Трюфельный пес королевы Джованны - Анна Малышева

– Станет, если его принуждать, – возразил Леонид.

– Кто же принуждал вашу маму покупать старинное серебро? Такие дела делаются добровольно… И стоит это удовольствие недешево.

– Вы мне это рассказываете? Она тратила на серебро все, что можно было и нельзя. Дачу продала и все вложила в серебряные цацки. А старик ее подзуживал, провоцировал на покупки, находил какие-то редкости якобы немыслимой цены! – с горечью проговорил молодой человек.

– Якобы… – Александра скептически качнула головой. – Знаете, я понимаю в серебре куда меньше, чем ваша покойная мама. Но и у меня хватит познаний, чтобы определить примерную ценность предмета. Конечно, для настоящей оценки нужен эксперт. Но ваша мама не стала бы приобретать мусор по цене сокровища. Даже у очень уважаемого ею человека!

Взвыла очередная пролетавшая мимо них электричка, поглотившая ответ молодого человека. Александра, не расслышав, переспросила, и Леонид повторил:

– Она всегда сомневалась.

– Вы считаете…

Следующая электричка остановилась у платформы, и Леонид втолкнул в тамбур замешкавшуюся спутницу. Состав тронулся немедленно. Сквозь замерзшие окна едва сочился дневной свет. В углу тамбура курил старик, бросивший на вошедших пассажиров неприязненный взгляд.

– Вы считаете, – опомнившись, продолжила Александра, – что Птенцов задорого продавал ей подделки, выдавая их за подлинники?!

– Нет! – категорично отрезал молодой человек.

– Ну, хоть этого вы не утверждаете!

– Нет, но… Он заразил ее этой болезнью: вечно во всем сомневаться, разгадывать клейма, исследовать пробы, доискиваться, не выдали ли одно за другое. И она никогда, с его подачи, не знала, купила шедевр или подделку! И поэтому никогда не была счастлива, а хотела приобретать еще и еще и никак не могла успокоиться!

– Это участь всех коллекционеров, – снисходительно произнесла Александра. – Может быть, и даже наверняка, лучше ничего точно не знать! Фальшивки приносят их владельцам столько же удовлетворения, сколько и подлинники. Я много раз с этим сталкивалась. Жестоко разочаровывать людей… А человек, который сомневается, уж точно счастлив не бывает. Словом, это вечный вопрос!

– Вы острите! – с горечью ответил парень. – А она не знала, на каком находится свете! Все сидела над этими проклятыми клеймами, искала места спайки, изучала гравировку, соображала, не слишком ли близко посажены печати, нет ли подлога… А когда касалось гербов на старом лотовом серебре, она и подавно теряла голову!

– Вижу, вы также в этом разбираетесь? – осведомилась Александра.

– К сожалению, кое-что слышал! И знаете, в чем убедился? Действительно, никогда нельзя знать наверняка, купил ты подлинник или подделку!

Александра, не удержавшись, иронично улыбнулась:

– Эта истина всем давно известна!

– Мы, простые смертные, ни о чем таком понятия не имеем, – съязвил в ответ парень. – Я обвинять Птенцова не собираюсь. Что он там на этих махинациях наживал, и наживал ли, понятия не имею. Дело в другом…

Состав начал притормаживать и остановился. Двери раздвинулись, старик бросил окурок на пол и вышел на платформу. Леонид, брезгливо затоптав тлеющую папиросу, тронул встрепенувшуюся Александру за рукав:

– Еще не здесь, сходим на следующей. Я вас об одном хочу предупредить: не доверяйте этой парочке! Я всегда считал, что они своими махинациями погубят маму, так и вышло! Конечно, я не мог это сказать при них.

– Но погибла ведь она не по их вине! – воскликнула художница. – Вы просто испытываете к ним предубеждение, и это мне теперь понятно…

– А вы откуда знаете, как погибла мама? – Леонид взглянул на нее в упор. – Вас-то при этом не было. Вы якобы спали… Как заявила тетя Лена.

– Не сомневайтесь, что так и было! – возмутилась Александра. – И заметьте, я их не просила меня выгораживать! Они сами решили помочь… Да и потом, это просто нелепо, даже обсуждать версию с моим участием!

– А я ничего не обсуждаю, – пожал плечами парень. – Я знаю одно: всегда нужно искать, «кому выгодно», как говорили древние римляне. Вот, старику было выгодно, чтобы она вдруг умерла!

Сперва художница не поверила своим ушам, потом вдруг, неожиданно для себя, вспылила:

– Вы говорите чепуху, вам просто хочется кого-то обвинить! В этом нет никакого смысла!

– Да что вы? – с вызовом ответил молодой человек. – А представьте, что после смерти матери осталось много долгов, которые она никому не торопилась платить, несколько кредитов, и еще бабушка с дедушкой, о которых теперь буду заботиться один я! Мне ведь придется распродать эту ее проклятущую коллекцию серебра! А кому я ее продам? Кому?! Ему же… За столько, сколько он даст… А он внакладе не останется, не беспокойтесь!

