Луна над Сохо - Бен Ааронович

— Томаса еще нет, — сказал Постмартин, когда мы уселись в «укромном уголке», как он выразился. — Это хорошо. А иные беседы, знаете ли, лучше вести с бокалом шерри в руке.

Каждый с детства помнит неприятные моменты, когда взрослые, пересиливая себя, затевали очень неловкие разговоры о том, что ты либо и так уже знаешь, либо предпочел бы не знать вовсе.

Постмартин заказал шерри, я ограничился лимонадом.

— Я думаю, вы понимаете, насколько удивительно, что Томас взял ученика? — спросил Постмартин.

— Да, окружающие не оставили у меня на этот счет сомнений, — заверил я.

— Полагаю, ему стоило предпринять этот шаг раньше, — сказал Постмартин. — Когда выяснилось, что данные об окончательном исчезновении магии сильно преувеличены.

— Что же ее выдало? — поинтересовался я.

— На мысль навело то, что Томас начал молодеть, — ответил Постмартин. — Я архивировал отчеты доктора Валида, и содержание кое-каких разделов, в которых мне удалось разобраться, показалось мне… необычным.

— Мне пора пугаться? — спросил я.

Только-только я начал привыкать к мысли, что мой шеф родился в 1900 году и, по его словам, с начала семидесятых принялся молодеть. Сам Найтингейл считал, что это связано с повышением общего фона магической активности, которое началось с шестидесятых годов. Но особо не переживал и не жаловался — дареному коню в зубы не смотрят. И я его отнюдь не осуждаю.

— Если бы я знал, — сказал Постмартин. Сунув руку в карман, он извлек оттуда визитку. Там был номер телефона и, к моему изумлению, адрес в «Твиттере». — Если у вас возникнут какие-то опасения, звоните.

— И что будет, если я позвоню?

— Я выслушаю ваши опасения, — ответил архивариус, — и искренне вам посочувствую.

Найтингейл присоединился к нам через час, не раньше. Мне пришлось смотреть, как он жадно поглощает темное пиво, и одновременно слушать, что ему удалось выяснить.

А выяснил он следующее: за весь период обучения в университете Джейсон Данлоп ни разу не пересекался с Джеффри Уиткрофтом.

Найтингейл планировал для начала собрать досье всех студентов и преподавателей, находившихся в колледже Святой Магдалины в тот же период, что и наш приятель Джейсон. Плюс отдельный список студентов, когда-либо посещавших лекции Джеффри Уиткрофта. В сумме это давало кипу бумаг как раз такой толщины, чтобы можно было лупить ею подозреваемого, не оставляя синяков, — если, конечно, именно так себе представляешь работу правоохранительных органов. Если внести эти данные в «ХОЛМС», они автоматически сопоставятся со всеми прочими именами, попавшими туда в ходе «нормальной» фазы расследования. В отделе расследования убийств под началом у сержанта Стефанопулос есть как минимум трое штатских сотрудников, единственная обязанность которых — выполнять именно эту нудную и долгую, но абсолютно необходимую работу. А кто есть для этого в «Безумии», угадайте с трех раз? Правильно, и этот кто-то был отнюдь не в восторге от данной перспективы.

Постмартин спросил Найтингейла, каковы его дальнейшие планы.

Скривившись, мой наставник снова приложился к своей кружке.

— Думаю, стоит изъять оставшиеся формуляры из Эмброуз-хауса, — сказал он. — Пора выяснить, откуда туда попали остальные книги.

Найтингейл велел мне свернуть с трассы на съезде номер пять. Мы поехали через Стокенчерч, похожий на большую больницу, окруженную милой деревенькой, потом повернули налево, на вспомогательную дорогу, которая вскоре перешла в узкую колею, вьющуюся между зеленых стен очень старой живой изгороди.

— Немалая часть территории сдается в аренду местным фермерам, — пояснил Найтингейл. — Слева сейчас будут ворота.

Если бы он не предупредил, я проехал бы мимо. Живая изгородь совершенно внезапно окончилась каменной стеной с широкими коваными воротами. Я остановился, и Найтингейл в сопровождении Тоби вышел из машины и открыл замок на воротах огромным железным ключом. Створки распахнулись со зловещим скрипом, прямо как в фильмах ужасов. Наставник помахал мне рукой, в то время как Тоби усердно орошал воротный столб. Я ждал, что Найтингейл сядет обратно в машину, но он указал на подъездную аллею, полускрытую деревьями:

— Поезжайте по ней, встретимся за углом. Это совсем рядом.

