как птица какая на воде распласталась, белая. Может быть, чайка? Возьми поближе, — попросил Михалыч.

— Что-то таких огромных птиц я не знаю, — вставил я свое слово, продолжая напрягать зрение.

Мы еще много спорили, что бы это могло быть, приближаясь к непонятному предмету на малых оборотах двигателя, как вдруг чуть ли не одновременно ахнули: «Рыба! Огромная!» А Анатолий опасливо спросил:

— А это не акула, хлопцы? Я хоть сам и подводник, но акул боюсь.

— Откуда в Черном море такие акулы? — успокоил я его. — Тем более она кверху брюхом лежит.

Подошли еще ближе и, наконец, смогли разглядеть как следует громадную белугу. Она лежала на боку, и этот бок высоко выпирал над водой, а ее жирное белесое брюхо и фиолетово-серые бока с рядами огромных жучек производили сильное впечатление. Голова была притоплена.

— Вот это да! — воскликнул я. — Больше твоего яла.

— Метров шесть с половиной, — подтвердил Анатолий. — В моем яле ровно шесть метров.

— Да таких белуг не бывает!.. — прохрипел Михалыч. — Я сроду таких не видел.

— Как у Кузьмы Пруткова сказано: не верь глазам своим, — сказал капитан и добавил: — Глушеная, видно, недавно учения где-то были.

— Дохлая, — сказал Михалыч.

— Нет, кажется, шевелит жабрами, — возразил Анатолий.

— Это волнами ее шатает. Ты на ее глаз глянь — мутный. Давно откинулась, — настаивал на своем Михалыч. Потом он перебрался на корму, чтобы лучше рассмотреть находку, и вдруг согласился: — Не, жабры розовые, похоже, и впрямь, еще живая. Ну, хлопцы, повезло нам — икру теперь будем хавать всю зиму, а что не схаваем, то понадкусаем. Давай, суй ей канат через рот, а кошку закрепи за жабрами.

— Так это ж браконьерство, Михалыч! — возразил Анатолий.

— Какое браконьерство? — возмутился собеседник. — Я что, теперь должен кинуть все это добро, чтобы оно дохло и пропадало? Я, между прочим, при исполнении. А куда, скажут, глядит наша рыбинспекция? Сдадим официально по акту на рыбозавод, ну и нам, конечно, что-то перепадет.

— Да нам-то чего надо! — как-то неопределенно с отчаяньем в голосе ответил Анатолий. — Что мы, икры не ели? — Он сделал паузу, оглядев нас из-под моряцкой фуражки, и добавил язвительно: — Ладно уж, для ридной Украины так и быть пострадаю. Эх, пропала рыбалка! — И с этими словами он отвязал от носа яла тридцатиметровый линь с кошкой, служившей для крепления к бую во время рыбалки, и стал продевать свободный конец через громадный рот рыбы, засунув в него руку по самые плечи.

Взяв рыбу на буксир, мы медлено-медлено стали продвигаться в сторону берега. Шли строго от ветра, чтобы волной не заливало присевшую корму, и неминуемо должны были пройти мимо нашей заветной баночки. Понемногу силуэты рыболовов в лодках стали проясняться. Уже было отчетливо видно, как успешно они орудуют удочками. Барабуля шла крупная.

Не доходя до рыболовов, Анатолий переключил мотор на холостые обороты, но он — чих-пых, и заглох. Повозившись с движком и пошарив по лючкам, Анатолий доложил:

— Приплыли, опять какой-то мерзавец бензин слил на стоянке. Придется у рыбачков просить, должны выручить.

Нас несло по инерции вперед, но немного в сторону от рыболовов, и когда мы поравнялись с ними, то и белуга оказалась рядом — тут, видимо, сказался закон физики, ведь масса ее тела была больше массы яла, а обтекаемость лучше.

Тем временем Анатолий, вместо того чтобы начать с рыболовами разговор о бензине, не подумав, крикнул им в шутку:

— Эй, ребята, мы тут с Михалычем поспорили, он говорит — это акула…

Мы ожидали ответа, но неожиданно для нас рыболовы засуетились, подняли якоря, покидали в лодки свои снасти, и как-то враз место над банкой опустело.

— Эй, куда же вы, я пошутил, — кричал им вдогонку Анатолий, но его никто и слушать не хотел.

— Это даже к лучшему, что они убрались, — сказал Михалыч, — вон у них тут буй, надо как-то до него дотянуться. У тебя еще веревка есть?

— Есть.

— Привяжем белугу к бую, а сами на веслах к берегу, ребята мои на мощном моторе ее вмиг притянут, — последние слова Михалыч говорил уже без энтузиазма, но продолжал вглядываться в морду рыбы.

— Михалыч, что вы все любуетесь ею, — сказал я несколько с раздражением, справедливо считая его виновником того, что увлекательная ловля барабули не состоялась.