Александра проглотила возражения, готовые было сорваться с ее подрагивающих губ. Леонид был прав. Художница слишком хорошо знала, как варварски распродаются порой ценные коллекции, как цинично играют на невежестве или трудных обстоятельствах наследников перекупщики. Она и сама не усомнилась в том, что Птенцов не упустит случая поживиться, вернув себе при этом вещи, когда-то проданные покойнице.

– Нам выходить, – парень отвернулся к двери. – Вот увидите, я прав. Никому на свете смерть мамы не была нужна. А вот ее коллекция задешево…

Александра молча выпрыгнула вслед за ним на платформу, оперевшись на подставленную руку. Неожиданная услужливость молодого человека тронула ее. Она напрасно искала слова, которые могли бы переубедить Леонида и хоть немного его утешить.

– Здесь недалеко, – бросил он, оборачиваясь на ходу.

Они оказались на привокзальной площади маленького подмосковного городка. Рядом, в окружении прилавков, украшенных мишурой и бумажными гирляндами, был устроен небольшой елочный базар. Из динамиков, установленных прямо на затоптанном снегу, несся навязчиво задушевный шансон. Близкие праздники всегда навевали на Александру печаль. В такие дни она яснее ощущала, что у нее нет своей семьи, нет уютного дома, и ей, наверное, всегда придется скитаться по случайным углам. Леонида наверняка угнетали столь же тягостные мысли: парень вдруг повесил голову и ссутулился, утопив руки в глубоких карманах парки чуть не по локоть.

Проведя свою спутницу до конца улицы, застроенной полуразрушенными деревянными домами с валившимися то вовнутрь двора, то наружу заборами, он остановился перед входом в двухэтажное краснокирпичное здание, похожее на казарму.

– Это здесь. Тут и полиция, и паспортный стол, и приставы, и весь закон и порядок. Кто первый?

– Идите вы, – поежилась Александра.

– Я обычно пропускаю дам вперед, – мрачно улыбаясь, ответил парень.

– Не тот случай, – пожала плечами женщина, и он не стал ей противоречить. Потянув на себя тяжелую дверь, парень исчез за нею.

Потоптавшись на крыльце несколько минут, Александра замерзла и решила пройтись. Ждать внутри ей не хотелось, любые учреждения подобного типа вызывали у нее тоску и страх. Чтобы не терять крыльцо из вида и не дать молодому человеку повода думать, что она сбежала, художница принялась прогуливаться возле близлежащих домов.

Обычно ее зачаровывали такие закоулки. Александра предпочитала их помпезным городским пейзажам Европы и регулярным паркам, которыми ей доводилось любоваться. Эти улицы, где, казалось, никто не заботился о красоте и удобстве своего жилища, относясь к нему как к временному пристанищу, украшением которых всегда был суд, или больница, или церковь, – говорили ее сердцу намного больше. «Да ведь я и сама отношусь к своей жизни как к явлению недолговечному… Потому и не вижу смысла что-то устраивать, особенно горевать из-за неудач. Родителям этого не объяснишь, они-то надеялись, я преуспею… Но не смогу же я объяснить им, что мне не так уж важно, что останется от меня на земле через пару десятков лет… И кому останется? Моя жизнь замкнута сама в себе, вот как эти улицы, которые, кажется, никуда не ведут…»

Она мерзла не больше получаса. Едва Александра решила сдаться, преодолеть свою неприязнь к присутственным местам, войти и погреться, как завидела, что дверь открылась и на крыльце показался Леонид. Женщина поспешила к нему:

– Мне идти?

– Постойте… – Молодой человек глядел как-то странно, искоса, словно не решаясь прямо встретить ее взгляд. – Мне ничего на этот счет не сказали… Но надо, думаю… И вот еще что…

Александра вопросительно смотрела на него, ожидая продолжения, но он медлил, очевидно, колеблясь. Наконец Леонид выпалил:

– Он изменил показания!

– Кто?!

– Да пьянь эта, Виктор.

– Час от часу не легче! – у женщины от волнения задрожали губы. Ей померещилось что-то ужасное, чему она не могла еще дать имени. – Что он наплел на этот раз?

– Не знаю толком, что там у них вышло! Со мной почти ни о чем не говорили… – Леонид слегка задыхался. Он был, видимо, потрясен. – Какие-то мелочи спрашивали, пустяки. А потом, на прощание, поставили в известность, что сегодня утром явился к ним этот единственный свидетель, который якобы что-то там видел, и признался, что все наврал. Он вечно ходит поддатый… Лечился несколько раз, но зря. Так что дело теперь будут расследовать как несчастный случай. Да я и сам знаю, там опасное место, тетя Лена меня сколько раз предупреждала… Поворот… Плохой обзор.