Офицеры-2 - Караваешникова Елена

Закат был фантастическим. Раскаленный шар солнца отвесно падал в море. Ставр тысячу лет не видел столько воды и такого безумия красок. Неширокое, но весьма благоустроенное шоссе с засаженной пальмами разделительной полосой бежало берегом моря. Впереди прояснялись очертания города. Синева моря. Корабли в порту. Торговые улицы и отели в цивилизованном центре, отличные шоссе и белые, утопающие в зелени виллы европейцев и преуспевающих местных дельцов. На окраинах — кривые узкие улочки, в окнах грязных лавок тускло мерцают керосиновые лампы.

Кейт снимал апартаменты под офис и жилье в одном из отелей. Он называл это своей штаб-квартирой.

Затянувшееся бездействие, отсутствие допинга экстремальных событий обычно вгоняло Ставра в тоску и раздражение. Он предпочитал быстрый темп и резкую смену обстоятельств. С этой точки зрения сегодняшний день сложился наилучшим образом. Всего несколько часов назад, сидя в карцере в ожидании расстрела, он даже вообразить не мог, что вечером окажется почти за тысячу километров от лагеря и пристроит свою задницу в мягкое кресло на колесиках в представительстве фирмы «Джей Кей Комбат Системе», которая служит крышей для агента ЦРУ Джека Кейта. В этом Ставр был абсолютно уверен, несмотря на все упорные усилиям Кейта откреститься от своих друзей.

Войдя в офис, Кейт сразу направился к факсу и погрузился в просмотр сообщений, полученных в его отсутствие. Через другую дверь в комнату вошел чернокожий слуга. Кейт молча показал ему два пальца. Слуга вышел и снова вернулся, прежде чем его хозяин успел закончить чтение факсов. Он поставил перед Ставром и Кейтом по стакану виски со льдом.

— Считаю, что на сегодня все мои обязанности по отношению к вам выполнены, — сказал Кейт, подходя к столу, возле которого Ставр рухнул в мягкое кресло на колесиках.

Кейт сунул руку в один из своих многочисленных карманов, достал перегнутую пополам и стянутую резинкой пачку денег, отсчитал несколько купюр и положил на стол перед Ставром.

— Решите сами, как вам провести сегодняшний вечер. А мне надо заняться делами.

Ставр с интересом посмотрел на деньги.

— Будьте уверены, Кейт, — сказал он, — я потрачу ваши доллары с максимальным толком. Но я не уверен, что бармены, проститутки и водители такси предоставят мне чеки, которые вы сможете подколоть к отчету о расходовании наличных сумм.

— На этот счет можете не беспокоиться, — улыбнулся Кейт. — Вместо чеков я предоставлю фотоматериалы.

— В таком случае я хочу для начала вымыться, побриться и сменить одежду. Иначе репортаж не потянет на пятьсот долларов.

— Луиш поможет вам решить все проблемы. Он вас побреет, и пострижет, и даже вымоет. Дайте ему денег и объясните, что вы хотите из одежды, Луиш все купит.

Ощущение, которое испытал Ставр, погрузившись в ванну, было сравнимо только с оргазмом. Каждая пора засасывала воду, как насос. Ему даже показалось, что уровень воды в ванне понизился, — тело впитывало ее, как кусок поролона. Через несколько минут мускулы расслабились. Он ушел в бездумное блаженство плода в утробе матери. Прошла целая вечность, прежде чем Ставр пошевелил пальцами ног.

12

Слава богу, прошли те времена, когда достать кирпич или доски для пола было неразрешимой проблемой. Базы ломились от разнообразного строительного материала — только плати. А цены были ломовые. Для того чтобы отстроить заново усадьбу лесника, Шуракену пришлось бы выложить большую часть денег, полученных за сантильянский контракт.

Правление леспаркхоза предложило Шуракену должность главного лесничего. Такой вариант устраивал его со всех точек зрения. Лесничего в леспаркхозе не было уже несколько лет. Два поколения семьи прежнего вымерли от пьянства, а внуки, как беспризорные щенки, раскатились по свету. Поселковые набросились на опустевший, стоящий в лесу на отшибе дом и быстро ободрали его до голого сруба. Когда по колено в снегу Шуракен добрался до заброшенной усадьбы лесника, он увидел почерневший сруб без крыши, с проломами окон. На первый взгляд сруб казался крепким старичиной, которому сноса нет. Но, постучав по бревнам пяткой топора, он понял, что сердцевина превратилась в труху и сруб не разметало только потому, что вековые ели защищают усадьбу от порывов ветра.

Шуракен был не из тех, кто болтается по жизни не пришей кобыле хвост, чем бы он ни занимался, он делал это всерьез. Как главный лесничий, он получил во владение заброшенную усадьбу и начал готовиться к строительству нового дома. Для деловых поездок он купил в Южном порту «Ниву».

