Воспоминания (1915–1917). Том 3 - Владимир Джунковский

В 9 часов утра за нами пришли и повели через двор по направлению к Трубецкому бастиону. Но там нас только обыскали. Обыскивали матросы вполне корректно, деньги оставили, но не все, чтобы мы могли покупать в крепостной лавочке через сторожа продукты.

Обыскав, повели обратно через двор и поместили нас всех пятерых вместе в большой камере Алексеевского равелина, в которой стояло пять коек с соломенными матрацами и постельными принадлежностями. Камера на замок не закрывалась, но стоял часовой. Осмотревшись, мы обратили внимание на исписанные стены разными автографами, среди которых нашли подпись Гурко, бывшего главнокомандующего Западным фронтом с отметкой дат, когда он прибыл в камеру и когда выбыл, мы тоже расписались на стене, это было 22 ноября.

Настроение наше было весьма бодрое, мы не знали о лаконической резолюции Антонова и предполагали, что посидим мы недельку, другую и нас все же выпустят, т. к. придраться к нам нельзя было, мы никакого преступления не совершили, что касается Буйвида, то он был мрачен, я старался его успокоить.

Свидание с сестрой

Сторож, узнавший меня, был страшно поражен, увидев меня, это был очень милый, услужливый старик, мы послали его за разными закусками, хлебом и с удовольствием закусили и напились чаю, затем немного прикорнули, всю ночь ведь мы не спали.

Около трех часов дня меня вызвали из камеры – это опять моя добрейшая сестра нашла меня и здесь, и получила разрешение на свидание. Ужасно я ей обрадовался, она приехала не одна, а с моей племянницей Н. Н. Шебашевой, это было мне большим утешением. Меня привели в ту самую комнату, где нас обыскивали, и там на диване мы уселись втроем, рядом поместился матрос, держался он корректно, доброжелательно. Свидание продолжалось полчаса, я успел узнать от сестры, что в штабе, т. е. в Военно-революционном комитете, общее сочувствие на нашей стороне.

Вернулся я после свидания бодрый и довольный, камера мне показалась даже чуть ли не привлекательной.

Отправление нас в Смольный

В 6 часов вечера нас троих вызвали к коменданту – получено было приказание доставить нас в Смольный. Довольно много времени заняла выдача нам отобранных у нас вещей, после чего на двух извозчиках нас повезли в Смольный. Этот раз Суворов ехал с Чермоевым, а я с плац-адъютантом. В Смольном нас встретил тот же штабс-капитан, но лицо его было совсем другое, он радостно нам объявил, что будем отпущены, что остается только сделать отметку на наших документах, но надо будет подождать начальника штаба.

Освобождение нас и мое возвращение домой

Это была такая радость. Счастье охватило нас от мысли очутиться на свободе после всего пережитого. В 10 часов вечера я приехал к себе, радостный, взволнованный, меня ждали, т. к. мою сестру предупредили в Смольном, – она там была еще раз – что меня отпустят. Время с 23-го ноября по 1 декабря я прожил со своими тихо и радостно, успел за это время повидать всех близких и родных, осмотреться и приглядеться ко всему происходившему вокруг.

Поездку свою на Кавказ я решил отложить – мне не хотелось расставаться со своими, было жутко уезжать так далеко, да и на юге было далеко не спокойно.

Продолжать военную службу для меня не имело смысла, участвовать в развале армии я находил противным своей совести, перемирие на фронтах было почти везде уже заключено[843], и потому я решил воспользоваться своим правом и, подвергнув себя освидетельствованию, выйти в отставку.

Мой выход в отставку

Для сего я обратился к профессору военного клинического госпиталя Сиротинину[844], который любезно согласился принять меня на испытание в госпиталь на предмет освидетельствования состояния моего здоровья в смысле годности или негодности его для продолжения военной службы, я и лег в госпиталь в первых числах декабря. Лежать там было очень хорошо, чистота, порядок были полные, меня ежедневно навещали, так что 12 дней, проведенных мною в этом госпитале, были для меня прекрасным отдыхом. Меня всячески исследовали и в довершение всего сделали рентгеновский снимок с моего сердца. Это исследование решило мою участь.

Снимок показал сильное расширение аорты, так что при освидетельствовании меня особой комиссией при Военно-медицинской академии никаких споров не было, меня даже ни о чем не спрашивали, а на основании истории болезни и снимка все члены комиссии единогласно постановили считать меня подлежащим увольнению от службы в отставку с правом на пенсию.

При этом мне было выдано нижеследующее свидетельство:

Свидетельство

Вследствие подписи главного врача Петроградского клинического госпиталя от 13 декабря 1917 года за № 13322 на рапорте командира 3-го Сибирского армейского корпуса генерал-лейтенанта Владимира Федоровича Джунковского мы, нижеподписавшиеся, в заседании комиссии, учрежденной при сем госпитале, 14 декабря текущего года, свидетельствовали названного генерала на предмет увольнения в отставку по болезни и при этом нашли следующее:

Генерал-лейтенант Джунковский 53 лет от роду, жалуется на чувство давления в области грудины и в области сердца, на одышку при небольших физических напряжениях и головокружения. Болен несколько лет, но за последнее время состояние здоровья значительно ухудшилось.

Объективно: роста выше среднего, сложения и питания удовлетворительного, пульс 68, умеренного наполнения, несколько разновременный при исследовании пульса на обеих руках; границы сердца: сверху верхний край 4-го ребра, справа между срединой и левой грудинной линиями, слева – пальца на 1 ½. Поперечных кнаружи от сосковой линии; сердечный толчок не ощутим, звуки сердца глухи, особенно 1-ый, как у верхушки сердца, так и на аорте, где он нечист; 2-ой звук на аорте акустирован; в области верхней части грудины заглушение перкурторного тона: на рентгенограмме заметно расширение дуги аорты с левой стороны: артерии на ощупь плотные. Печень выдается из под края ребер на сосковой линии пальца на 2 поперечных, при ощупывании не болезненна.

Комиссия полагает, что генерал-лейтенант Джунковский страдает хроническим воспалением мышц сердца, расширением и склерозом аорты.

Названные неизлечимые болезни препятствуют генерал-лейтенанту Джунковскому продолжать службу, почему он подлежит увольнению в отставку с правом на пенсию согл. п. 3 ст. 9-й приказа по Военному ведомству 1912 г. № 400.

В том дано сие свидетельство с положением казенной печати. Петроград, декабря 14 дня 1917 года».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});