Срок для Бешеного - Виктор Доценко

— И всех-то тебе жалко, Бешеный! Тому куртку отдал, за того заступился… Может, и Аршина жалеешь?

— Мне старых и немощных жалко! А Аршина… Аршина — нет! — сказал он, поднимаясь. — Пойду, покемарю чуток…

НЕПРИЯТНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Яркое солнце почти скрылось за горизонтом, и последние лучи его ласково касались крыш самых высоких строений зоны.

Настежь открытые ворота, ведущие в промзону, свидетельствовали о том, что идет съем бригад с работы. По просьбе подполковника Чернышева капитан Зелинский вновь заменял заболевшего майора Кирьянова. Процедура шла заведенным чередом.

Осужденные, устало передвигая ногами, проходили мимо «снимающих» ровными рядами по пятеркам. Одна бригада сменяла другую.

— Разберитесь! — потребовал Зелинский, которому не понравился порядок прохождения одной из бригад.

— 73-я?.. Раз, два, три, четыре и три… Смолил, где остальные? — грозно спросил старший нарядчик, заглядывая в свою доску.

— Двенадцать во вторую остались! — протягивая ему листок, доложил бригадир.

— Разнарядку до четырех сдавать нужно! В следующий раз не приму! Ясно? — сердито бросил тот.

— Мне-то ясно! Кума долго искали: только что подписал… — оправдывался Смолил.

— Меня не колышит твой кум! Не приму, и все!

— Валеулин! — мягко одернул нарядчика начальник режима.

— Что Валеулин? — огрызнулся тот. — Мне же сведения в столовую подавать нужно, чтобы они без ужина не остались!

— Ладно-ладно, можно постараться! — примирительно отозвался капитан.

— Пошла 73-я!

Бригада двинулась к своему бараку, а Зелинский окликнул:

— Смолян! Говорков на промзоне?

— Он иногда и третью прихватывает… Как зверь пашет! В натуре Бешеный! — засмеялся он. — Что-то вы зачастили, командир, за дежурного помощника начальника колонии работать…

— У Кирьянова снова приступ, кому-то надо…

— А Говоркова снова в трюм, что ли?

— Почему это? — поморщился Зелинский.

— А зачем еще может понадобиться зек: либо для наказания, либо для работы! Дважды окунули, может, в третий? — Он хитро уставился на капитана из-под козырька «пидорки», похожей на головной убор французских полицейских.

— Ты лучше застегни верхнюю пуговицу, философ! — оборвал его Зелинский, приказав встать в строй.

Поняв, что его юмор не оценен по достоинству, Смолин быстро застегнулся и заспешил вслед за своей бригадой. А Зелинский стоял, сердито смотрел ему вслед. На душе у него было скверно. Нет, не разговор с бригадиром испортил настроение, дело было совсем в другом. Сегодня утром он наконец получил на свой запрос ответ из Москвы. Запрос касался Савелия Говоркова. Спроси сейчас капитана, что заставило его пристальнее всмотреться в этого паренька, он бы не смог сказать тачаю. Причин было много: с одной стороны, спокойное и бесстрашное поведение самого Савелия, с другой — некоторые разговоры о нем с другими людьми. Отношение администрации было однозначным: опасный осужденный, держаться с ним построже.

После разговора с Федором Федоровичем — тот все-таки добился своего, уволился и уехал на Украину

— Зелинский решил ознакомиться с делом Савелия. Потратив на него несколько часов, он ничего не понял с точки зрения убедительности приговора. А ведь у Зелинского был опыт следственной работы. Он читал и перечитывал дело и все больше убеждался, что для того, чтобы понять несостоятельность обвинительного заключения и приговора, составленного на основании выводов следствия, не нужно даже юридического образования. Зелинский знал, что многие уголовные дела решались одним звонком «сверху», интуиция говорила Зелинскому, что и «дело Говоркова» из таких.

Несколько дней он ходил под впечатлением, пытаясь разобраться в самом себе. По натуре он был человек мягкий, не всегда уверенный в своей правоте, умеющий сострадать и жалеть людей. Зелинский часто мучался от того, что порой должен поступать не по совести своей, а по воле, навязанной другими.

Он тяжело пережил моральный удар, полученный в Афганистане. Сколько ни твердил он себе, что эта война справедливая, что она несет братской стране свободу и независимость, все чаше и чаще возникал вопрос: почему наши совсем еще молодые парни должны погибать в мирное время, да еще на чужой золою? Полный крах навязанным ему убеждениям пришел даже не тогда, когда он столкнулся с продажей оружия, а когда понял, что старший офицер, который занимался этим, — лишь винтик в отработанном механизме преступной группы, связи которой тянулись в Москву.