Поселковые заметили, что каждый день эта заляпанная грязью темно-зеленая «Нива» ненадолго останавливается возле «Колоска».

Нинка не забыла обиды. Обслуживая Шуракена, она была с ним подчеркнуто официальна и жестоко неразговорчива. Поселковые тетки ужасно переживали, что Нинка гнобит хорошего мужика, и осуждали за то, что она бог знает что о себе воображает. Факт ежедневной покупки Шуракеном батона хлеба и колбасы обсуждался наряду с перипетиями мексиканских сериалов.

Шуракен постепенно втягивался в новые дела и заботы. В лесу, как раз между усадьбой и задними дворами поселка, он наткнулся на вольер с пятнистыми оленями. Штук семь самок и два рогача-самца, один матерый, другой помоложе, лежали или, разрыв снег, ковыряли копытами мерзлую землю. Любовь к животным у Шуракена, естественно, распространялась в основном на собак и лошадей, тяга к которым у него была наследственной, от прадеда-кучера, прославившегося бешеной ездой и знанием своего ремесла. С дикими животными Шуракену сталкиваться не случалось. Даже в Африке их со Ставром занесло в такое место, где непрекращающаяся война разогнала и извела все живое. Они видели только тощих свиней и коз, не считая, конечно, змей и скорпионов, но на них дружелюбие Шуракена не распространялось. Олени, рыжеватые, в белых пятнышках, как солнечных бликах, сначала показались Шуракену очень красивыми, но, присмотревшись к ним, он понял, что животные истощены до предела. Они тихо стянулись к нему и стояли, отделенные сеткой, как покорные узники, утратившие надежду на милосердие. В их прекрасных темных глазах горел исступленный огонь голода.

Как издевка, посреди вольера красовалась затейливо, с фантазией срубленная кормушка с резными коньками на крыше. Столбы и доски яслей были изглоданы. У Шуракена защемило сердце от жалости и гнева. В первый момент он собрался сбить с ворот вольера замок и выпустить оленей, чтобы сами нашли себе корм в лесу. Но затем он решил, что раз он теперь тут должностное лицо, то разбираться с этой ситуацией должен иначе. От вольера он пошел прямо в правление леспаркхоза, намереваясь выяснить, кто отвечает за оленей, и для начала избить его так, чтоб родная мать не признала.

— Ты че, Гайдамак, разошелся из-за этих козлов? — искренне удивился директор. — Пробовали мы их выпускать, не уходят они в лес, паразиты. Привыкли на всем готовом. Одна головная боль от них. Один отдыхающую из пансионата боданул. Она, дура, булочкой его пришла кормить. Другой на дорогу выскочил. Из-за него иномарка в дерево шмякнулась, нам пришлось возмещать. А кормить их — в бюджете статьи нет. Вначале указание спустили охотхозяйство организовать, а тут перестройка. Слава богу, кабанов привезти не успели.

— Но кормить все равно надо. Живые же твари!

— Живые, согласен. Вот ты этим и займись. Ты у нас главный лесничий? Значит, олени теперь твои.

Понятно. Выходит, бить морду некому. Да и оленям от этого лучше не станет. Шуракен зачалил к

«Ниве» прицеп и поехал в Москву на ипподром за сеном. Заплатив наличными, он загрузил прицеп брикетами прессованного сена. Привез. Набил кормушку, посмотрел, как олени накинулись на корм, и пошел рубить орешник и тонкую березовую молодь. Шуракен навязал из веток веников и развесил под крышей кормушки.

Через несколько дней Шуракен договорился, что на ипподроме ему продадут десять тонн некондиционного сена, выписал счет и явился с ним в правление. С директором он столкнулся на крыльце. Тот торопился и вышел в распахнутом кожаном пальто на меховой подстежке.

— Нет у меня сейчас времени заниматься твоими козлами, — заявил он Шуракену. — Иди к главбуху. Если она согласится оплатить, я подпишу.

Директор подхватил длинные полы пальто, загрузился в «вольвешник» и с пробуксовкой стартанул за поворот мимо скульптуры оленя из раскрашенного гипса.

Главный бухгалтер Верка и Райка, директорская секретарша, обрадовались появлению Шуракена. На гулянке по случаю его возвращения Нинка, можно сказать, побила их. Но теперь на своей территории они, особенно Верка, почувствовали себя хозяйками положения.

Улыбаясь Шуракену, Верка рассказала ему, как ей очень даже жаль бедных оленей. Но она не собиралась в ущерб своим интересам слишком быстро найти деньги, чтобы купить сено. Шуракена пригласили зайти завтра. Назавтра Верка улыбалась еще откровеннее. Стройная Райка впорхнула в бухгалтерию с горячим чайником. Обе были разодеты, как на Восьмое марта, а запах духов вился вокруг Шуракена даже тогда, когда он вышел на улицу.