Ниже нуля - Эли Хейзелвуд

руки и притягивает меня к своей груди, и… Я помещаюсь в них так идеально, как будто там всегда было готово место для меня. Место пятилетней давности, знакомое и уютное. Вкусный, теплый уголок, пахнущий мылом и сном, веснушками и бледной, потной кожей.

От этого мне снова хочется плакать. Или смеяться. Я не помню, когда в последний раз чувствовала себя такой хрупкой и растерянной.

— Йен?

— Хм? — Его голос грубый, грудной. Так он звучит, когда просыпается. Так бы он звучал на следующее утро, если бы я согласилась пойти с ним на ужин.

— Как долго ты был на Шпицбергене?

Он вздыхает, теплый пушок ложится на макушку моих волос. Должно быть, я застаю его врасплох, потому что на этот раз он отвечает на вопрос. — Шесть дней.

Шесть дней. Это один день до моего приезда. — Почему?

— Отпуск. — Он гладит мою голову подбородком.

— Отпуск, — повторяю я. Его тепло мягкое под моими губами.

— Да. У меня было, — он зевает, прижимаясь к моей коже, — много свободного времени.

— И ты решил провести его в Норвегии?

— Почему ты так недоверчиво говоришь? Норвегия — хорошее место. Там есть фьорды, лыжные курорты и музеи.

Вот только он не там. Не на горнолыжном курорте, и уж точно не в музее. — Йен. — Это так интимно, произносить его имя так близко к нему. Вжиматься в его грудь, когда мои пальцы впиваются в его рубашку. — Как ты узнал?

— Узнал что?

— Что мой проект будет таким дерьмом. Что я… Что я не смогу закончить свой проект. — Я сейчас снова начну плакать. Возможно. Возможно. — Было ли это… было ли это так очевидно? Неужели я просто огромный некомпетентный мудак, который решил сделать все, что она хотела, несмотря на то, что все остальные говорили ей, что она собирается…

— Нет, нет, шшш. — Его руки крепко обхватывают меня, и я понимаю, что на самом деле я плачу. — Ты не сволочь, Ханна. И ты совсем не некомпетентна.

— Но ты наложил на меня вето, потому что я…

— Из — за внутренней опасности такого проекта, как твой. В течение последних нескольких месяцев я пытался остановить этот проект десятью различными способами. Личные встречи, электронные письма, обращения — я испробовал все. И даже те люди, которые согласились со мной, что это слишком опасно, не вмешались, чтобы предотвратить это. Так что нет, это не ты мудак, Ханна. Это они.

— Что? — Я приподнимаюсь на локте, чтобы выдержать его взгляд. Ночь синяя, как смола. — Почему?

— Потому что это великий проект. Он абсолютно гениален, и у него есть потенциал для революции в будущих космических исследованиях. Высокий риск, высокая награда. — Его пальцы убирают прядь за мое ухо, затем проводят по моим волосам. — Слишком высокий риск.

— Но Мерел сказал, что…

— Мерел — гребаный идиот.

Мои глаза расширяются. Тон Йена раздраженный и яростный, и это совсем не то, чего я ожидала от его обычно спокойного, отстраненного характера. — Ну, доктор Мерел имеет докторскую степень в Оксфорде и, как я полагаю, является членом MENSA, так что…

— Он идиот. — Я не должна смеяться или прижиматься еще ближе к Йену, но я не могу удержаться. — Он тоже был в АМАСЕ, когда я был здесь. Во время моей второй экспедиции было две серьезные травмы, и обе произошли потому, что он подталкивал ученых к завершению полевых работ, когда условия не были оптимальными.

— Подожди, серьезно? — Он отрывисто кивает. — Почему он до сих пор работает в НАСА?

— Потому что его халатность было трудно доказать, и потому что члены АМАСЕ подписывают отказ от ответственности. Как и ты. — Он делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться. — Почему ты была там одна?

— Мне нужно было завезти оборудование. Буря не прогнозировалась. Но потом неподалеку сошла лавина, я испугалась, что мой мини — вездеход повредится, стала убегать, не глядя, и…

— Нет, почему ты была одна, Ханна? С тобой должен был быть кто — то еще. Так было сказано в предложении.

— О. — Я сглотнула. — Мерел должен был прийти на подмогу. Но он неважно себя чувствовал. Я предложила подождать его, но он сказал, что мы потеряем ценные дни данных и что я должна ехать одна, а я… — Я сжимаю пальцами материал рубашки Йена. — Я пошла. А потом, когда я позвала на помощь, он сказал мне, что погода меняется, и…

— Черт, — бормочет он. Его руки сжимаются вокруг меня, почти до боли. — Блядь.

Я вздрогнула. — Я знаю, что ты злишься на меня. И у тебя есть полное право…

— Я не злюсь на тебя, — говорит он, похоже, злясь на меня. — Я злюсь на чертового… — Я скептически изучаю его, когда он глубоко вдыхает. Выдыхает. Снова вдыхает. Он, кажется, проходит через несколько эмоций, которые я не уверена, что понимаю, и заканчивает: — Мне жаль. Я прошу прощения. Обычно я не…

— Злишься?

Он кивает. — Обычно я лучше…

— Контролируешь себя? — Я заканчиваю за него, и он закрывает глаза и снова кивает.

Хорошо. Это начинает обретать смысл.

— АМАСЕ не посылал тебя, — говорю я. Это не вопрос. Йен не признается мне в этом, но в этой койке, рядом с ним, так очевидно, что произошло. Он приехал в Норвегию, чтобы уберечь меня. На каждом шагу он только и делал, что оберегал меня. — Как ты узнал, что ты мне понадобишься?

— Я не знал, Ханна. — Его грудь поднимается и опускается в глубоком вздохе. Другой мужчина сейчас бы уже злорадствовал. Йен… Я думаю, что он просто хотел бы избавить меня от этого. — Я просто боялся, что с тобой может что — то случиться. И я не доверяю Мерелу. Не с тобой. — Он говорит это так, как будто я замечательная и важная вещь. Самая ценная точка данных; его любимый город; самый прекрасный, самый суровый марсианский пейзаж. Даже если я отталкивала его снова и снова, он все равно приплыл на раскачивающейся лодке посреди самого холодного океана на планете Земля, только чтобы согреть меня.

Я пытаюсь поднять голову и посмотреть на него, но он мягко надавливает на нее и продолжает гладить мои волосы. — Тебе действительно нужно отдохнуть.

Он прав. Нам обоим нужно. Поэтому я просовываю ногу между его ногами, и он позволяет мне. Как будто его тело — моя вещь. — Мне жаль. За то, что я сказала тебе тогда в Хьюстоне.

— Шшш.

— И что я подвергла тебя опасности…

— Шшш, все в порядке. — Он целует мой висок. Он мокрый от моих слез. — Все в порядке.

— Нет. Ты можешь работать