Ленка-пенка - Сергей Арсеньев

— Я вижу. Лен, только твой ненормальный старший брат мог догадаться завязывать девочке бантики морскими узлами. Мишка!

— Чего?

— Как его развязывают-то?

— Эээ… Это мы ещё не проходили.

— Значит так, сыночек, вот тебе ребёнок, как хочешь, так ей эти ленты и снимай. Сумел завязать, сумей и развязать.

— Это, мам, может, лучше я её в парикмахерскую отведу?

— Зачем?

— Ну, подстригут. А то я пока не умею такие узлы развязывать…

* * *

— …Лёнь, у вас же на двоих пушек втрое против моих было!

— Ну и что? А кто говорил, что искусство флотоводца важнее? Не ты разве?

— Ну, я. Только всё равно, пушки —есть пушки.

— А ты ещё и сжульничать хотел.

— Когда это?

— А зачем ты Ленке дал под управление этого монстра? Думаешь, я не понял? Ты просто хотел, чтобы он в бою не участвовал. Самый мощный корабль решил заранее из игры вывести. Разве не так? Ну, честно.

— Так. Угадал. Я думал, она это чудовище даже из гавани вывести не сможет. На камни посадит.

— Не стыдно так жульничать? А ещё старший брат. Ребёнка обмануть хотел. Смотри, мол, Лена, самым грозным кораблём управлять будешь! Эх, ты.

— Она ведь и правда им управляла.

— А ты, Лена, молодец. Хорошо мы с тобой нашему великому флотоводцу нос натянули. Будет знать теперь, как с нами связываться. Ты как раз вовремя подошла. Он уж зажал меня. А тут ты сзади. От Мишкиных фрегатов только перья в разные стороны полетели.

— Ещё бы! У него же по шестьдесят пушек на каждом борту. Да каких пушек! И обшивка дубовая в метр толщиной. От него самого ядра только отскакивали, а как он ударит, так каждым залпом новый корабль в щепки разносит.

— Не оправдывайся, Мишенька. Давай, дуй за мороженым. Проиграл —так проиграл!..

* * *

— Понять приказ «Ослябе» и «Пересвету» оторваться от кордебаталии и… Ленка! Что это такое? Ты почему не спишь ещё?

— Всё-всё-всё. Сплю уже.

— А ну быстро, зубами к стенке и закрыть глаза. Поняла?

— Да-да.

— Смотри, ещё раз замечу, что ты глаза открыла, не стану дальше читать!

— Я сплю, Миш, уже, сплю. Читай дальше, пожалуйста!

— Ладно. Понять приказ «Ослябе» и «Пересвету» оторваться от кордебаталии и атаковать капудан-пашу с левого борта!

— Есть «Ослябе» и «Пересвету» оторваться от кордебаталии и атаковать капудан-пашу с левого борта!

— Господин бригадир, турки открыли огонь!

— Не отвечать!

— Фёдор Фёдорович, а что ж мы не стреляем-то?

— Смысла не вижу, Дмитрий Степанович. Смотрите, у них почти всё недолёты.

— А если…

— Не нужно. Подойдём поближе.

— Пробоина ниже ватерлинии!!

— Господин бригадир, пробоина ниже ватерлинии!!

— Что Вы кричите, господин капитан. Я не глухой. Заводите пластырь.

— Слушаюсь. Прикажете открыть ответный огонь?

— Нет. Не отвечать. Туркам не отвечать. Ближе, ещё ближе.

— Господин бригадир, турки готовятся к абордажу!

— К абордажу?

— Так точно, к абордажу, господин бригадир!

— Что ж. А вот теперь… ОГОНЬ!!!

Глава 26

Бум!

Бац! Бац! Бац!

Шлёп! Буц! Бабах!!

Стук. Кто-то стучит.

Бам! Бам! Бам!

Кто-то стучит. Во входную дверь.

БУБУХ!! БУБУХ!! БУБУХ!!

Ногой стучит. В дверь. Зря я её закрыла.

БУБУХ!! БУБУХ!!

Как не хочу вставать. Я так хорошо умирала. Такие сны красивые. Саша. Надо же, ещё жив. И я жива. И кто-то стучит. Зачем? Что им надо? Мы же умерли. Тут никого нет.

БУБУХ!!

Опять стучит. Встать? А я смогу? Если смогу, нас похоронят нормально. Нужно встать. Не хочу тут до весны валяться на кровати. Может, мне даже гроб сделают. Хотя это вряд ли. Доски лучше сжечь. Тепло.

БУБУХ!! БУБУХ!!

Ох. Не угомонится. Ладно, пойду схожу. Если дойду. Не хотела ведь вставать больше никогда.

Как далеко. Раньше дверь ближе была. Её кто-то перенёс, пока я спала?

Нет, это просто я иду медленнее. Скорость, время, расстояние. Как в учебнике. Задачки. Я так все и не решила. Не успела. Некогда. Я глупая. Ложки профукала. Кушать не купила.

БУБУХ!!

Ну, кто так стучит? Я же иду. Скорее, ползу. Сейчас.

БУБУХ!! БУБУХ!!

Ой, не стучите. Вот, открываю уже. Ого. Это дядя Игорь. Откуда? Он же на войне.

