Возвращение в Сокольники - Фридрих Незнанский

– Не накостыляют? – не унимался Филя. – За несанкционированное проникновение?

– А я скажу, что сигареты забыл. И воду не выключил в ванной…

Дверь была бесшумно открыта – не шпилькой, разумеется, а простейшей отмычкой. Квартира оказалась пуста.

На диване – две скомканные простыни. Следы торопливого бегства.

Но – стойкий запах сигаретного дыма и более тонкий – хорошего кофе.

На кухне, в раковине, две невымытые кофейные чашки, остатки вылитого кофе.

«Какая моя, какая чужая? – подумал Турецкий. – А в общем, без разницы…»

Он нашел целлофановый пакет из-под чего-то, сунул туда обе чашки и сказал Денису, что было бы неплохо сделать анализ содержимого.

– Бу сделано, – ответил тот и принял пакет.

Ничего не было в квартире такого, что могло бы вызвать какие-то вопросы. Короткий обыск не дал результатов. Оставалось выяснить, чья эта квартира. А затем, взяв официанта Жору за известное место, спросить у него, кто такая Нонна, где живет и кому служит? А чем занимается – тут, как говорится, без вопросов.

И вдруг Турецкий подумал: а тебе это, Саня, нужно? Что за волна? Откуда? Почему?…

То есть на большинство подобных вопросов он ответил бы даже не задумываясь. Тяготило иное: чего они форсируют? Ведь сказано же!

А может, это все – результат его проникновения в подвал известного банка? Которое, собственно, и сдвинуло с места установившееся между Турецким и неким Иван Иванычем статус-кво? Вот где, скорее всего, и причина неуправляемого развития событий. Но ведь тогда от этих подонков можно ожидать буквально всего! А выдвинутые ими условия уже, в сущности, ни для кого ничего не значат? Это – хреново, иначе и не скажешь…

Ушли так же спокойно, как и пришли, просто захлопнули дверь, а защелка сработала сама, как ей и положено.

Когда вернулись в «Глорию», Денисов спец – молодой и серьезный юноша в очках – молча протянул ему на ладони самый обыкновенный «маячок» на магнитной присоске, снятый им из-под заднего бампера. А еще, сказал юноша, в радиоприемнике «Жигулей» он обнаружил небольшое устройство, суть которого объяснять неспециалисту долго, но основа заключалась в том, что оно засекало и записывало телефонные переговоры с «мобильной» связи. Из салона машины. Неплохое изобретение. Тоже снял. На всякий случай. Словом, кто-то хорошо потрудился, прежде чем Турецкий сел в свой автомобиль. Ну а теперь можно ехать, не боясь погони или очередного «хвоста».

Понимая, что все, о чем шла речь, неспроста, а молчание Турецкого лишь подтверждает, что дело действительно серьезное, Денис, как бывало обычно в таких ситуациях, предложил Турецкому на время оставить свою «трубу» в агентстве, а взять другую, «чистую».

Турецкий подумал и… согласился. Но лишь наполовину. Новый телефон он бы взял с удовольствием, но и от старого пока не отказался, поскольку именно по нему и «выходили» на него бандиты. Зачем же создавать и себе, и им лишние хлопоты. Он и постарался это объяснить Денису, но наедине, и тот понял, о чем речь. Вынул из сейфа и протянул «дяде Сане» новую трубку. Маленькую, элегантную, способную, по его словам, даже досуг скрасить: там были какие-то простенькие игры. В самый раз, больше «важняку» сейчас и заниматься нечем…

Он уже сидел в машине, когда вдруг ожил его собственный «мобильник», предусмотрительно оставленный у себя.

– Слушаю, – сказал Турецкий.

– Во-во, слушай, «важняк». – Знакомый голос. – Чего шмару-то свою позабыл? Не звонишь, не интересуешься, что с ней и с кем она в койке играется, а?

Кровь ударила в голову.

– А теперь ты слушай, как там тебя, а, вспомнил, козел! Ну-ка, одна нога – здесь, другая – там, быстро дай мне на трубку этого Иван Иваныча. Ты знаешь, о ком речь. Бегом!

– Ты че, фраер? – похоже, ошалел бандит. – Ты на кого тянешь, сука?!

– В последний раз говорю, мудак. Давай сюда старика, живо. Он мне говорил в прошлый раз, что тебе за твое хамство уже разок обломали рога. Но если он меня обманул, я ему и выскажу сейчас претензии. А не тебе, сявка вонючая. Быстро!

– Ну, бль…

Но договорить он не успел, в разговор вмешался старик. Уж его-то вкрадчивый голос хорошо запомнил Турецкий.

– В чем дело, Александр Борисович? Почему шум? Есть причина?

– Это вы, Иван Иваныч? Очень приятно слышать ваш голос. А скажите-ка мне, уважаемый, разве можно с вами иметь честные дела?

– Не понял вопроса. Объясните!

