Этногенез и биосфера Земли. В поисках вымышленного царства - Лев Николаевич Гумилёв

он сказал: «…силою Господнею и с помощью небесною я завоевал для вас царство»[1037]. Давая наказ Джэбэ и Субэтэю. Чингисхан говорил: «Силою Бога великого, пока не возьмёте его (Мухаммеда) в руки, не возвращайтесь»[1038] Чингисхан сказал про себя, что «дело его, словно новый месяц, возрастает со дня на день; от Неба силою всевышнего Господа нисходит божья помощь, а на земле помощью его явилось благоденствие»[1039]. Наконец, сохранился текст молитвы Чингисхана, когда он молился на вершине холма, повесив на шею пояс, развязав завязки плаща и пав на колени: «О предвечный Господь, ты знаешь и ведаешь, что Алтан-хан начал вражду… Я семь ищущий за кровь возмездия и мщения. Если знаешь, что это возмездие моё правое, ниспошли свыше мне силу и победоносность и повели, чтобы мне помогали ангелы, люди, пери и дивы»[1040]. Эти слова могли бы показаться традиционными мусульманскими обращениями к аллаху, но имя аллаха нигде не упоминается, а везде стоит персидское слово «худа», т.е. «Бог».

Но самые драгоценные сведения о наличии у монголов культа верховного единого бога берём мы из «Сокровенного сказания». Там этот бог называется Вечным Небом. Монголы различали материальное «голубое» небо от духовного «вечного» Неба[1041]. «Вечное Небо», согласно Банзарову, как мы уже видели, не было личным богом, а лишь мировым порядком.

Однако приведённые выше слова Чингисхана убеждают нас в противном. К ним можно добавить ещё ряд высказываний Чингисхана, в которых Вечное Небо выступает как податель помощи. Так, обращаясь к сыновьям, он говорит: «Вечное Небо умножит силу и мощь вашу и предаст в ваши руки Тогтаевых сыновей»[1042]. И далее: «Когда с помощью Вечного Неба будем преобразовывать всенародное государство наше…»[1043].

По словам Чингисхана, Вечное Небо требует не только молитвы, но и активности: «…ты, Джурчедай, ударил на врага. Ты опрокинул всех: и джургинцев, и тубеганцев, и дунхаитов, и тысячу отборной охраны Хори-Шилемуна. Когда же ты продвинулся до главного среднего полка, то стрелою-учумах ты ранил в щеку румяного Сангума. Вот почему Вечное Небо открыло нам двери и путь»[1044].

Как мы видим, Вечное Небо — бог, не только оказывающий помощь, но и требующий активности от своих почитателей, т.е. более активный, чем кальвинистский gott, дающий спасение по вере, без дел[1045].

На основании сказанного как будто следует признать у монголов наличие культа единого, всемогущего и активного бога. Но дело обстоит далеко не так просто.

Двуединство или дуализм?

«Сокровенное сказание» с полной определённостью сообщает нам, что Тенгри был не единственным богом монголов. Наряду с Небом упоминается Земля — Этуген. Например: «Тэмуджин сказал: мы …умножаемые в силе небом и землей, нареченные могучим Тенгри и доставляемые матерью-Землей»[1046], далее: «В кераитском походе мы, восприняв умножение сил от Неба и Земли, сокрушили и полонили кераитский народ»[1047].

Тут явный дуализм, но надо полагать, что Небо почитается больше Земли, так как Небо постоянно упоминается без Земли, тогда как Земля без Неба — никогда.

Плано Карпини сообщает, что татары через чародеев вопрошают бога Итогу, которого команы (тюрки) называют Кам[1048]. Итога, по вполне справедливой догадке Банзарова, — безусловно, монгольская Этуген, а кам — шаман. Согласно Плано Карпини, монголы этого божества боялись и приносили ему жертву. Для Этуген сооружалась «обо» (кучи камней на перевалах), причём в древности над обо совершались кровавые жертвоприношения[1049].

Не менее определённо говорит о наличии у монголов двоебожия Марко Поло: «Они (?) говорят, что есть верховный небесный Бог; ежедневно они возжигают ему курения и просят у него доброго разумения и здоровья. Есть у них бог, зовут они его Нагитай и говорят, что то бог земной, бережёт он их сынов и их скот да хлеб»[1050]. В другом месте тот же Марко Поло сообщает: «У каждого высоко на стене прибита табличка, на которой написано имя, обозначающее Всевышнего Небесного Бога. Ей поклоняются с кадилом фимиама, поднимают руки вверх и кладут земные поклоны, чтобы Бог дал хороший ум и здоровье, а другого не просят. Ниже, на полу, стоит изображение, которое зовётся Натигаем; бог земных вещей, рождающихся по всей земле. Ему придают жену, детей и поклоняются также. У него просят хорошей погоды, земных плодов, сыновей и т.п.»[1051].

Итак, достовернейший материал вошёл в противоречие со столь же достоверным. Как примирить принцип монотеизма, провозглашённый Мункэ-ханом, с принципом дуализма, зафиксированным в «Сокровенном сказании» и Марко Поло. Кажется, что здесь неразрешимая путаница. Но если мы поставим снова основной вопрос: «Какому Богу веруеши?», то получим неожиданный ответ: монголы верили в Бога по имени Хормуста.

Сходство наименований монгольского и иранского богов уже привлекало внимание историков и этнографов[1052]. Шмидт признаёт это сходство неслучайным[1053]. Ратцель также фиксирует на нём своё внимание[1054]. Термин «Хормуста» широко известен. Его употребляет Гюк в описании коронации Чингисхана[1055]. Он помещён в словарях Голстунского и Ковалевского, упоминается Банзаровым и Блоше[1056].

Банзаров не сомневается, что Хормуста и Небо — одно и то же. Чингисхана называли то сыном Неба, то сыном Хормусты, то по-китайски Тянь-цзы. Буддисты, переводя санскритские и тибетские книги на монгольский язык, именовали Индру Хормустой, что указывает на укоренение этого термина в Монголии к началу буддийской пропаганды.

Если бы термин «Хормуста» был занесён в Монголию не из Персии, а из Индии, вместе с буддизмом, то это имя соответствовало бы Варуне, согласно индо-иранской мифологии. Тут даже Банзаров уступает очевидности и вопреки собственным заявлениям об автохтонности «чёрной веры» замечает: «При лучшем знакомстве с шаманством монголов найдётся в нём, может быть, много общего с учением Зороастра»[1057]. Но если это хоть отчасти так, то прежде всего отпадает трактовка Тенгри — Вечного Неба как безличного мирового порядка. Она и до этого противоречила фактам, а сейчас с ней можно вовсе не считаться.

Затем получает объяснение культ солнца и луны, отмеченный архимандритом Палладием. Тэмуджин на горе Бурхан молился лицом к солнцу[1058]. Но Веселовский, полемизируя против этого замечания, считает, что тут дело не в солнце, а в южной стороне, к которой будто бы монголы обращались при совершении религиозных обрядов. В доказательство он приводит факт, взятый из «Юань-ши» за 1210 г.: «Чингис, узнав о воцарении в Китае Юнцзи, сказал: «сей слабоумный не может царствовать», — и плюнул к югу (т.е. к Китаю)»[1059]. Религиозного акта я здесь не вижу, и