Обет молчания - Марселла Бернстайн

Она посмотрела ему в глаза прямым и открытым взглядом, совсем неожиданным для женщины ее возраста.

— Чего греха таить, знакомо, — сказала она твердо. — Как и любому человеку, который честен перед самим собой. Но я знаю, что для меня в жизни нет иного предназначения. Я благодарю Бога за то, что рано осознала это. Прожив с верой во Всевышнего в течение стольких лет, я лишь утвердилась в правильности своего выбора. Но сказать, что так было всегда, значило бы покривить душой. Больно осознавать, что мне никогда не суждено испытать то, что обычные смертные считают само собой разумеющимся, — узнать любовь мужчины или взять на руки собственного ребенка. — Она помолчала. Палец ее оставался заложенным между страницами папки. Лицо озарилось грустной улыбкой. — Не поймите меня превратно, я отнюдь не подвергаю сомнению искренность вашего выбора, святой отец.

От отца Бернара он слышал о том, что о проницательности матушки Эммануэль ходили легенды. Она обладала поистине безошибочным чутьем. Ей было достаточно лишь однажды взглянуть на девочку, уверял пожилой священнослужитель, чтобы с точностью определить, что привело ее в монастырь. Случалось так, что, пристально посмотрев на ребенка, она говорила, что не стоит распаковывать вещи. И она редко ошибалась. С этой женщиной, казалось Майклу, можно говорить не таясь о чем угодно.

— Я была слишком молода. — Ее слова прозвучали как признание. — Мне не следовало спешить. Но в мое время молодежь раньше достигала зрелости, в семнадцать лет мы чувствовали себя взрослыми, поэтому, возможно, в раннем вступлении в монастырь и был смысл. Сейчас пора взросления растянулась на неопределенное время. Среди моих друзей есть такие, которым давно перевалило за тридцать, а они все еще учатся в университете. Нынешние молодые люди редко имеют четкое представление о том, что же они хотят от этой жизни, и лет до двадцати шести обходятся без устоявшегося мировоззрения… До Второго Ватиканского собора, — заметила она, — шестнадцать лет было вполне приемлемым возрастом для принятия пострига, если только послушник не страдал умственными расстройствами. Единственным непреодолимым препятствием было его внебрачное происхождение. — Настоятельница прочла, его взгляд. — Разумеется, мы не кричали на всех углах: «Нет — ублюдкам!» — При слове «ублюдок» Майкл поперхнулся, матушка продолжала как ни в чем не бывало: — Объяснялось это тем, что у них не было устойчивых семейных уз. Немаловажной для ордена была также привлекательная внешность кандидата.

— Внешность? Вы шутите?

— Отнюдь. Вам не пришлось бы рассчитывать на то, что вам доверят заниматься просветительской или педагогической деятельностью в ордене, будь у вас, скажем, на лице родимое пятно. Объясняется это очень просто — отныне вы будете являться лицом общины.

— Радует то, что сейчас мы имеем возможность как следует присмотреться к послушнику, прежде чем принять его в свои ряды.

Матушка Эммануэль кивнула.

— Для нас это очень важно. Сколько поломанных судеб могла бы спасти грамотная консультация психоаналитика. Две-три сессии, и специалист, потянув за ниточку, извлекает на свет божий такие застарелые проблемы, которые могли остаться незамеченными вплоть до самого обращения. Вы не представляете, какой личной трагедией при этом нередко оборачивается наш отказ. И для послушника плохо, и для нас ничего хорошего.

— И все-таки не думаю, что психология — панацея, — с грустью сказал отец Майкл. — Она способна определить, здоров ли человек психически, и подтвердить, что он не бежит от своих проблем, находя убежище в монастыре. Она может охарактеризовать его взаимоотношения с другими людьми. Но, к сожалению, психологи — не ясновидящие. Кто беседовал с сестрой Гидеон?

Матушка Эммануэль снова заглянула в папку.

— Маловероятно, что вы сможете связаться с кем-то из них. Одни навсегда покинули орден, другие миссионерствуют в далеких странах. Еще двух прибрал Господь. Что касается меня, до недавнего времени я не знала ее лично. Будучи воспитанницей нашей школы, девочка рано обнаружила интерес к религиозной жизни, поэтому у нее не было сомнений относительно выбора жизненного пути. Она уже принадлежала Церкви: соблюдала установленные порядки, обет молчания, например. В четыре часа, когда заканчивались занятия, она переодевалась в черное монашеское платье и белое покрывало послушницы, готовящейся к вступлению в орден. В ту пору настоятельницей монастыря служила матушка Джозеф. Ей давно полагалось уйти на заслуженный покой, но энергия в ней била ключом, и, кроме того, специалистов с педагогической квалификацией катастрофически не хватало. — Она подняла взгляд и пожала плечами. — Как представителя старшего поколения ее, вероятно, меньше, чем следовало бы, интересовали передовые методы работы с молодежью.

— Где ее можно найти?

— В Сассексе, в интернате для престарелых монахинь. Монахини ордена хорошо о них заботятся. В нашем монастыре сестры, как правило, живут до конца своих дней, но она нуждается в особом уходе. Я пыталась связаться с ней по телефону, чтобы поговорить о сестре Гидеон, но из этого ничего не вышло. Она прекрасно помнит то, что произошло пятьдесят лет тому назад, а вот то, что произошло четырнадцать лет назад, — увы, нет. Так часто бывает у стариков.

— Почему бы мне не навестить ее?

В ее взгляде отразилось сомнение.

— Читаете мои мысли? Не слишком ли навязчиво с моей стороны просить вас о таком одолжении? К слову сказать, чем больше мы углубляемся в это дело, тем запутаннее оно кажется. — Она сцепила руки, по сухости ее тона священник понял, насколько трудно ей было обратиться к нему с подобной просьбой. — В таких случаях мы не можем полагаться на собственные силы. Я могла бы обратиться к старому отцу Мартину. — Она метнула на него быстрый несчастный взгляд. — Хотя, кроме вас, у меня нет такого человека, кому бы я могла довериться.

— Вам не нужно просить меня, — ответил он. — Ведь я сам предложил свою помощь.

— В который раз вам придется пожертвовать ради нас своим собственным временем, а ведь вы и так для нас сделали немало.

— Пусть вас это не тревожит, — беспечно возразил он. — Все мое время посвящено работе над книгой, так что никто не будет возражать, если я возьму двухдневный отпуск. — Он усмехнулся. — Устрою себе небольшой отдых.

— Вряд ли ваша поездка будет похожа на отдых, — сочувственно произнесла матушка Эммануэль. — Я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность. Но, знаете ли, есть одна маленькая проблема… Ума не приложу, где взять денег на путевые расходы. Сассекс находится довольно далеко отсюда, а у нас нет фондов на финансирование поездок…