Загадка последнего Сфинкса - Наталья Солнцева

Фрейд сошел бы с ума, пытаясь расставить все по полочкам в ее сумасбродной душе. Сама она ни за что не взялась бы за сию безнадежную задачу. В этих душных, горячих тропических джунглях пришлось бы прорубать путь острым, как бритва, мачете.

Мурат догадывался, каким способом она добывает деньги, но молчал. Санди не станет его слушать, она рабыня своих прихотей, завороженная звоном монет. Эта златокудрая вакханка не торгует собственным телом, она приносит его на алтарь Эроса и требует взамен богатых подношений. Скупердяям не место в храме любви.

«С меня она не берет ничего, кроме ласк, — подумал он. — Наоборот, щедро одаривает. Я должен наказать Игоря за то, как безобразно он обошелся с ней. Может, дать ему пару раз по физиономии?»

— Никонов тоже не жаловался на здоровье, — заявила она. — Он был молод, полон сил и творческих планов. И где он сейчас? А Игорь что, заговоренный? Если он вытворяет с женщинами то же, что со мной, какая-нибудь обязательно с ним поквитается. Будь уверен!

— Натурщицы, которых он приглашает, не жалуются, — заметил Мурат. — Ты переспала с Никоновым? — вдруг спросил он, опуская глаза.

— Ревнуешь?

— Куда ты ходила перед концертом? Я думал, ты в дамской комнате, ждал, ждал. Мы даже не вошли в зал!

— Чего туда входить? Раз маэстро скончался.

— Ты как будто знала…

Александрина грациозно уселась и заложила ногу на ногу. Полы шелкового домашнего платья разошлись, высоко открыв ее идеальные бедра. Она бы прекрасно смотрелась на обложке «Плейбоя». Тридцать восемь лет пролетели, не коснувшись ее великолепного тела.

— Говори прямо, что ты имеешь в виду, — ослепительно улыбнулась она. — Смелее!

Воцарилось молчание, полное невысказанных претензий.

Мурат проглотил слова, которые вертелись у него на языке. Санди не оправдывалась, считая это ниже своего достоинства.

* * *

Едва за мужем закрылась дверь, Инга кинулась звонить Астре.

— Мне не удалось отговорить Михаила Андреевича от поездки, — чуть не плача, сообщила она.

— Я так и думала.

— Что же делать?

— Его будут охранять, не волнуйтесь.

— Он… у него, кажется, есть любовница, — прошептала бывшая балерина.

— Почему вы так решили?

— Я спросила… Он не признался, конечно…

— Хотите, я к вам приеду? — предложила Астра. — Попьем чаю, поболтаем. Вы мне картину покажете.

— Какую картину? Ах, ту… Хорошо.

В голосе Теплинской звучали боль и растерянность. Муж изменяет ей, это ясно… Существуют ли в природе мужья, которые не позволяют себе развлечений на стороне? Вряд ли.

— У вас есть прислуга?

— Да, домработница, — ответила Инга. — Приходящая. Иногда я приглашаю повариху. А так… обхожусь своими силами. Не люблю чужих в доме.

— Лучше, чтобы она меня не видела и не слышала нашего разговора.

— Разумеется. Но сейчас ее как раз нет.

— Тогда я выезжаю.

Через два часа женщины уже сидели за сервированным к чаю столом и мило беседовали.

— В сущности, я ужасно одинока, — призналась хозяйка. — Миша для меня все: и мама, и папа, и брат, и друг. Если я не могу что-то сказать ему, то вынуждена держать это в себе.

— А Лидия?

— Она выкладывает мне даже постельные подробности. А я так не умею. Да и делиться было особо нечем. Лев Толстой правильно подметил: все счастливые семьи похожи друг на друга…

— Родители у вас есть?

— Отец. Мама умерла, когда мне не исполнилось и шести лет. У нее была редкая неизлечимая болезнь. Папа женился, потом развелся… затем опять женился. Ему было не до меня. Вы не подумайте, что я на него в обиде, вовсе нет! Я поступила в балетную школу, потом в училище. Танцы составляли всю мою жизнь. Больше я ничем не интересовалась. Балет, музыка, волшебство сцены, огни рампы, запах кулис, тяжелый занавес, плывущий в разные стороны… Это как наркотик.

— Вы поддерживаете отношения с отцом?

— Формально. Звоню по праздникам, помогаю деньгами. Мы давно отдалились друг от друга.

Инга угощала гостью банановым десертом, творожным тортом и заварными пирожными.

— Сладкое успокаивает, — говорила она. — В детстве и юности я себя во всем ограничивала, теперь наверстываю.

— Можно взглянуть на портрет?

— Конечно. Я повесила его в большой гостиной, в нише. Идемте!

