Посох в руках, свирель за пазухой. Часть 2: Свирель (СИ) - Райтер Инеш

— Вы думаете, это под ее влиянием отец выкрал свирель? Я не поверю, что он пошел на преступление добровольно.

— Не знаю, — пожал плечами старик. — Одно из двух: либо он был слишком самонадеян, либо его ввели в заблуждение. Теперь уходи. — орк перевел взгляд на меня. — А вас, лайра, я попрошу остаться.

На этих словах я вздрогнула и растерянно посмотрела на Арвена.

— Позвольте остаться с ней, — твердо произнес он.

В глазах старого шамана промелькнули грозовые тучи.

— Иди, — голосом орка можно было дробить камни. — Ты узнал, что хотел, позволь мне сделать то же самое.

К Арвену подскочила Ррр и принялась выталкивать его к наружу.

— Иди, иди, ничего с ней не случится.

— Ррр, если…

Мягкий шорох полога отсек их от меня.

Я неуверенно потопталась на месте и крепче вцепилась в посох. Оставаться один на один с Эээ было страшно. Успокаивало лишь то, что метаморф спокойно сидел рядом с ним не выказывая никакой озабоченности. Это было немного странно, ведь он Арвена переносил куда хуже.

— Так, значит, свирель тебе пела? — взгляд орка царапнул меня.

Мишш подкрался ближе к Эээ, положил лапу ему на колено, мол не пугай хозяйку. Шаман вздохнул, его взгляд потеплел. Он пригладил шерсть метаморфа, а затем, похлопыванием, предложил мне устроится рядом.

Я присела на край возвышения, примостив посох между колен.

— Когда-то очень давно, — начал Эээ пристально наблюдая за моим лицом, — когда меня не было и в помине, как и моего деда, и деда моего деда. Орки нашли в снегах человека. Он лежал изломанной, окровавленной льдиной, Но сквозь обледенелую кожу они почувствовали, что в нем еще теплилась жизнь. Орки принесли его в свой стан и, без особой надежды, принялись выхаживать. Ничего не помогало. Однако, когда шаман занес нож, чтобы освободить человека от мучений. Он перехватил занесенную руку и открыл глаза. Видно что-то держало его в этом мире, не давая уйти за грань. С этого дня человек пошел на поправку. Он выздоровел и орки приняли его в свою орду. Он принял наши обычаи и долго жил по нашим законам. Потом он ушел. Но перед уходом оставил нашим предкам это, — ладонь орка коснулась свирели, — и попросил хранить ее. А еще он сказал, что однажды за ней кто-то придет и мы должны будем отдать свирель. Мой предок спросил: «Как мы узнаем этого кого-то?» — «Он будет другой». «Как он найдет нас?» — «Свирель сама позовет его».

В моей голове мелькнули чужие воспоминания. Отчаянная решимость. Свист ледяного ветра в ушах. Удар. Агония. И тьма, которая поглотила сознание.

— Как звали этого человека? —осипшим голосом спросила я.

— Мы называли его Лли, тот кто не хотел умирать.

Лли. Лиалас.

Я задумчиво прикусила губу.

Есть у меня подозрение, что их человек и мой бог одно и тоже лицо.

Как долго могут жить боги? Бесконечно. Что для них пара сотен лет — мгновения не заслуживающие внимания. Значит ли это, что Лиалас еще жив и остался ли он до сих пор богом? Возможно.

— У него была только свирель? — настороженно спросила я.

Эээ в ответ улыбнулся, обнажая пожелтевшие клыки, и указал взглядом на мой посох:

— Нет. Он забрал с собой Волосяной посох.

Волосяной? Комок удивления застрял у меня горле.

Я взяла найденный посох в руки и тщательно присмотрелась к нему. Тонкие лозы из которых он состоял, действительно были похожи на волосы, заплетенные в косу. Я почувствовала живое тепло. Легкое покалывание пронзило кожу, пробежало волной по венам и растворилось в груди мягким разрядом.

Нет, это невозможно!

Я вздрогнула и едва не выронила посох. Но Эээ не дал ему упасть, перехватив его, он положил посох рядом со свирелью.

— Волос и кость. Две части одной сущности.

Мне показалось, что они были рады друг другу, словно разлученные в детстве братья. Даже Мишш одобрительно закивал увидев их вместе.

