Девушка лучшего друга (СИ) - Гранд Алекса

– Черный. Без молока и без сахара, – за меня отвечает Стася и устраивается рядом, прижимаясь лбом к моему плечу.

Она находит под столом мою руку и крепко ее стискивает, словно просит потерпеть эту вакханалию, которая, к слову, ей тоже не нравится, пару часов.

– Спасибо, Виктория Марковна.

Спустя пять минут едкой некомфортной тишины, я забираю у Славиной мамы блюдце с маленькой фарфоровой чашкой и предусмотрительно глотаю вертящиеся на языке шутки про подсыпанный будущей тещей яд. Наверное, зря, потому что Аверина-старшая пару секунд мерит меня пренебрежительным холодным взглядом и, сцепив руки в замок, спрашивает.

– Когда ты уже оставишь мою девочку в покое, Тимур?

Без лишних предисловий, прямо в лоб бросает мне эта надменная женщина с редкими мимическими морщинами на ухоженном лице, а я с легкостью представляю, как она увольняет проштрафившегося в какой-нибудь мелочи сотрудника, вот так брезгливо кривя губы. Или отчитывает в ресторане официанта, вынесшего ей недостаточно прожаренный, по ее мнению, стейк. Или морально уничтожает кассира, случайно пробившего не тот товар. Или…

– Ну, правда. Сначала ты уедешь по обмену, потом будешь долго пудрить Стасе мозги, а потом сообщишь, что нашел там кого-нибудь и не собираешься возвращаться? – перебивает мой беззвучный монолог старшая Аверина и с грохотом ставит такую же чашку, как у меня, на блюдце, расплескивая коричневую жидкость по снежно-белому фарфору.

А я начинаю медленно закипать. Потому что человек задолго до нашего знакомства нарисовал мой портрет и расписал характерную модель поведения. И не имеет никакого значения, каким бы верным, преданным и порядочным я ни был.

– При всем уважении, Виктория Марковна! Я не собираюсь играть чувствами Станиславы, – выпаливаю чуть более эмоционально, чем планировал, и замолкаю, чтобы перевести дух.

Я могу быть хоть тысячу раз прав, но оскорбления и взаимные обвинения вряд ли помогут исправить ситуацию и заставить Славкину мать играть на нашей половине поля.

– Мам, а ты не могла бы начать вечер с чего-нибудь другого? Например, с того, чтобы отрезать Тимуру кусочек лимонного пирога?

  Хмурится рядом Слава, и всем своим видом демонстрирует неодобрение, нарочито громко расставляя тарелки и звякая о них вилками. Зло режет заказанный из популярной кондитерской кулинарный шедевр и с чувством швыряет нож прямо на скатерть, не заботясь о том, что на белой ткани останутся желтые пятна. Я же невольно радуюсь, что не являюсь причиной дурного настроения Стаськи.

Как ни странно, после этой ее выходки беседа приобретает отстраненно-вежливый характер, и мы даже справляемся с нелегкой задачей ничего не разлить, не разбить и не поджечь в этом лишенном семейного тепла доме. Пробуем десерты от известного чешского повара, наслаждаемся богатым кофейным ароматом с ярко выраженными ореховыми нотками и даже делимся парой смешных историй из студенческих будней.

А потом расслабляемся, отчего-то решив, что самое сложное позади, и пропускаем неожиданно хлесткий джеб.

– Тимур, насколько я знаю, твои родители недавно разошлись, да?

– Совершенно верно.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не послать Викторию Марковну в далекую тундру, потому что поднятая ей тема до сих пор царапает нервы и расшатывает с трудом обретенное равновесие. И не горю желанием делиться тем, что до сих пор не общаюсь с отцом, регулярно смахивая с экрана телефона его звонки.

– Мама подала на развод из-за того что поймала супруга на измене, верно? – задает не требующий ответа вопрос Аверина-старшая и всем корпусом разворачивается к Станиславе, как будто меня здесь нет. – Так почему ты думаешь, что Тимур не такой?

