Котик для сильной и независимой (СИ) - Вада Маричка

Про связь они не подумали. Было бы легко сейчас передать капитану, где следует ожидать Верненна. Но раз такой возможности нет, Морган сам поспешил в точку назначения. Дверь в железный комплекс оказалась заперта.

Катар огляделся и увидел небольшую трубу, которая вела к воздуховоду. Забрался на неё и уже поверху попал в само здание. Огромная, заброшенная давно лавочка торговца древнеземлянскими, еще рукописными книгами и комиксами. Проржавевшие прилавки валялись вдоль стен, где перевернутые, где с выбитыми стеклами. На полу разбросанные листы, порванные антикварные ценности, пожелтевшие от времени. На стенах вывешены огромные рекламные мониторы, но в выключенном состоянии. И ни души. Только темнота и пыль, которая врезалась в мозг и заставляла чихать, не хуже капитанских дорогих духов.

Зачем пирату понадобилось заманивать сюда капитана, осталось загадкой для Моргана, но на всякий случай, он был готов к любой неожиданности. Занял незаметную позицию наверху, приготовил бластер и сверился с маячком. Догадки его оказались верны, ещё один круг и Верненн приедет сюда.

Дверь отворилась и впустила в помещение спидер с пиратом. Он остановился посреди торгового зала и неотрывно следил за входом. Морган на всякий случай перепроверил периметр. Нет, кроме пирата никого тут нет. Если это и засада, то непонятно какого толка. Может быть, сюда следом нахлынут наёмники? Тогда Морган подхватит капитана наверх, и они выберутся по воздуховоду, не проблема. Или Мурси сама испепелит их всех, как только её триггернет хорошенько.

Наконец, в распахнутую дверь вбежала запыхавшаяся капитан. Она остановилась на пороге, руками облокотилась о свои колени и попыталась отдышаться.

— Ну, ты и мурло! — Мурси прервалась и сделала глубокий вдох. — Кворч недобитый!

— Прости малышка Мо, ничего личного, — прошептал Верненн и нажал на пульт дистанционного управления. Сердце Моргана ёкнуло, о возможном минировании помещения он и не подумал. Но вопреки ожиданиям, заработали мониторы. — Меня попросили, я сделал. Хотя да, вру, это личное! Наконец, перестану плохо спать, зная, что ты больше не охотишься за мной.

— Волколак сутулый! — закричала Мурси, поднимая руки перед собой и собираясь атаковать. — Думаешь бессмертный штоле?

— Пофиг, — Верненн вновь завел байк. Словив молнию в спину, он добавил скорости и с грохотом въехал в соседнюю комнату. Мурси рванула за ним. Катар последовал по трубам, стараясь не отставать.

Спидер пирата въехал в просторный, бывший выставочным, зал. По стенам его так же были развешены огромные экраны, на которых уже вовсю крутились жестокие пытки. Окровавленные девушки, совсем юные, дети, парни, даже старики. Каждый монитор транслировал такую жуть, что Морган зажмурился, почувствовав подступившую к горлу тошноту. Из репродукторов доносились душераздирающие крики жертв.

— Моё дело сделано! — зло ухмыльнулся Верненн и исчез в люке в полу, который тут же затворился, оставляя Мурси растерянно вертеться на одном месте. Взгляд капитана блуждал по изображениям, сквозь тонкую курточку было видно её сердцебиение, а дыхание со свистом вырывалось наружу.

— Что? — только и смогла произнести она.

Катар оглядел комнату, слабо освещенную отсветом экранов. Вдоль стен, по углам, вместо декора были впаяны энергофокусирующие кристаллы. На маленьких пьедесталах стояли электронные устройства, похожие на ловушки из института на Фортуне только большего размера. Морган моментально догадался, к чему всё ведёт. Если Мурси сейчас выйдет из-под контроля и начнет искриться, то они поглотят всю её Силу. Именно это и задумали те, кто готовил ловушку.

— Капитан! — окликнул сверху Морган, но Мурси уже никак не отреагировала, продолжая беспомощно озираться по сторонам. Боль и ненависть исказили её лицо. Катар спрыгнул и подбежал. — Мурсик, послушайте меня.