— Погодите, — я закрутила головой, все еще не веря услышанному, — Вы хотите сказать, что когда-то, ЭТО было человеком?

— Не совсем. Когда творец ушел то оставил каждому из братьев подарок — частичку себя. Арлазгурн получил возможность творить тела, Ледарис — вдыхал в них душу. Две части одного целого, которые дополняют друг друга.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Да вы издеваетесь! То есть прямо натуральную часть себя?

Сказанное не умещалось в моей голове, словно я пыталась впихнуть куб в круглое отверстие.

Хотя чему я удивляюсь? Мишш ведь тоже часть бога. Видимо у них тут принято собой разбрасываться. Сбивая углы, кубическая мысль, со скрипом, вошла в отверстие.

Итак, передо мной лежали дары творца.

Так вот что получается украл Лиалас! Вот почему его прокляли! Он лишил богов силы дарованной творцом — силы создавать новых существ!

Я вспомнила слова Пелагия о кайлотах: «Темные порождения Арлазгурна, существа без души». Вспомнила озлобленные души без тел, которые вырывали сердца на поле великой битвы.

Все верно. То, что было даром надежды, превратилось в оружие: неправильное, извращенное, создающее изломанных сущностей, наполненных злобой и отчаянием. Оружие, которое могло погубить весь мир. И война эта прекратилась только потому, что с исчезновением даров божественные идиоты поняли — они рискуют совсем остаться без верующих.

Твою мать! Это для меня уж слишком!

Найти забытого бога, еще куда не шло. Но быть хозяйкой даров творца, которые ищут все: от храмовников до богов, это как оказаться между молотом и наковальней — больше смахивает на самоубийство.

Я со страхом посмотрела на Эээ:

— Надеюсь вы заберете их?

Миишь, нервно дернулся, посмотрел на меня с осуждением. Спутанный клубок его чувств проник в мое сознание — там было недовольство, разочарование и надежда, что мои слова были шуткой.

Кажется, того же мнения был старый орк, потому что он покачал головой.

— Нет. Теперь они твои.

— И что прикажете с ними делать? — растерянно я посмотрела на орка, чувствуя, что меня загоняют в угол, из которого будет сложно выбраться.

— Не знаю, — орк развел руками. — Они выбрали тебя.

Я вздохнула. А мне-то что от этого?

Ну ладно посох, он помог справится с тварью и вывел Арвена из транса. При отсутствии магии, самой бы мне это вряд-ли удалось. Хотя чаще он был простой палкой. Но что делать со свирелью? Я же своей музыкой могу только головную боль вызвать.

Видя мою растерянность Эээ продолжил:

— Никто другой не сможет с ними справится, — он погладил по макушке кивающего с умным видом Мишша. — Ведь даже твой темный друг не смог.

— Думаете я смогу?

— А ты попробуй! — хитро улыбнулся старик и подал мне свирель.

Я поднесла ее к губам, осторожно дунула.

Теплое дыхание скользнуло вглубь костной трубки. Яранга наполнилась кристально-тонким звуком. В моей голове возникла мелодия. Она, дрожью, пронзила нервы и сосредоточилась на кончиках пальцев. Будто строгий репетитор она расставила их и, подчиняясь ее указке, мои пальцы вспорхнули над инструментом. Мелодия вырвалась на свободу.

В чистом, нежном напеве слышалась грусть и радость, боль и счастье и многое, многое другое. Словно все чувства смешали в одну субстанцию, чтобы выкристаллизовать из нее самую суть. Она взывала к чему-то.

И вскоре ей ответили.

В начале я услышала рядом одиночную скрипучую ноту. Взглянув на источник звука я заметила, как в груди старого орка разгорелся маленький огонек. А затем, нот стало больше, они доносились из-за стен, звучали над городским пустырем и тянулись из глубин городских улиц.

Эти звуки выместили из моей головы напев свирели — теперь там играл оркестр. Его звучание становилось громче. Оно стучало пульсом в висках и, казалось, что в нем я различала голоса, которые жаловались, молили, просили и благодарили. Этот сном шевелящихся мыслей сводил с ума.

Я испугалась, что не выдержу и оборвала мелодию.

Старый Эээ все это время молчал, наблюдая за мной напряженным, цепким взглядом.

Осторожно положив свирель, я встала. Нервно прошла по яранге туда-сюда. Затем остановилась перед орком, на лице которого неожиданно появилась довольная улыбка, спросила: