На грани смерти - Николай Владимирович Струтинский

Я выстрелил, промахнулся. Пес заскулил и метнулся в сторону.

— Нелли! Нелли! — звал я во весь голос, но никто не отзывался. Я метался по хутору, звал еще и еще, все тщательно осматривал, но тщетно.

— Пора ехать, — сказал Грачев, когда я вернулся. — Искать бесполезно. Бандиты, наверное, увезли ее с собой в лес, а тех двоих оставили здесь на всякий случай…

Доставив Георгия и Петра на маяк, мы в тот же день вернулись в город.

Поздно вечером ко мне в комнату постучала Софья Войцеховна.

— Николай, тебя хочет видеть какой-то человек…

Я вышел в коридор. Здесь, опершись плечом о стену, стоял Митя Лисейкин.

— Заходи в комнату, — пригласил я.

Он медленно прошел, не посмотрев ни на меня, ни на Софью Войцеховну.

Я задержался в коридоре, чтобы попросить Орлицкую постелить Мите у меня в комнате. Приближался комендантский час, да и идти ему никуда не следовало, уж очень трудный выдался день.

— Кошелева убили, — сказал он сухо, когда я вошел в комнату. — Второй человек погиб за сегодняшний день.

— Предательство?

— Нет, случайность. А ведь я его предупреждал, не раз говорил: «Кошелев, держи себя в руках!» Он шел к своим знакомым и по дороге увидел офицера… Ну и что? Разве мало их шатается по дворам и переулкам. Жаль мне его… Иди своей дорогой, спокойно, не нервничай, Так нет же! Вздрогнул и шмыгнул в какой-то двор. Тот заметил — и за ним. Кричит: «Хальт!» Если тебе кричат «хальт!» — беги, не оглядывайся. Черта с два тебя кто-то догонит. Так нет, остановился, еще отстреливаться начал. Там, где надо свою жизнь спасать, он геройство начал показывать! Застрелили его. Жаль…

— Не надо об этом сейчас… Я смертельно устал, — сказал я. — Завтра доберешься в отряд, Митя, доложишь обо всем командиру.

18

— Слыхали, хлопцы, немцы поймали Мамонца, — шептались между собой полицейские.

— Говорят, здесь неподалеку, в Клеванском лесу. К партизанам будто пробирался…

— И что дальше с ним будет? — спросил веснушчатый паренек.

— Не будет, а уже есть!

— Что же!

— Сам знаешь что. Там же в лесу и повесили! — сообщил долговязый полицай, стоявший немного в стороне от всех остальных, сбившихся в кучу.

— Туда ему и дорога. Допрыгался! — злорадствовал рыжий детина с небритым подбородком. — А дело-то свое сделал все же…

— Какое дело?

— Как какое? В полицию устроился, в доверие к самому Нойману втесался и, говорят, какую-то важную птицу из тюрьмы увел.

— А я вот не верю, что его поймали да еще повесили, — сказал коренастый полицай, до сих пор не принимавший участия в разговоре. — Кого-кого, а Петра я знаю. Он не из простачков!

— Вот те крест святой, — клялся долговязый, — собственными ушами слышал, от самого Ноймана.

— Так тебе он и сказал?

— Так и сказал: повесили!

— Да пойми же ты, болван, запугивают нас. Боятся — все бы не разбежались. Кто их самих-то сторожить будет?

— Правильно говоришь, — вмешался еще один. — На бога нас берут, авось да поверим…

— Тише, хлопцы, Нойман идет, — предупредил долговязый.

К группе притихших полицейских через двор направлялся Нойман. Обычно угрюмый, сегодня он выглядел еще угрюмей.

— Вы об этом мерзавце? — раздраженно спросил он у полицейских, глядевших куда-то в стороны. — Да! Повесили! Поймали и тут же повесили! Теперь семью его ищем. Истребим до последнего, в назидание другим, чтобы неповадно было… Полиция!.. Позор!.. — Он переводил свой тяжелый взгляд с одного лица на другое. — У вас сейчас есть возможность отличиться. Кто знает его знакомых, родственников? Ну?

Некоторые опускали глаза, не выдержав его пристального взгляда, другие же стояли, втянув в себя от страха живот.

— Что, никто ничего не знает? Мол, ничем не интересуемся, ничего не слышали? — он повысил голос. — Вам не в полиции служить, а сортиры чистить!

— А откуда нам знать? Он же новичок у нас, — осмелился прошептать один из полицейских и, еле переводя дыхание, добавил скороговоркой, совершенно недвусмысленно: — Он чаще с вами, господин шеф, был, да еще с паном Полищуком. — И тут же осекся на полуслове, придавленный тяжелым и презрительным взглядом Ноймана.

Нойман подошел к нему, приподнял его голову за подбородок и медленно проговорил:

— Твоя шея, кажется, ждет эту… как ее? — он зло и нетерпеливо щелкнул пальцами.

— Веревку, — подсказал стоявший рядом.

— Да, да, веревку… — Нойман резко толкнул полицая, еще раз окинул полицейских презрительным взглядом и пошел к двери.

Все карательные органы «столицы» были подняты на розыск бежавшего из тюрьмы Грегора Василевского, а также полицейского Петра Мамонца, способствовавшего этому побегу, и его семьи, которую прописал в городе сотрудник криминального гестапо пан Корженевский. Каратели недоумевали, как можно было, не оставив никаких следов, исчезнуть из этого маленького городка, где почти все жители знают друг друга в лицо.

А дело было в том, что группа ровенских подпольщиков, предвидя действия гитлеровцев, уничтожала все улики и тем самым не давала возможности врагу за что-нибудь уцепиться. И действовать надо было оперативно, потому что гестапо и его агенты следовали за ними буквально по пятам. Угроза для жизни подпольщиков, так или иначе связанных с побегом Георгия и Петра, с каждым днем росла, становилась все ощутимей. Нашей задачей было обезопасить их.

С трудом разыскав скрывшихся у надежных людей родителей Петра — мать Марию Степановну и отчима Виктора Акимовича, мы решили доставить их на Оржевский маяк. Оттуда их должны были переправить в отряд. Встретиться условились у кладбища Грабник, расположенного на безлюдной окраине города. Встреча с теми, кто мог бы их здесь опознать, была исключена.

Мы выехали за полчаса до условленного времени. Машина медленно двигалась по грунтовой дороге, извивающейся между покосившимися дощатыми заборами. Подпрыгивая на ухабах, она наконец миновала последний домик и нырнула в густую тень старых кленов, обрамляющих кладбище. Впереди показались две фигуры. Подъехав к ним ближе, мы узнали родителей Петра Мамонца — Марию Степановну и Виктора Акимовича.

— Господи, мы уже начали волноваться. Думаем, а вдруг не приедете? Куда тогда деваться? В городе облавы, фашисты свирепствуют, хватают всех подряд… Уже обратно не выедешь. Ну, слава богу, вы есть.

— Иначе и быть не могло, — весело заулыбался Грачев в форме немецкого офицера.

Мы быстро уложили узлы с вещами в машину и тронулись с места. Благополучно миновав пригород, выехали на одну из пустынных улиц предместья. Еще сотня-другая метров — и поворот на нужную нам дорогу. Вдруг из-за угла показался мотоцикл с коляской.

— Фельдполицаи, — тихо предупредил Грачев, когда мотоцикл поравнялся с нашим «адлером».

Жандарм, сидевший в коляске, обернулся и с любопытством разглядывал машину, в которой кроме солдата за