Капитан не обратила на него внимания. Она вообще смотрела неотрывно на экраны, всё больше переполняясь ужасом. Морган почувствовал этот мрак и безысходность, что засасывали её душу, мучали чувством упущенной возможности, опустошали. На секунды поддавшись её ауре, он и сам захотел разорвать свою грудь, вынуть сердце и осветить дорогу жертвам жестокости в лучший мир — мир без боли и страдания. Если бы он только мог что-то сделать! Если бы только выпала ему возможность помочь этим несчастным!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Морган, задыхаясь от охватившей душевной пустоты, прошептал про себя заветные слова. Здесь и сейчас! Он не может спасти тех, кто на экране. Никто им уже не поможет. Это осталось в прошлом навсегда. И теперь, зная, к чему может привести бездействие, он был готов. Его задача — не допустить этого в дальнейшем. Катар взял за плечи Мурси и встряхнул, вглядываясь в искорёженное страданиями лицо.

— Это ловушка! Вас подталкивают на энергетическую атаку, чтобы обессилить и ослабить. Поглощающие кристаллы, они повсюду! Как только вы начнете…

Мурси содрогнулась, сжала челюсть и сквозь зубы выдохнула:

— Уйдите. Я с трудом держусь, вы пострадаете.

— Нет, вы можете, Мурсик. Вы всё можете! Смотрите на меня, сосредоточьтесь на моих руках.

Капитан попыталась сфокусировать обезумевший взгляд на лице катара. Крупная капля пота стекла по лбу и разнесла громкий всплеск по всему помещению, разбившись о железный пол как раз в тот момент, когда крики жертв ненадолго стихли. И будто бы это послужило новым толчком, из репродукторов раздался отчаянный женский крик. Морган обхватил лицо капитана ладонями, прикрывая ей уши, и попытался пробиться сквозь сковавшее её отчаяние.

— Мурсик! Сосредоточьтесь на моих прикосновениях и словах. Я скажу вам, что вижу. Пришло время простить себя! Вы не всесильны! Оставьте прошлое в прошлом, — ему показалось, что взгляд Мурси сделался более осознанным, и она начала воспринимать его речь. По крайней мере, аура опустошения ослабила свои душащие тиски. — Каждый имеет право на ошибку. И за это надо уметь себя прощать. Вы же отряд всегда учили воспринимать друг друга такими, какие мы есть. С нашим несовершенным прошлым. Посмотрите, кем, благодаря вам, стал каждый из нас! Примите и вы себя такой неидеальной. Я же вас принял и пойду до конца, чего бы мне это не стоило. Катар сделал свой выбор, — губы Мурси дрогнули, но Морган отчетливо понимал, что она не до конца улавливает, о чём именно толкует ей катар. — Это нормально не знать, что делать, не уметь чего-то. Не успеть. Меня же вы за такое прощаете, хотя я всегда не к месту, всегда мимо, всегда расстраиваю вас словами и делом. Но вы прощаете! Простите и себя. Даже если вы могли что-то, но не сделали, примите! Вы итак дали этому миру больше, чем все вместе взятые канцлеры и агенты, — Мурси разжала челюсть, поникла, из её глаз потекли слезы. Морган облегченно вздохнул и прижал капитана к себе. — Всё хорошо, кошечка Муся. Всё хорошо. Я рядом. И всегда буду рядом, — поглаживал её Морган, всё крепче сжимая в объятиях. Вспомнил волшебные слова и тихонько шепнул на ухо: — Доверься мне, будь хорошей девочкой.

Мурси разрыдалась навзрыд и ответно обняла катара. Как Морган и подозревал с самого начала, эти волшебные слова вкупе с личной привязанностью убирают барьер между капитаном и её собеседником. И сейчас, услышав знакомую кодовую фразу, она позволила себе быть настоящей, не пытаясь скрыться под маской силы и надменности. Маленькая, искалеченная девочка, одинокая в бесконечно жестоком мире, на которую навешали наставники ответственность за все несчастия Галактики.

Так они и стояли, обнявшись. Морган слегка покачивался, тихо напевая старинную катарскую погребальную песню, гладя и успокаивая, а капитан выплакивала все скопившиеся за это время слёзы. Никогда она не позволяла себе такого, да и некому было. Даже Лена не понимала её боль, что уж говорить о других. А в журчащей песни Моргана было что-то такое мягкое, тянущее из бездны вверх. Можно было бы включить переводчик и понять смысл спетых слов, но именно голос Моргана и катарский диалект делали своё светлое дело, заставляли чувствовать сердцем, а не головой. «Аревуар, аревуар», — прощалась Мурси при поддержке катарского народа со своим страшным прошлым, прощалась с болью и тяжелыми воспоминаниями, прощалась с непомерным чувством вины.