Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

Тайра последовала за псами, окликая их, плюясь и содрогаясь, наполняя адскую свору исступленной яростью, и страх, который пустил было во мне корни до самой холодной земли, прошел. Я крикнул своим людям, чтобы они шли за Тайрой.

Эти гончие были ужасными тварями. Этакими злобными созданиями из мира хаоса, обученными убивать, и Тайра подгоняла их высокими, воющими криками. И «стена щитов» сломалась задолго до того, как перед ней появились псы. Люди побежали, рассыпавшись по широкой вершине Дунхолма, а собаки гнались за ними.

Лишь горстка самых храбрых бойцов осталась у ворот, как раз в том месте, куда я хотел добраться.

— Ворота! — закричал я Тайре. — Тайра! Пошли псов к воротам!

Она вновь начала издавать лающие звуки, пронзительные и отрывистые, и гончие послушались ее, устремившись к укреплениям ворот. Я не раз видел, как охотники направляли гончих так же умело, как всадники направляют коней с помощью коленей и поводьев, но сам так и не научился этому искусству. Зато Тайра владела им в совершенстве.

Люди Кьяртана, охранявшие ворота, сопротивлялись до конца. Собаки рвали их зубами, до меня доносились отчаянные вопли. Я пока не видел ни Кьяртана, ни Свена, но и не искал их. Я лишь хотел добраться до больших ворот и открыть их для Рагнара. Поэтому мы последовали за собаками, но потом один из всадников пришел в себя и закричал испуганным людям, чтобы те окружили нас сзади. Этот всадник был крупным человеком, в кольчуге под грязным белым плащом. Шлем с окаймленными бронзой дырами для глаз скрывал лицо, но я не сомневался, что это Кьяртан.

Он погнал своего коня вперед, и десяток людей последовали за ним, но Тайра издала несколько коротких, затихающих рулад, и десять гончих повернулись, чтобы помешать всадникам. Один конник, отчаянно стремясь избежать нападения псов, повернул лошадь слишком быстро, и та упала, растянувшись в грязи, дрыгая ногами. Полдюжины гончих набросились на брюхо упавшей лошади, в то время как остальные перепрыгнули через нее, чтобы сожрать вылетевшего из седла всадника. Я слышал предсмертные вопли этого человека, видел, как один из псов заковылял прочь — его лапу перебило копыто отчаянно бьющейся лошади. Бедняга издавала ужасные звуки.

Продолжая бежать сквозь струи дождя, я увидел копье, полетевшее вниз с укреплений. Воины, что стояли на крыше надвратных укреплений, пытались остановить нас с помощью копий. Они метали копья и в собачью стаю, которая все еще рвала на части остатки павшей «стены щитов», но гончих было слишком много.

Теперь мы находились уже недалеко от ворот, всего в двадцати или тридцати шагах. Тайра и ее гончие перевели нас целыми и невредимыми через вершину Дунхолма, что повергло врагов в полнейшее замешательство. Но потом всадник в белом плаще, чья густая борода торчала из-под края шлема, спешился и крикнул своим людям, чтобы те прикончили собак.

Воины вновь выстроили «стену щитов» и напали. Они держали щиты низко, чтобы не подпускать псов, и убивали их копьями и мечами.

— Стеапа! — закричал я.

Тот понял, чего я хочу, и проорал остальным, чтобы они шли с ним. Стеапа с Клапой первыми очутились среди собак, и я увидел, как топор великана ударил в защищенное шлемом лицо, пока Тайра посылала гончих на новую «стену щитов».

Люди спускались с бойцовой площадки, чтобы присоединиться к дикому сражению, и я знал: мы должны двигаться быстро, поскольку, прикончив стаю, люди Кьяртана примутся за нас.

Я увидел, как одна гончая высоко подпрыгнула и вонзила зубы в лицо человека: тот страшно завопил, но и собака взвыла, получив меч в брюхо. Тайра визжала на гончих, а Стеапа сдерживал центр вражеской «стены щитов». Но все это продлится лишь до тех пор, пока фланги не сомкнутся. Через одно или два биения сердца крылья «стены щитов» сложатся вокруг моих людей и собак и прикончат их.

Поэтому я побежал к арке ворот. Эту арку не защищали с земли, но у воинов на укреплениях все еще имелись копья. А у меня был лишь щит убитого, и я молился, чтобы он оказался прочным. Я поднял щит над своим шлемом, вложил в ножны Вздох Змея — и побежал.

Тяжелые копья обрушились на меня сверху. Они ударяли в щит, расплескивали грязь, и наконец два копья пробили липовые доски. Я почувствовал удар по левому предплечью, щит становился все тяжелее и тяжелее — копья тянули его вниз. Но потом я очутился под аркой, в безопасности.