И он был прав: повернув за угол, я увидел прямо перед собой главное здание школы. Колеса «Ягуара» захрустели по гравию. Я выключил мотор и вышел, чтобы посмотреть поближе.

Было видно, что здание пустует уже лет пятьдесят. Газон и клумбы заросли куманикой, жгучей крапивой, льнянкой и купырем (если что, все эти названия я узнал несколько позже). Само здание было из выцветшего серого камня. Огромные створчатые окна наглухо заколочены досками. Я ожидал увидеть нечто готическое, но по архитектуре школа больше напоминала особняк эпохи Регентства, сбежавший в сельскую местность и раздавшийся во все стороны, чтобы никакой злобный архитектор не смог подавить его, загнать обратно в привычный узкий фасад. Да, здание было запущено — но не заброшено. Я заметил, что водостоки прочищены, да и крыша явно не так давно перекрывалась.

Тоби пронесся мимо. Тявкнул пару раз, привлекая мое внимание, а затем скрылся в разросшихся кустах слева от здания. Очевидно, в душе он все-таки был сельским псом. Вскоре подошел Найтингейл.

— Я думал, здание перестроили, — сказал я.

— Во что, например?

— Не знаю. В загородный отель с конференц-залом, спа-центр, реабилитационную клинику для звезд…

— Нет, — ответил Найтингейл, как только я закончил объяснять, что такое «реабилитационная клиника для звезд». — Вся эта земля и сейчас принадлежит «Безумию», а необходимый ремонт осуществляется на фермерские арендные взносы.

— Но почему его не продали?

— После войны все дела были в ужасном беспорядке, — сказал мой наставник. — Когда наконец удалось разобраться, оказалось, что я — последний оставшийся в живых маг, обладающий хоть какими-то официальными полномочиями. И единолично принимать решение о продаже школы показалось мне несколько самонадеянным.

— Вы надеялись, она откроется снова?

Найтингейл поморщился, как от боли.

— О школе я старался не думать.

— Сейчас за эту землю можно получить кругленькую сумму, — заметил я.

— Думаете, будет лучше, если в этом здании откроют реабилитационную клинику для звезд?

Мне пришлось признать, что это вряд ли.

Двери главного входа были крепко заколочены и заперты для верности на огромный висячий замок.

— А от него, — спросил я, — у вас тоже есть ключ?

— А вот теперь, — усмехнулся мой наставник, — смотрите и учитесь.

Мы прошли мимо входа и остановились чуть левее ведущей к нему лестницы. Отсюда, полускрытая высокой травой, виднелась еще одна лестница, совсем узкая. Она вела к массивной дубовой двери, на которой не было ни замков, ни досок. Как, впрочем, и дверных ручек.

— Перед вами ночные ворота, — объявил Найтингейл. — Изначально делались для того, чтобы выездные лакеи могли сразу из своих каморок заскакивать на подножку экипажа, пока господа спускаются по лестнице.

— Восемнадцатый век как он есть, — проговорил я.

— Именно, — отозвался Найтингейл. — Но когда я здесь учился, мы использовали их в несколько иных целях.

Положив ладонь туда, где у всех прочих дверей располагается замок, мой наставник вполголоса произнес что-то на латыни. Раздался щелчок, затем скрип. Найтингейл толкнул дверь, и она открылась внутрь.

— У нас было строго регламентированное время отбоя, — сказал Найтингейл. — Но, будучи ужасными буянами, мы желали гулять и пьянствовать. А сбежать после отбоя не так-то легко, особенно если ваши наставники заставляют сторожить вас самих духов земли и воздуха.

— Серьезно? — переспросил я. — Духов земли и воздуха?

— Так они нам говорили, — кивнул Найтингейл. — И лично я в это полностью верил.

— Значит, вы блюли трезвость, — заключил я.

Найтингейл зажег световой шар и шагнул через порог. Не желая отставать, я последовал его примеру. Тоби тявкал где-то поблизости, но присоединиться к нам, похоже, не желал. Световые шары освещали стены из голого кирпича — примерно такие же я видел в коммуникационных переходах под «Безумием».

— До шестого курса, — уточнил Найтингейл. — Ибо стоило получить доступ в общую гостиную, как студенты старших курсов делились с тобой заклинанием, открывающим ночные ворота. После этого можно было отправляться кутить. Это не касалось только Горация Гринуэя, который был в натянутых отношениях со старостами.

Достигнув перекрестка, мы повернули направо.

— И что же он?

— Погиб в бою на Крите, — ответил Найтингейл.

— Нет, я имею в виду, как ему удавалось улизнуть в паб?

— Кто-нибудь открывал ему дверь, — пожал плечами мой наставник.