Топор гуманиста - Александр Тюрин

"Представьте себе ровную плиту из снега и льда площадью во много тысяч километров. Эта плита погружена в воду, возвышаясь над поверхностью океана не более чем на 20-30 метров. Толщина ее незначительная, от нескольких десятков метров у берега до нескольких сотен во внутренней части. Шельфовый ледник лишь в отдельных местах опирается своей нижней частью на грунт – подводные банки или острова. Основная его масса находится на плаву. Время от времени края ледников обламываются, порождая айсберги." (цитата)

Так вот, если взорвать в нужных местах парочку зарядов, то весь шельфовый ледник Фильхнера-Ронне превратится в очень большой айсберг, то есть сползет в море.

А в итоге прилично повысится уровень моря и волны со звучным имечком цунами пройдутся по всем уютным бухтам и эстуариям рек, а также по улицам многих городов. Достанется и Нью-Йорку, и Лондону, и Петербургу, и Гамбургу, и Осаке. Трудно будет позавидовать Голландии и Бангладеш, их просто затопит с головой. Скоро море будет плескаться и на окраине Питтстауна. Все почувствуют липкие лапки страха на своих жирных спинах, все поймут, что они мелочь пузатая, что их жранью, выделению, размножению может настать конец, что они – нолики, а не венец творения.

Прошлый потоп создал мораль, которую мы смоем с помощью своего потопа.

Но пока что здание, обложенное кольцом из трупаков – мы не разрешали их убрать – было как сияющее яйцо в море мрака.

Каждый из нас управлялся в своей вотчине.

Доктор Деларю уже покупал эфир на десятках теле и радиостанций, на них пошла крутиться агитация секты Будильников – там, где недавно прославляли кавказских террористов и радовались распаду СССР. Мне до сих пор было неведомо, он является нашим "деревом" или мисс Федорчук. Банкиры-заложники охотно открывали милой даме свои счета и коды межбанковской платежной связи. В свою очередь они вкушали правду о Слиянии, отчего их эмоциональный фильтр помаленьку менялся в лучшую сторону. Рядовые клерки-заложники хотя и не вкушали правду Будильников, но по-большей части были на нашей стороне. Ведь им не нравились пули атакующей "Кобры", они хотели жить и размножаться дальше. Поэтому наша судьба стала их судьбой. Особенно удачными в телеэфире выглядели слезы офисных женщин, которые во все воронье горло проклинали злодейскую полицию.

Комментирующая журналистка тоже перешла на нашу сторону, поэтому не раз честила полицейский спецназ на своем телеканале: "Изрешеченное трупы заложников означают очередную благодарность от начальства для сотрудников группы "Кобра", "Плачущие старики и дети – довольные спецназовцы", "Залитый кровью дом как результат немеркнущих подвигов копов, которые еще позвали себе на помощь русских из кровожадной Альфы", ну и тому подобный кал.

Нам бы на все про все хватило трех дней. Через три дня мы могли спокойно бросить конторское здание на Кингсроуд. Процессы пока протекали тихо – мы, собирая и расходуя деньги, планировали решающий наскок. Бродячие Будильники, хотя и говорили о скором Слиянии, приковывали еще нулевой интерес и не собирали большие толпы человекомикробов. Пробные передачи на телевидении, проведенные Деларю, не имели значительного рейтинга. Пусть даже на глазах у зрителей он материализовывал мысли и чувства в виде страшных демонов или светлых ангелов, и показывал, как избавиться от тех и других. Он демонстрировал публике духов, владычествующих над стихиями, он учил как оживлять косное вещество, передавая ему часть своего сознания. Из-за Деларю табуретки превращались в ползающих каракатиц, а шкафы во что-то вроде бегемотов. Ручной кактус щекотал иголками ласкающую руку доктора. Доктор Деларю мгновенно постигал реальность, рассказывая, что лежит в животе у первого встречного и мучают ли этого господина газы. Однако публика принимала это за фокусы, дескать Копперфилд и похлеще выделывает.

Не помогло даже то, что Деларю в два счета, на пари, переформировал судьбу одного зрителя, пустив ее по другому руслу. Этого типа, преуспевающего менеджера, уволили с работы, красавица-жена ушла к бывшему подчиненному, инвалиду зрения и слуха, дети занялись проституцией, а анализ крови на СПИД, сифилис и гепатит дал положительные результаты. Причем все произошло за один рабочий день. Я, конечно, вспомнил как изменилась судьба человекомикроба Шигимонт-Микитова, однако в его случае перемена жизни оказалась весьма прогрессивной – ведь он сделался мной, достославным фраваши.