Собаки выли и дрались. Стеапа дразнил врагов, призывая их с ним сразиться, но люди Кьяртана его избегали. Я видел, как крылья «стены щитов» смыкаются, и знал, что мы погибнем, если я не открою ворота.

Я увидел, что потребуется освободить обе руки, чтобы поднять огромный засов, но одно из копий, застрявших в моем щите, пробило кольчугу на левом предплечье, и я не смог вытащить это копье. Поэтому я пустил в ход Осиное Жало, чтобы срезать со щита кожаные петли-рукояти. Тогда я сумел выдернуть наконечник копья из кольчуги и руки. На кольчужном рукаве виднелась кровь, но кость не была сломана. Я поднял громадный засов и оттащил его от ворот.

Потом я толкнул створку наружу — и увидел Рагнара и его людей в пятидесяти шагах от крепости. Они радостно закричали при виде меня и побежали вперед, подняв щиты, чтобы уберечься от копий и боевых топоров, летевших в них с укреплений. А потом выстроили «стену щитов», все удлиняя ее и обрушивая свои клинки и свою ярость на удивленных людей Кьяртана.

Так был взят Дунхолм — неприступная скалистая крепость, стоящая в изгибе реки.

Несколько лет спустя некий скальд в Мерсии, желая польстить мне, спел песню о том, как Утред Беббанбургский в одиночку взобрался на утес, где стояла крепость, и пробился сквозь две сотни вражеских воинов, чтобы открыть высокие ворота, которые охранял дракон. То была прекрасная песнь, воспевавшая работу меча и воинскую доблесть, но рассказ о моих подвигах был полной чушью. Нас было двенадцать человек, и очень много для победы сделали собаки, а Стеапа довершил остальное. И если бы Тайра в нужный момент не вышла из дома, в Дунхолме, возможно, и по сей день правили бы потомки Кьяртана.

Но и когда ворота были открыты, бой не кончился: враги все еще превосходили нас числом, однако у нас, в отличие от Кьяртана, имелись уцелевшие собаки. Рагнар провел свою «стену щитов» в крепость, где мы и сразились с ее защитниками.

То был славный бой: одна «стена щитов» против другой. Гремели, сталкиваясь, щиты, и слышались выкрики, что издавали воины, колющие противников короткими мечами или поворачивающие копья в животе врага. Хватало и ужасов: кровь, дерьмо и кишки выплескивались прямо в грязь.

«Стена щитов» — то место, где легко умереть и попасть в песни скальдов.

Я присоединился к «стене» Рагнара, а рядом со мной Стеапа, подобравший щит разодранного гончими всадника, прокладывал себе путь огромным боевым топором.

Перешагивая через мертвых и умирающих собак, мы двигались вперед. В такие моменты щит становится оружием, его большой медный умбон бьет, как дубина, и отгоняет врага назад, а когда тот спотыкается, надо быстро приблизиться, тыча клинком вперед, а потом перешагнуть через раненых и позволить тем, кто стоит за тобой, убить их.

Обычно проходит совсем немного времени, прежде чем одна «стена щитов» ломается, и строй Кьяртана сломался первым. Он попытался ударить нас с флангов и послал своих людей в обход, чтобы те зашли нам в тыл, но уцелевшие гончие охраняли нас, а Стеапа размахивал топором, как безумный. Этот великан так легко прорвал линию врагов, словно это было плевым делом.

— За Уэссекс! — все время кричал он. — За Уэссекс!

Видно, ему казалось, будто он сражался за Альфреда. Я находился справа от него, а Рагнар — слева, и на нас обрушивался настоящий дождь стрел, когда мы следовали за Стеапой сквозь «стену щитов» Кьяртана. Мы прошли прямо сквозь нее, так что перед нами уже не осталось врагов, и прорванная «стена» сломалась — люди обратились в бегство.

Тот человек в белом плаще и впрямь оказался Кьяртаном. Он был здоровяком, почти таким же высоким и сильным, как Стеапа, однако его крепость пала. Кьяртан закричал своим людям, чтобы те выстроили новую «стену щитов», но некоторые его воины уже сдавались.

Обычно датчане нелегко сдаются, но сейчас они поняли, что сражаются с другими датчанами, и рассудили, что уступить такому врагу не стыдно. Некоторые бежали через ворота возле колодца, и я пришел в ужас, подумав, что там могут найти и схватить Гизелу. Но женщины, которые пришли туда за водой, защитили ее. Они тесно сгрудились внутри маленького палисада колодца, и охваченные паникой воины промчались мимо них, направляясь к реке.

Однако не все наши враги запаниковали и сдались. Несколько человек собрались около Кьяртана и сомкнули щиты, ожидая смерти. Кьяртан, несмотря на всю свою жестокость, был человеком храбрым. Чего никак нельзя сказать о его сыне Свене. Он командовал гарнизоном на надвратных укреплениях, и почти все его воины, за исключением двоих, бежали на север.