Ангел из прошлого 1 - Лусия Эстрелла

лицу. – Уже все в порядке.

Отец отодвигает ее с пути и проходит в кабинет. Брезгливо осматривается по сторонам и почему-то задирает голову на потолок.

– Гм… еще и лампу зачем-то помыла. Ладно, давай отсюда, мне нужно документы заполнить. Надеюсь, этот оболтус тебе не помогал.

Сердито глянув в сторону Назария, он устало располагается в кожаном кресле. Назарий быстро уводит Симу из кабинета.

– Иди в комнату, – говорит он ей в холле и наблюдает за тем, как девушка уходит. Хватит уже этого цирка, этих милых бесед с деспотом, который явно хочет использовать бесплатно ее труд. Впрочем, с его стороны это неудивительно.

А она… зачем она все это делает? Боится папашу? Вроде нет, она вела себя спокойно, а ее голос при разговоре с ним даже не дрожал… Да она в точности исполняет задуманный Назарием план, будто знает о нем.

Самое время радоваться, но внутри будто наждаком прошлись.

И лучше бы ее просто не видеть. Никогда.

Назарий даже рукой машет. Еще один бред еще одной больной головы. Какой-то умник, например, Олег, точно бы сказал, что это любовь. Или еще какое-нибудь возвышенное чувство. Хотя, куда еще возвышеннее…

Просто совесть немного напомнила о себе, вот и все. Это пройдет. Пройдет, как только появятся первые результаты. Да, да, и нечего тут измышлять.

Никто и ничто не вмешается больше в его планы. Нужно действовать сухо и по расчету, как и его папаша. Он в этом деле хороший учитель.

16 глава

– Вот! – кричит отец так, что аж звенят стекла стоящего рядом серванта. – Вот! Что и следовало доказать!

Он трясет туго набитой папкой. Губы обиженно надулись и дрожат, что делает его не страшным, а больше похожим на ребенка, у которого забрали лопатку в песочнице.

– Объясни нормально, что случилось? – Назарий отводит от себя папку, потому что та уже находится в опасном расстоянии от его лица.

– Где эта… эта… Я хочу видеть ее лживые глаза. Воровка!

– Кто? Алена? – Назарий криво усмехается.

– Алена? – еще громче кричит отец сорванным голосом. – Эта! Которую, ты приволок сюда. Бедная овечка! Давай, тащи ее, немедленно, я из нее вытрясу свой документ!

– У тебя пропала какая-то бумага? – наконец-то до Назария доходит, в чем дело.

– Это очень ценный документ, – тот брызжет слюной. – Ты даже не представляешь, насколько, потому что ты – тупица!

– Уверен, что Сима ничего не брала, – говорит Назарий, ничуть не обижаясь: это папаша еще его ласково назвал.

– Больше некому, – отец сжимает кулаки. – Она тут возилась, убирала… кто вытирал пыль, кто? Если тотчас же договор не вернется на место… она вылетит отсюда, и ноги ее здесь не будет!

– Выгонишь безвинную девушку на улицу? – Назарий внешне спокоен и расслаблен, хотя внутри у него уже начинает все закипать.

– Да, и это будет еще лучшим моим поступком, потому что я могу ее легко посадить за решетку за воровство. Ты еще скажешь мне за это спасибо.

Папаша устало вытирает лоб. Его по-прежнему трясет – пальцы так и ходят ходуном.

– Ничего не спрашивай у Симы, – Назарий обходит его и идет к входной двери. – Я знаю, где твой документ. Сегодня же я тебе его верну.

Вскоре Назарий подходит к шикарному особняку, который в два или три раза больше его дома. Он нетерпеливо звонит, а войдя в прихожую, не отвечает на заискивающее приветствие Алены и уклоняется от ее объятий.

– Уверен, что это твоих рук дело, – сходу начинает он.

– Ты о чем? – девушка делает большие глаза. – Ты сегодня такой загадочный… Может быть, ты хочешь, чтобы я тебя поцеловала?

– Принеси документ, который ты взяла у моего отца, и давай по-хорошему.

– А как – по-плохому? – кокетливо поглядывает на него Алена из-под челки и мило улыбается. – Мне кажется, ты решил надо мной подшутить. Разве я не права?

Назарий отводит взгляд в сторону, стискивая зубы. Если бы она не была девушкой, он бы дал волю эмоциям. И плевать, что это ее дом.

– Я не уйду отсюда без бумаги, – он прислоняется к роскошно вылепленной арочной стене. Да, родители Алены не поскупились на создание сего архитектурного шедевра. Они хоть и не такие скупцы, как его папаша, но дочь воспитать не удосужились по-человечески.

– А я и не хочу, чтобы ты уходил, – Алена все еще широко улыбается яркой помадой. – Налить тебе чаю? И вообще – чего ты хочешь? Любой каприз…

– Так сделай же то, о чем я тебя прошу! – Назарий теряет терпение.

– Не кричи на меня, – Алена надувается. Легкими шагами пересекает гостиную и обнимает его. – Ведь я тебя так люблю, – шепчет она, заглядывая в глаза. – А ты меня обижаешь.

– Любишь? – Назарий усмехается. – Так, по-твоему, выглядит любовь?

Он снимает ее руки с себя.

– Да, – лицо Алены темнеет. – Если хочешь знать, я украла эту бумагу ради тебя.

– Не смеши, – он отмахивается. – Впрочем, ты сама призналась.

– Ради тебя, – она наседает на него. – Ради нашей любви, потому что эта девка пытается нас разлучить. Но я не позволю, не позволю…

От девушки веет чем-то недобрым, и Назарий невольно отодвигается от нее.

– Прекрати. Какая любовь? Верни бумагу – я пришел только за этим.

– Не верну, – Алена сжимает кулаки. – Потому что ты снова меня отталкиваешь, как будто я тебе чужая. А я, между прочим, твоя невеста!

– Невеста, – Назарий снова усмехается, хотя ему донельзя противно все это – и видеть Алену, и находиться в ее доме, и вообще говорить с ней. – Да я никогда в жизни на тебе не женюсь, и не нужны мне твои миллионы.

– Ты сейчас действительно шутишь? – в ее глазах мелькает недоверие. – Ты обязан сделать то, что обещал!

– Ничего я тебе не обязан, ясно? – твердо говорит он с намерением обыскать весь дом, но найти злосчастную бумагу.

– А если я отдам, – на лице Алены что-то дергается, – ты бросишь эту детдомовку?

– Что значит – бросишь? – переспрашивает Назарий. – Она мне никто. А вот тебя бросить могу, так запросто.

– Ты этого не сделаешь… ты просто меня пугаешь, – она пытается улыбаться, но улыбка больше не натягивается, как колготки детского размера на искушенную жизнью даму.

Назарий приподнимает бровь вместо ответа.

– Если я верну бумагу… – Алена словно теряет почву под ногами, так растерянно она выглядит. – Ты женишься на мне? Точно женишься?

– Женюсь, – чуть помедлив, отвечает Назарий. Фролыч бы его тут же четвертовал на месте – он ненавидит ложь. Хорошо, что его здесь нет, и он не видит эту адскую сцену и весь