– Чего ж неясного? Разговаривая с вами в прошлый раз, я был уверен, что имею дело с серьезным человеком. А что вышло? Вы ж меня, оказывается, за дешевого фраера держите! Так какие ж после этого переговоры-договоры? И опять этот ваш вонючка задирается! У вас что, порядка нет? Так наведите, а потом лезьте в верхние сферы. Где Мария?

– Какая Мария? – Старик и не думал скрывать сарказма.

– Та, о которой только что сказал этот ваш отморозок. Учтите, если с ней что-нибудь случится, если с ее головы хоть волос упадет…

– И что?

– Вы узнаете первым. Обещаю. А для начала, чтоб я больше не казался вам фраером, я захвачу отделение СОБРа и махну в «Дядю Гиляя». Он ведь рядом с прокуратурой. Там я прикажу взять за жопу официанта Жору, и тот ровно через три минуты моей с ним беседы назовет точные координаты, где находится некая Нонна. Или как там ее правильно зовут. Которой тут же будет предъявлено обвинение в попытке отравления следователя по особо важным делам. Это – много. И она назовет своих хозяев. Сутенера там, козла этого вашего. И потянется цепочка, уважаемый Иван Иваныч, да с такой скоростью, что вы просто не успеете ее разорвать. После чего могу легко предсказать и вашу собственную судьбу. Ясная картинка?

– Успокойтесь, Александр Борисович, – сказал после паузы старик. – Не стоит, право, поднимать шум по пустякам. Я уже говорил и могу лишь повторить, что имеете вы дело действительно с серьезными и ответственными людьми. Но повсюду имеется пена. Мусор, говно плавающее! Куда от них? Избавляемся, приходится. Давайте не будем изображать из себя пролетариев, разрывающих цепи рабства. Ничего с вашей Марией Дмитриевной не случилось и, надеюсь, не случится впредь. Каждый из нас выполняет пункты нашего договора. Но ваша активность…

– Минуту, давайте не передергивать! У нас шла речь о субботе. Так? Так. А вы что же хотели, чтоб «важняк» немедленно оставил все свои дела, бросил работу, целую неделю пил горькую и явился к вам с раскаянием? Извините, такого договора у нас не было. И потом, я уйду – другие останутся. У нас принято, уходя, передавать дела преемнику. Так что и не мечтайте, что с моим уходом закроется Генеральная прокуратура! Впрочем, ее дальнейшая судьба будет, скорее всего, меня потом мало интересовать. И еще. Что-то я не вижу, чтобы козел в самом деле получил по рогам… Это нехорошо с вашей стороны. Нечестно. Как вам верить после этого?

– Hе преувеличивайте, Александр Борисович. Я говорил о том, что на всякий случай мы вам напомним. Это чтобы и у вас сомнений в наших требованиях не было. А у нас – по поводу вашего согласия. Помните?

– Естественно. Но для этого есть, если хотите, телефон. Есть какая-то фигня, вмонтированная в автомобильный радиоприемник. Есть, в конце концов, «маячок», чтоб легче было следить за моими передвижениями. Что, мало?

– Ну раз вы об этом заговорили, то, значит, ничего такого уже нет! – засмеялся старик. – Да и о чем у нас речь? Осталось-то всего каких-то три-четыре дня! Стоит ли заострять?

– Пять, считая и сегодняшний, который далеко не кончился. А Бог, как известно, весь мир сотворил, и понадобилось ему всего-то на один день больше. Советую подумать на эту тему.

– Возможно, в ваших словах и есть своя правота, возможно… Но я бы, повторяю, не стал сегодня заострять… Зачем СОБР? Какая-то шлюха… Неизвестный мне официант… Зачем, Александр Борисович? Вам дано время, и мы не собираемся его отнимать. Уговор дороже денег. Хотя уместно напомнить, что речь у нас шла и о деньгах весьма немалых. Все остается в силе. С вашего разрешения, не хочу далее занимать ваше драгоценное государственное время. Будьте здоровы.

Короткие гудки…

«Ну козлы!… А сам-то ты чем лучше?… Не пожалеть бы тебе, Александр Борисович, о своей откровенности. Кровь в башке – не лучший помощник. Уж кому бы и знать… Где твой хваленый опыт? Где осторожность? Кажется, ты повесил-таки на собственную совесть тяжкий груз, с которым выплывают очень редко… Если выплывают вообще…»

Глава седьмая

…И ПСИХИАТР

«Прости, Жора… Ничего плохого ты мне не сделал, а я поступил с тобой как последняя сволочь…»

Эту фразу Турецкий произнес вслух. Без всякого пафоса, поскольку каждый обязательно хотя бы самую малость «наигрывает», выражаясь актерским языком, когда пробует искренно каяться. И ничего не чувствуя, кроме пустоты и сожаления.

Но какова реакция!…

Турецкий только что, больше по привычке, просмотрел вечернюю криминальную программу по телевидению. Точнее, она была уже ночная, что указывало на поразительную оперативность информационных служб телевидения. Видеоматериал был совсем свежий.