Великий океан - Иван Фёдорович Кратт

сдерживая желание зевнуть, тронул переводчика за плечо.

— Зови рухлядишко глядеть, — сказал он, откинув всякие церемонии. — Разговору — до вечера.

Матросы вынесли из трюма первые тюки. Кусков разрезал веревки, кинул на палубу несколько шкурок. Мягкой светло-серой грудой лежали они у ног купца. Тай-Фу нагнулся, взял большую шкуру кота-секача, долго невольно любовался густой серебристой шерстью, пушистой и нежной, почти невесомой. Он даже протер очки.

Увлекшись, Кусков продолжал разрезать веревки, гора мехов росла, но китаец уже отошел в сторону. Лишь переводчик, забыв даже про зонт, без конца гладил шкурки, чмокал, приседал, не в силах оторваться от пушного чуда. Тай-Фу толкнул слугу палкой и, кланяясь в сторону Кускова, достававшего новую кипу, сказал несколько коротких фраз.

Помощник правителя так и остался стоять с ножом в руке, когда оторопевший китаец перевел ему значение слов хозяина. Тай-Фу отказывался покупать меха. К сожалению, совсем недавно он приобрел много таких же шкурок, и ему не удалось еще сбыть ни одной связки. Правда, для Баранова он готов пойти на риск и купить меха, но для этого нужно, чтобы Кусков снизил цену вдвое против прежней.

Несколько секунд Кусков смотрел в темное, сочувственное лицо гостя. В первый раз за всю жизнь он растерялся. От продажи товара зависела жизнь, может быть, всей колонии. Но меха были не его и не Баранова. Они принадлежали компании.

И Кусков отпустил китайца. Оставалась еще маленькая надежда на других покупателей.

Два дня не сходил он на берег. Посланный в город приказчик побывал у многих купцов, заходил в европейские конторы. Однако безрезультатно. Китайцы вежливо качали головами и объясняли, что по новым законам вся торговля с чужеземцами принадлежит двенадцати самым богатым людям Кантона. Никто иной не мог совершить сделку, помимо ганистов, как назывались эти купцы. Но самое главное — торговля мехами переживает упадок. Войны в Европе уменьшили спрос на пушистое золото, увеличили спрос на золотые слитки.

Кускову пришлось принять предложение своего поручителя. Семь тысяч лучших котов пошли по неслыханно дешевой цене в три пиастра за шкуру, и только сотня морских бобров была продана по пятнадцати. Почти даром. Даже в Кадьяке при расторжках с американскими шкиперами коты продавались по восемь пиастров.

Рис, муку, сушеные овощи, чай, пестрые ткани для алеутов, свинец лодочники возили на корабли, старичок приказчик занимался погрузкой. Помощник правителя торопил команду, хотел зайти еще в Макао, купить пороху у португальцев.

Тай-Фу по-прежнему звал Кускова к себе, но Иван Александрович остался на судне.

— Добро у меня тут, — ответил он.

Только за день до отплытия он кликнул лодку и направился в город произвести последние расчеты с Тай-Фу. Приказчик уехал раньше. Купец жил недалеко от реки, за набережной, уже обжитой европейцами. Кривая, узкая улица, куда свернул Кусков, была застроена домами с размалеванными стенами и выступавшими вперед крытыми галереями. В нижних этажах размещались лавки. Сутолока и незатихающий гул, крики продавцов и покупателей, пестрота выставленных товаров ошеломляли.

В прошлый приезд такого оживления, диковинных выставок помощник правителя еще не видел. Лакированная с золотом мебель, ковры, разрисованные зонты, опахала с тончайшей резьбой по слоновой кости, фарфор, ткани всех цветов, ширмы, длинные вывески с белыми иероглифами, порядок, чистота...

Посреди улицы двигались люди, пешие и в паланкинах, пробирались, с коромыслами через плечо, согнувшиеся от тяжести разносчики товаров. Однотонно, не смолкая, звонили в колокольчики уличные брадобреи, скоблившие трехгранными бритвами тут же на углу очередных клиентов, кричали продавцы кушаний... Расталкивая палками толпу, в темных кофтах с металлическими пуговицами, длинных юбках, с косами до щиколоток, медленно шествовали именитые жители. Слуги держали над ними раскрытые зонты. От криков, движения воздуха колыхались у входов в лавки бумажные фонари.

Наконец Кусков выбрался из этой толкотни. Дом и склады Тай-Фу находились на соседней улице. Здесь было меньше домов, зеленели сады. Искрясь на солнце струей, дробился за оградой фонтан. Здесь было прохладно и тихо, словно за многие годы ничего не изменилось.

Так же сонно и тихо было и в садике негоцианта. Отцветали плюмерии, розовые нежные лепестки устилали дорожки, посыпанные речным песком и мелкими ракушками, серый воробей пил на краю бассейна воду.

Слуга вынес лакированную скамеечку, поклонился, знаками объяснил, что хозяин сейчас выйдет. Кусков потрогал скамеечку, но сесть не решился: показалась игрушкой. Он прошелся по садику, хотел направиться в лавку, где, наверное, сидел приказчик, но, приблизившись к дому, невольно задержался.

Окно было открыто, завешено легкой соломенной шторой. Из-за нее слышались голоса. Один принадлежал Тай-Фу, второй был незнакомый. Говорили не по-китайски, а по-английски или по-французски. Кусков, кроме русского, других языков не знал, но по интонациям догадался, что говорившие ссорились. Голос Тай-Фу временами переходил в крик. Потом, спустя несколько минут, стукнула входная дверь и мимо невысокой ограды быстро прошагал длинный человек в темном плаще, треугольной, без всяких украшений, шляпе.

Почти сразу же вышел в садик и Тай-Фу. На его лице не замечалось никаких следов недавнего волнения, китаец был бесстрастен, вежлив, как всегда. Лишь на лбу, у края шелковой шапочки, белели пятна. Он сказал витиеватую фразу приветствия, церемонно поклонился, хлопнул два раза в ладоши. Слуга принес бамбуковые стулья и чай. В сад были позваны старичок приказчик с бумагами и переводчик.

Тай-Фу достал свои записки, потом взял из рук приказчика два исписанных листка, палочку черной туши, протянул Кускову.

— Господин Тай-Фу просит проверить и поставить свое имя, — кланяясь, пояснил переводчик.

Иван Александрович принял бумаги, палочку, повертел в руках.

— Все истинно, сударь, — нагнувшись, шепнул приказчик. — Пересчитано до полушки. В торговлишке они честные, азиаты.

Помощник правителя вздохнул, обмакнул палочку туши в чашку с водой, услужливо подставленную переводчиком, расписался.

Дела были закончены. Тай-Фу, как и прежде, приказал принести подарки. Фарфоровую вазу с золотыми цветами, такую тонкую, что, когда в ней зажигали огонь, она просвечивала, словно фонарь; драгоценный, из розоватого коралла, ларчик; кривой малайский кинжал. Церемонии подходили к концу, можно было прощаться. Но Кусков вдруг почувствовал, что старичок приказчик тихонько дернул его за рукав.

— Не оборачивайся, Иван Александрович, — шепнул старичок скороговоркой. — На прощанье вели показать котов, купленных поперед наших. Зело схожи с якутатскими...

Действительно, меха оказались знакомыми. Купец охотно показал их Кускову. Только не из якутатского заселения были шкурки, а пропавшие вместе с «Ростиславом». Иван Александрович узнал звездообразную метку на мордах самых крупных секачей.

Тай-Фу выражал сожаление. Однако почтенный господин Кусков и почтенный его помощник могут ошибиться. Котов и бобров ловят не только