Между прочим, у заложников отношение к "фокусам" было другое. Те, кто нас ненавидел, все время находились рядом со своими зримыми негативными чувствами. Один клерк жил вместе с чудовищем, похожим на динозавра в подвенечном платье. И только когда он нас крепко полюбил, рядом с ним стала ошиваться ангелоподобная тень в легком саване. А одна секретарша все время наблюдала сцену, где здоровый мужик в красном колпаке рассекал секирой чью-то тощую фигурку. Таковы были ее мысли о нас. И только когда она облегчила душу, мужик в красном колпаке сменил секиру на перочинный нож.

Пришлось мне прочитать некоторым товарищам лекцию о гигиене чувств и мыслей, и о пользе любви к насильникам, если ничего другого не остается.

Но неожиданно вмешался еще один фактор. "Белое ополчение Канады" была вполне реальной группировкой и дематериализовать ее не удалось бы даже Деларю.

На исходе второго дня "ополченцы" притомились доказывать, что не имеют отношения к захвату конторского здания на Кингсроуд, и решили самостоятельно вышибить из нас дух. Наверное, для того, чтобы с нашими отрезанными головами в руках доказать перед телекамерами свою невинность.

Наверное, они подготовились не очень хорошо, а мы, напротив, почувствовали их приближение. Мы ведь чувствовали все, что нас касалось. Мы, и в особенности Деларю, видели злую энергию, которая должна была подпортить нашу судьбу. Вражья сила представала в виде черных птиц с красными лысыми шеями, которые пикировали прямо на макушку.

Ночью десяток удальцов из "Белого ополчения" спрыгнули с "дурижопля" и на парашютах типа "крыло" спланировали прямо на крышу здания. В принципе задумано было неплохо. Кроме того, кто-то из них раньше посещал это здание.

По крыше они прошмыгнули к чердачному окну и спустились на последний этаж. Чтобы их не засекла видеокамера наблюдения, они устроили помехи мазером. Они только в одном ошиблись – что заложники станут тихой радостной мимикой приветствовать их появление. Однако большинство встреченных клерков принялось вопить, причем возмущенно. Они правильно сообразили, что кто-то начал новый штурм, поэтому испугались за себя и, наверное, даже за нас – это благодаря нашему обаянию и эрудиции.

Пека спешно поднял недремлющих Будильников и они ударили со стороны вентиляционных ходов по "ополченцам". А те вряд ли ожидали, что мы не станем долго разбираться, где заложник и где "белый ополченец". Зря они не учли, что нам отдельная человекоформа всего лишь хрупкий сосудик, вмещающий хилую струйку из бурного потока жизненной силы.

Полиция со своей стороны ничего не выкинула. Наверное, она решила, что у нас междубандовые разборки или мы расстреливаем провинившихся заложников, поэтому лучше не усугублять ситуевину.

Я лично шпокнул двоих ополченцев. Первого уложил, когда он хотел засандалить из гранатомета в решетку вентиляционного туннеля. Второй затерялся среди заложников уже на пятнадцатом этаже. В том помещении их была целая толпа. И все на ногах.

Я шел среди людей, которые смотрели на меня как кролики на удава, и размышлял, из-под какой руки или ноги выскочит ствол и положит мне в пузо десяток свинцовых таблеток. Я опустился на колени и так мне стало уютнее. Холл превратился в лес, где из линолеума росли вместо деревьев ноги. Как правило, одетые в серую и черную брючную материю, но попадались и те, что в чулочках и даже совсем голенькие и стройненькие. Я обратил внимание, что одна из таких ножек слегка поводит и покачивает носом туфли. Что это, указующий знак или ловушка? Все решилось, когда я заметил немного странные брюки для конторского служащего: без стрелок, заляпанные. Я чуть поднял глаза – меж бортов пиджака у владельца плохих брюк показался черный глазок оружия. Но я выстрелил первым, рука Шигимонт-Микитова работала быстро. Даже испытал некоторое чувство благодарности к нему. Что касается "ополченцев", то я прикончил девятого – оказались они одноразовыми бойцами.

Хотел было позабавиться с девчонкой, столь мило оказавшей мне услугу, но оказалось, что есть еще пленный "ополченец" и его надо бы шлепнуть, чтобы другим неповадно было. Только не при людях, зачем раньше времени щеголять своей негуманностью? Лучше в подвале.

Свели его в подвал, где остатки полицейских по стенам размазаны – тут пуговичка запеклась, там шлем прилипший. Я спустился с Пекой, у каждого в руке по пушке. Пленному парню – верный каюк. Он еще старался блюсти кодекс чести, хотя самое время обосаться от страха. Но только его к стенке поставили, у меня вдруг какое-то затмение случилось. Еще когда я по лестнице шел, пару раз заплохело. А сейчас словно продернули меня через городскую канализацию на огромной скорости. И во время этого полета что-то из меня исчезло, выпало, выветрилось, а в итоге я многое забыл и сильно растерялся. Перво-наперво перестал ощущать, что я бессмертный дух фраваши, которому начхать на психический и физический комфорт гражданина Николая Шигимонт-Микитова. Поэтому для начала я решил, что не надо делать резких движений.