Пышноволосая дама в золоте, оправленная в массивный багет, сразу приковала к себе взгляд Астры. Лицо слегка запрокинуто, алые губы приоткрыты, грудь нежно просвечивает сквозь тончайшую ткань платья… и мертвая мужская голова, которую красавица держит в руках. Замысел оправдывает себя с лихвой: от картины не оторвешься. Художник Домнин — странный человек, но в мастерстве ему не откажешь.

— Что скажете? — спросила Инга. — Нравится?

— Не то слово…

— А меня от портрета дрожь пробирает.

— Говорите, у этой головы черты вашего мужа?

— Так кажется только мне. Вот, сравните. — Она взяла с полки семейную фотографию в рамке из оникса, где господин Теплинский улыбался и обнимал жену. — Похож?

Астра обстоятельно проанализировала признаки сходства и различия: последних набралось больше.

— Скорее нет, чем да, — вынесла она свой вердикт.

— Значит, я ошибаюсь, — со вздохом признала хозяйка. — Болезненное воображение, нервы. Может быть, и про любовницу я выдумала. Мишу удивил мой вопрос, потому он и замешкался. Я сама во всем виновата! Хотела быть просто женой, любить его, ждать, встречать, заботиться о нем, но мужчинам этого мало. Им не хватает борьбы, схватки, они стремятся не покорять, а покоряться. Это их возбуждает. Когда в их любовной гавани полный штиль, они начинают искать бури и уходят в открытое море.

Она с надеждой посмотрела на Астру.

— Я хочу знать, с кем Миша… кто его любовница.

— Зачем?

— Хочу, и все. Я чувствую, он любит меня… продолжает любить. Но та женщина дает ему что-то большее.

— Не думайте об этом, — посоветовала Астра. — Он ведь не собирается уходить из семьи? Иногда страсть овладевает человеком, как недуг. Нужно дать ему переболеть и дождаться выздоровления.

Инга не слушала.

— Вы замужем? — спросила она.

— Нет.

— Вам легко говорить. Помогите мне найти ее! Интересно, он взял ее с собой в поездку?

— Вряд ли. Любовница может повредить имиджу добропорядочного семьянина, которого придерживаются политики.

— Только не в России.

— Все же, думаю, Михаил Андреевич не так глуп, чтобы афишировать свои альковные забавы. Если он и грешен, то хранит это в тайне.

— Я ни разу ему не изменила, — с тоской произнесла Инга. — Даже в молодости. Я берегла себя для супруга, чтобы прийти к нему чистой, и верила, что найдется мужчина, который оценит мою девственность. Целомудрие касается не столько тела, сколько души! А он взял мою душу, выпил ее до дна… и отправился на поиски другого источника. Это несправедливо.

— Где вы видели справедливость? Не окружайте себя химерами, живите среди реалий.

— Что вы называете реалиями? Грязь?

В Астре проснулась актриса.

– Белейшие цветы растут из тины, — с выражением процитировала она. — Червонней всех цветов на плахе кровь. И смерть — сюжет прекрасный для картины. Это Бальмонт.

Инга молчала, пораженная. Ее щеки порозовели, а брови взлетели вверх.

— Вы любите Бальмонта? Странный вкус для… — Она споткнулась, подбирая подходящее слово. — Для женщины-сыщика.

— Это мое хобби. А училась я театральному искусству. Мы с вами, в некотором роде, коллеги.

Бывшая балерина печально улыбнулась.

— Вот именно, в некотором роде. Не надо было мне бросать сцену! Я пожертвовала ради семьи всем, и все оказалось напрасно. Была ли я любима? Теперь не знаю. Наверное, тогда, во время спектакля, Теплинского очаровала фея, сильфида, а совсем не я. В том и магия искусства, что оно околдовывает воображаемыми образами! Вы понимаете? Разве можно жить в вечном плену иллюзий?

Астра не стала ее разубеждать. Театр мало отличается от действительности, или наоборот. Каждый сам выбирает, сколько масок носить: одну, три, десять. Одну — скучно, десять — хлопотно.

— Меня бог наказал! — ужаснулась Инга. — За то, что я вышла замуж по расчету. Это расплата. Лестно было стать женой генерального директора… при квартире, машине и связях; ни в чем не нуждаться, не работать. Уже потом я полюбила мужа, когда прожила с ним около года, — искренне, всем сердцем. Но — потом! Нельзя вступать в брак без любви… Вы знаете, за мной ведь ухаживал один робкий молодой человек, но куда ему было соперничать с Теплинским! Возможно, я прошла мимо настоящего чувства, променяла на достаток, на положение в обществе…

По ее лицу текли слезы запоздалого раскаяния, безвозвратной потери.