— Здравствуй, девочка.

— Здравствуйте.

— Ты что тут делаешь? А где все?

— Здравствуйте, дядя Игорь. Я Ваша соседка, Лена. Вы не узнали меня?

— Лена? Ты —Лена?!

— Да. Что, не похожа? Это от коптилки копоть. И от пожара.

— Лена…

— Сейчас люди не похожи на себя, дядя Игорь. Хорошо, что Вы пришли. У нас ещё почти тридцать рублей есть. Я отдам Вам. Они нам не нужны больше.

— Лена? А мои дома?

— Ваша жена, тётя Шура, умерла. Замёрзла на улице. Я видела тело.

— Умерла?! Шурка умерла?!!

— Не кричите. Сейчас это нормально. Многие умирают.

— Да? Тебе легко говорить. Это не твоя ведь мама умерла!

— Дядя Игорь, мою маму убили фашисты. Снарядом. За то, что она собирала капустные кочерыжки. А мой папа пошёл проведать дедушку. И не вернулся. Его тоже убили фашисты.

— Извини, Лена, я не знал. А мальчишки мои? Как они?

— Вову я похоронила в субботу. Он умер.

— Вовка умер?!

— Да. Умер. От голода. Не шумите.

— А… А Саша?

— Не знаю. Когда я слезала с кровати, вроде бы был жив. Сейчас не знаю.

— Но…

— Слышите, машина гудит. Это Вас, наверное. Давайте, я отдам деньги и ступайте. Вы тут не поможете ничем, дядя Игорь. Только в комнату не входите. А то там Саша. Расстроитесь. Я Вам вынесу деньги.

— Сашка!!!

Не слушая меня, дядя Игорь рванулся вглубь квартиры. Сначала он открыл дверь в свою комнату. Но там никого не было. Только обледенелая мебель. Дядя Игорь развернулся, и бросился уже к нашей комнате. За что-то запнулся, стукнулся, что-то упало на пол. А потом в комнате стало светло. Дядя Игорь сорвал с окна светомаскировку.

Когда я вошла, дядя Игорь стоял возле нашей с Сашей кровати и изумлёнными глазами смотрел на своего сына. Конечно, тот изменился до неузнаваемости. Ведь в последний раз он видел его в конце июня.

С улицы уже несколько раз нетерпеливо и требовательно гудела машина. А вот кто-то ещё вошёл в квартиру. Ведь дверь я так и не закрыла.

— Круглов! —недовольный голос в коридоре. —Круглов, ты тут? Круглов!!

— Тут!

— Ты чего застрял здесь? Шибанов уже кипятком писает. Пошли быстрее. Круглов?

— У меня тут… сын вот.

— Где? Уй, ёёё! Погоди.

Заходивший в комнату незнакомый мне боец развернулся и бегом рванул к выходу. А дядя Игорь повернулся ко мне и сказал:

— А я вот, хлеба вам привёз. И тушёнки. А сахар я уронил в воду. Не довёз.

— Спасибо. Поздно.

— Я хлеба привёз. Кушать.

— Он не сможет есть хлеб. Слишком поздно.

И тут я опять вспомнила завещание Анны Сергеевны: «Никогда не сдаваться». Или не поздно?

— Сахара совсем нет?

— Нет. Он размок весь. И грязный стал. Я его выбросил. Мешочек только от него остался.

— Мешочек? Мешочек от сахара?

— Да.

— Где он? Где этот мешочек?

— Здесь. У меня.

— Давайте. Быстрее.

Дядя Игорь стал копаться в своём сидоре, а я думала, что это, возможно, надежда. Можно ведь сварить мешочек от сахара. Он сам должен был пропитаться сахаром. И если немедленно напоить Сашу сладким кипятком… Я же пока и хлеб в состоянии кушать. Хлеб!!

Дядя Игорь выложил на стол буханку хлеба. Целую буханку!! Это же богатство! А он как небрежно с хлебом обращается! Просто взял рукой и положил. Будто это кирпич или отвёртка или что-то ещё не слишком важное, а вовсе не хлеб. Он никак не может найти в сидоре мешочек от сахара. Роется. И вытаскивает оттуда ещё одну буханку. И ставит её на стол рядом с первой. Хлеб!!

Наконец, дядя Игорь мешочек нашёл. Повернулся ко мне, держит этот мешочек. Хотел дать его мне, но я не могу ни о чём думать. Хлеб!! На столе лежит хлеб!

Наверное, у меня было странное выражение лица. Дядя Игорь бормочет себе под нос: «Ох ты ж, господи». А потом хватает со стола буханку и рукой, не отрезая, отламывает от неё здоровенный кусок граммов на триста. И суёт мне: «Кушай, пожалуйста».

Хлеб!! Во мне проснулся зверь. Мне дали хлеб! Кушать! Но я сильнее этого зверя. Я знаю, что организм истощён. И даже триста грамм хлеба сразу сейчас для меня слишком много. Зверь внутри меня бесится, ревёт и требует жрать. Я с трудом запихиваю его вглубь и заставляю себя не жрать, а кушать хлебушек маленькими кусочками, по чуть-чуть откусывая от горбушки. И очень тщательно жевать. Как вкусно! Как же невероятно вкусно!!