Попытавшись намеками выяснить отношение своего непосредственного начальства к происходящему, он мгновенно осознал, какой опасности подвергал себя: его могли просто убить в Афганистане или потом в Москве, куда был срочно отозван… Напряжение тех лет вылилось в запой.

Вполне возможно, что он так бы и спился, если бы не его жена. Женился он рано, еще на третьем курсе. Зинаида Сергеевна, так звали его жену, — красивая, независимая в суждениях, тогда тоже была студенткой. К тому времени, когда он был уволен в запас, Зинаида Сергеевна, в звании майора, работала секретарем заместителя министра МВД СССР, в ведении которого находились и исправительно-трудовые учреждения. Конечно же, она была посвящена в то, что знали далеко не все сотрудники органов МВД.

Зинаида Сергеевна, а Зелинский ничего от нее не скрывал, понимала, что ему грозит реальная опасность и его нужно спасать. Употребив все свои связи, она добилась перевода на работу в качестве начальника спецчасти в далекую таежную колонию строгого режима, а для мужа ей удалось «выбить» место заместителя командира роты, хотя и с потерей его бывшего звания (из майора он стал капитаном).

Пристальнее присмотреться к делу Савелия Говоркова заставил его разговор с женой. В тот день, придравшись к — строптивому зеку и посадив его в ШИЗО, Зелинский, взвинченный разговором с Федором Федоровичем, сорвал свое настроение на жене. И сейчас он вспомнил тот разговор…

— Что с тобой происходит, Саша? — измученно произнесла она. — Что ты взъелся на парня? Тебе мало тех, кому ты раньше исковеркал жизнь? — Зинаида Сергеевна тяжело вздохнула.

— Ты опять за свое? — вспылил он. — Жена называется! Нет чтобы посочувствовать, успокоить…

— Жена, потому и боюсь за тебя… Ведь только я знаю, как мучаешься, переживаешь… Как кричишь по ночам!.. Господи! Уезжая из Москвы в эту тьмутаракань, я думала, что здесь, в глуши, ты сможешь забыть и то время, и этот проклятый Афганистан! — Она неожиданно всхлипнула.

— Забыть?! — Он даже оторопел, ужаснувшись самой мысли. — Забыть… — Обхватив голову руками, начал яростно тереть лицо. — Это невозможно! Не-воз-мож-но… Понимаешь ты, невозможно!!!

Зелинская с жалостью смотрела на мужа, не зная, чем можно помочь ему, как отвлечь, как вернуть того сильного, бесшабашного Сашу, каким она его знала. Неожиданно ее взгляд остановился на каком-то деле, лежащем на столе. Как она сразу не подумала об этом? Может, действительно она зря его пытается отвлечь? Может, лучше попытаться лечить болезнь по народной мудрости: клин клином? Она быстро встала, открыла железный шкаф с делами осужденных и начала судорожно искать одно дело среди сотни других… Не то… снова не то… Ага, вот оно!

Капитан с недоумением наблюдал за ней и молча ждал, зная, что она никогда ничего не делает просто так. Немного подумав, Зинаида Сергеевна медленно подошла к мужу и положила руку на плечо.

— Саша!.. Очень прошу тебя: почитай это дело…

Пожав плечами, он перевел взгляд с ее серьезных глаз на дело, положенное перед ним.

— Говорков?! — удивленно воскликнул он. — Зачем?

— Саша!.. Я очень прошу тебя, почитай это дело… — повторила она еще раз. — Ты бывший военный прокурор…

— Ну и что?

— Дело в том, что он тоже афганец…

— Афганец? — воскликнул капитан. — Валютчик?!

— Посмотри… Тебе нужно посмотреть это дело! — твердо проговорила Зинаида Сергеевна, выделив слово «нужно», потом, как бы между прочим, спросила: — Ты еще не потерял связи со своим приятелем?

— С каким?

— Владимир Петрович, кажется… майор госбезопасности…

— Богомолов? Он уже полковник… — не без зависти вздохнул Зелинский и потянулся к делу Савелия Говоркова…

Сегодня, получив ответ от своего приятеля, он специально пришел на съем, чтобы встретить Савелия, поговорить с ним, узнать подробности, которые мог знать детально он. Прочитав увесистое послание из Москвы, он разволновался настолько, что не мог дождаться бригады Говоркова. По странному стечению обстоятельств, полковник Богомолов вплотную занимался этим делом. Зелинский сразу понял, несмотря на то что его приятель писал полунамеками, дело Говоркова завязано в каком-то более крупном: госбезопасность не занимается просто уголовными делами. Особенно Зелинского взволновала небольшая приписка в конце его письма: «Возможно, Саша, мы скоро с тобой увидимся… Пришло время „покопаться“ в твоих прошлых знаниях… И еще подумай — не засиделся ли ты в своей глуши?..»