  У меня в башке начинает играть траурный марш, пальцы сами сжимают в гармошку скатерть, а на языке вертится столько нелицеприятных эпитетов, способных охарактеризовать сидящую напротив женщину. До ломоты в конечностях мне хочется ее осадить и подробно пройтись по ее отвратительному характеру и необъяснимому стремлению испортить дочери жизнь. Но я банально не успеваю, потому что Слава порывисто поднимается из-за стола и гневно тыкает в мать пальцем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ноги моей здесь не будет, слышишь?! Пока не научишься нас с Тимуром нормально принимать! – пропитанный чистой яростью и концентрированной обидой крик отскакивает от стен и резонирует с черным комом, растущим у меня в груди.

– Пойдем.

Я бережно обхватываю Стасю за плечи и вывожу в коридор, помогая ей одеться. Запахиваю крепче полы ее длинного пальто и затягиваю пояс дрожащими от гнева руками. Странно, но при всей моей импульсивности я не совершил ничего такого, что позволило бы мне провести остаток вечера в отделении полиции. Однако, прогресс.

В который раз проклиная приглашение на этот чертов ужин, мы со Станиславой торопливо вываливаемся на лестничную клетку и так же нетерпеливо ждем лифт. Чтобы как можно скорее свалить из этого ненормального жилища и не видеть возомнившую себя вершительницей чужих судеб Стаськину маман. Спускаемся вниз, крепко обнимая друг друга, и стараемся избавиться от прогорклого послевкусия, оставшегося после неприятного разговора.

А потом я спотыкаюсь и застываю, замечая в серебристо-стальных глазах Славы слезы. Стираю их бережно подушечками пальцев и задыхаюсь от щемящей нежности.

Моя маленькая девочка. Мой храбрый воин. Готова испортить отношения с родными, лишь бы защитить меня.

Глава 22

Слава

Со злополучного ужина у родителей прошла уже пара недель, а я до сих пор не могу восстановить нарушенный баланс. Все чаще язвлю, обливая попадающихся под горячую руку людей ядовитым сарказмом. Все чаще слетаю с катушек, ругаясь с даже самыми безобидными представителями нашей разношерстной группы. И все чаще забываю выполнить те или иные поручения преподов, сосредоточившись совсем не на учебе.

Время торопливо утекает сквозь пальцы, и я всеми силами стараюсь остановить его бег. Пытаюсь запечатлеть наши счастливые мгновения с Тимуром в памяти телефона, не пропускаю ни одного его заплыва и иногда подумываю о том, чтобы набить на ребрах тату.

Вытаскивая вечно разряженный гаджет из сумки, я фоткаю Громова, когда мы сидим с ним в кафе и глушим сладкое какао с молоком. Я снимаю на видео все его старты и подолгу их пересматриваю, когда остаюсь одна. И все больше похожу на психованную одержимую маньячку, намертво приклеившуюся к объекту своего обожания.

Благо, Тимур испытывает ту же палитру горько-острых эмоций и не потешается, когда я прошу подарить мне его любимую серую толстовку с капюшоном.

– Год – это же так долго!

– Я бы ни за что не смогла…

– Да он найдет себе англичанку, как только приедет!

Подобные шепотки, наполненные злым торжеством, едва ли не каждый день ударяются мне в спину. И единственное, что я делаю – так это стискиваю до боли пальцы и прикусываю до крови губы, высоко вздернув подбородок. Я мечтаю, чтобы все эти прогнозы оказались неправдой, и одновременно боюсь, что расстояние разделит нас с Громовым навсегда.

Я, как никогда, нуждаюсь сейчас в поддержке и словах одобрения, но даже преданная и обычно оптимистично настроенная Летова держит нейтралитет, скептично хмуря тонкие светлые брови.

– А я бы не отпустила никуда Тимура на твоем месте, – в одну из наших ставших редкими встреч бурчит подруга, поглощая вот уже вторую порцию шоколадного мороженого, и нетерпеливо болтает недостающими до пола ногами.

– Он же не вещь, Лид! Мне, что, привязать его, что ли? – неуютно пожимаю плечами, озвучивая банальные, в общем-то, истины, и продолжаю недоумевать по поводу того, когда люди успели стать настолько эгоистичными.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Громову выпал один шанс если не из миллиона, то из нескольких тысяч, перед ним открываются новые горизонты и маячат интересные возможности. И я сама себе не прощу, если лишу его этого из-за каких-то дурацких опасений и комплексов.

– А я бы привязала! – с напором небольшого бронетранспортера прет Летова, и я уже жалею, что согласилась составить ей компанию в этой вылазке.