Цепи алых песков (СИ) - Емельянов

в возбуждённые глаза, вслушивается в шипение капитана, и довольно улыбаясь, закидывает ноги его на свои плечи. Трётся щекой о лодыжки, прищуривается, медленно растягивая нутро возлюбленного.

Как долго тот находится под ним, а прикосновения к внутренностям всё ещё ощущаются чем-то волнительным, незнакомым… И плевать, что он уйму раз к нему прикасался, и прикоснётся, плевать что уже прошло достаточно времени, чтобы первые ростки проклюнулись, в будущем собираясь потеснить постройки. Даже когда они станут огромными деревьями, Кэйа неизменно будет с ним, не тронет седина волос голубых, не появится новых морщин на прекрасном лице, не унесётся пеплом душа его, не потянется душа его в город ветров, который он был вынужден покинуть.

И трогая желанный комок нервов, смотря за тем, как закидывает голову возлюбленный, зажимая рот свой руками, бог довольно облизывается Кэйа дразнится, не даёт никому услышать себя, потому что знает, так он получит гораздо больше. И чуть приподнимая свободной рукою бёдра, так, чтобы пальцы вошли немного под другим углом и могли пробраться поглубже, так, чтобы дёрнулось его тело, чтобы ощутить осторожные удары пяток о спину, увидеть как тот вцепится руками в простыни, и услышать желанный звук. Развести внутри пальцы чуть шире, чтобы потом ему было не больно, чтобы не чувствовать себя похотливым животным… Хотя, как им не стать, когда регент, весь такой прекрасный и искренний добровольно ему в руки отдался, позволил ему собою владеть. И плевать что на кону была жизнь его прошлого возлюбленного, такого же бессмертного и готового на слишком многое ради своей любви.

Третий палец оттягивает край мышц чуть вниз. Эту часть Кэйа искренне ненавидит, а потом тихо шипит, ворочаясь на кровати. И тот замолкает, немного рассержено глядя на партнёра. Как бы грозно он ни выглядел, стоит тому оказаться в кровати, и он превращается чуть ли не в самого заботливого любовника на свете. Но и это всё несерьёзно. Чужую заботу Кэйа ценит, а потому никогда не винит божество в этой медлительности. Наоборот, корит себя за такие мысли, пытаясь чувства свои вразумить, и успокоиться. Он разводит ноги чуть шире, приподнимаясь повыше. Пусть прикоснётся везде, пусть выбьет противные мысли из его головы, и быть может, тогда станет гораздо легче. Проникающие глубже пальцы заставляют откинуть голову, вцепится до побеления фаланг в край простыни и зажмурится, тихо и хрипло прося о большем. Так бесстыдно и развратно, что хочется спрятать от внимательных глаз лицо, чтобы тот не смел порицать его за похоть, что глаза почти слепит. Хоть и бояться этого глупо, ничего не сделает ему за это бог.

Временное опустошение заставляет Кэйю недовольно фыркнуть, расслабить веки, вдохнуть полной грудью, а потом ошалело распахнуть глаза, чувствуя плавный толчок вовнутрь и смыкание челюстей на шее. Это слабое место, его бросает в мелкую дрожь от касаний к шее, что уж говорить о чужом рте, когда кожу засасывают, и потом игриво, мелко, проводят по ней языком, чтобы потом определённо поддуть на него, выбивая стыдливые стоны. Сопротивляться этому бесполезно и глупо.

Касания его нежны и ласковы. Кэйа принимается кусать губы, втягивает живот, чувствуя как осторожно руки массивные проводят по его бокам, опускаясь на талию. И всё в его движениях кажется нереальным. Не может божество, описанное жестоким властителем, меняться на самое милое и ласковое создание всего за пару секунд. Но всё происходящее реально, и капитан лишь хрипло стонет, когда тот дует на вылизанное место, одновременно с этим начиная медленно двигаться.

Как только лицо Аль-Хайтама оторвётся от шеи, регент сию же минуту притянет его к себе, вновь игриво касаясь кончиком языка губ бога. Пусть в голове не останется иных мыслей, кроме тех, что касаются человека над ним нависающего. Это так странно, и просто…

Закрыть глаза и довериться рукам тех, кого его с рождения учили ненавидеть. Небеса жестоки, у него нет в том сомнения, но те, кто находятся на земле, те, кто наделён их силой, почти то изгнанники, куклы в руках подлых и надменных небес, тех, кто смотрит на них с бесконечно большого расстояния, находясь на камне, что парит в небесах. И горе тем, на кого опустится их тяжёлая тень. Останутся им считанные мгновения, те, что будет лететь шип, без всякой жалости артерии разрывая.

Кэйа стонет под богом, расцарапывая его загривок. Не скрыть привычной одежде их от него. Более здесь больше никого нет. И едва ли появится, а если смельчаки найдутся, покроются чешуёй их тела, загнутся от боли они и больше не посмеют мешать им, отправившись на тот свет. Движения Дешрета становятся более быстрыми и резкими. Кэйа слышит стук соприкосновения их бёдер и от этого, самую капельку, честное слово, стыдно, стыдно слышать самого себя, где-то на самых задворках сознания, естество задавленное и почти позабытое, требует воспротивиться, но к нему давно уже не прислушиваются, прячут, выдавливают, словно никогда он не ел с рук бездны, словно не клялся её тварям в преданности. Аль-Ахмар прекрасен когда терзает губы его, когда по-собственнически стискивает его талию, словно специально, оставляет следы своих рук, и ему остаётся только поблагодарить его за это, за то что вытесняет все мысли из головы, оставаясь в них единственным. И капитан пускает язык его в горло снова, позволяя вылизать его край, довести до состояния, когда он начнёт задыхаться, позволяет ему вылизать миндалины, едва пройтись по язычку и, чуть приподнять кончик языка вверх, перекрывая дыхательные пути, пройтись по носоглотке и уверенно провести по хоане. Заставить возлюбленного вздрогнуть, распахнуть глаза, и только потом отстраниться, с улыбкой сытого кота, смотря на тяжело дышащего регента, а после резко толкается, заставляя Кэйю сжаться, чуть прижать колени к шее чужой, и лишь после этого беспокойно выдохнуть, нутром чувствуя тёплую и вязкую жидкость стекающую по члену бога.

— Ты обещал… — спокойно напомнит он, притягивая того за к себе вновь, перед этим опустив ноги свои с плеч на локти, чтобы было капельку проще.

С губ чужих невольный смешок срывается. Он уже заметил за партнёром тягу к долгим объятиям, больше похожих на животную жажду, когда те в своём желании наваливаются на партнёрш, желая совершить то, что требует от них природа. Природа ли павшей цивилизации то, или личное предпочтение, в попытках извлечь ласку, почувствовать себя необходимым из всего, что только душе угодно. И руки Кэйи зарываются в его волосах пепельных, покрывает он макушку бога поцелуями мелкими, лихорадочно что-то шепчет, словно он способен хоть что-то понять, будучи прижатым к