Грехи отцов наших - Лоренс Блок

Смерти Арнольда Филипа Леверета уделялось несколько абзацев. Умер он в своем доме в Порт-Вашингтон от сердечного приступа, оставив безутешную вдову и троих детей. Получил хорошее образование; работал для некоторых известных биржевых маклеров, прежде чем основал собственный бюллетень «Еженедельный обзор Котрелла». Смерть настигла его, когда ему было пятьдесят восемь, и это подтверждало то, в чем я и так уже не сомневался.

Чудная все-таки вещь — человеческий мозг! Сам не знаю, как это получилось; может, во время чтения некролога я боковым зрением увидел другую заметку и она отпечаталась в памяти. Так или иначе, уже выйдя на улицу, я поспешно вернулся и заказал индекс «Таймс» за 1959 год. В этом году Леверет начал печатать свой «Обзор», может быть, это послужило толчком.

Я медленно водил пальцем по колонкам и наконец удовлетворенно крякнул. На это я даже не надеялся — в 1959 году умерла миссис Мартин Вэндерпол!

В индексе было всего несколько строчек. Жена священника, приход которого находится где-то на задворках Бруклина. И все. Только когда я заказал подшивку «Таймс» за этот год, стало ясно, почему я не нашел в индексе никаких подробностей.

Миссис Мартин Вэндерпол, урожденная мисс Фрэнсис Элизабет Хегерман, покончила жизнь самоубийством. Перерезала себе вены и была найдена мертвой в ванне своим единственным сыном по имени Ричард. Это произошло в ванной комнате дома приходского священника Первой реформистской церкви на Бэй-Ридж.

Сначала я вознамерился посетить бар Армстронга, но по здравому размышлению решил, что сейчас это место мало соответствовало тому настроению, в котором я находился после посещения библиотеки.

А настроение мое было более чем мрачным.

Свернув на Коламбус-авеню, я проинспектировал несколько десятков небольших баров, в каждом из них пропуская по стаканчику. Однако нервы это не успокоило, наоборот — выходя из дверей очередной забегаловки, я становился все воинственнее. Между тем на город спускалась ночь.

Сам не знаю, что руководило мной в этих метаниях по злачным местам и чего я искал, переходя с одной улицы на другую. Такое со мной уже не раз бывало. Человеку иногда необходимо выпустить пар.

То, что мне было нужно, я нашел в районе Восьмидесятых улиц. Заскочив в очередное заведение с ирландским названием и испаноязычной публикой, я раскачивающейся походочкой, свойственной морякам и пьяницам, отправился дальше в поисках приключений. И поиски наконец завершились успехом.

В темной подворотне метрах в пяти от меня мелькнула неясная тень. Я радостно пошел навстречу. Когда в руках появившегося человека мелькнул нож, я понял: вот тот, кто мне нужен. А тот еще не подозревал, на кого нарвался.

— Эй ты, гони деньги, да побыстрей! — рявкнул незнакомец.

На обыкновенного воришку-наркомана не похож. Те, как правило, залезают в квартиры, если точно знают, что хозяев нет дома, и забирают аппаратуру и всякую мелочь, за которую можно выручить необходимую на дозу сумму. И уж, во всяком случае, не носят при себе ножи. Если какой-нибудь начинающий наркоман и прихватит с собой перочинный ножик, так только для того, чтобы показать дружкам, какой он крутой.

Парень подошел почти вплотную и поиграл ножом перед моим носом. Огромный тесак, каким пользуются мясники в лавках, — с деревянной рукояткой и пятнадцатисантиметровым лезвием, блестевшим в свете луны.

— Ну-ну, полегче, приятель, — сказал я.

— Пошевеливайся! — скривив рот, заорал он. — Выворачивай карманы, гад! А не то чикну.

— Сейчас, сейчас, только убери свой нож. Я становлюсь нервным, когда мне угрожают.

На вид ему было около двадцати, лицо в шрамах и рытвинах от прыщей. Я полез рукой в карман куртки, легко согнулся, крутанулся на правой пятке и резко ударил его в грудь левой ногой. Нож вылетел из его руки и, описав в воздухе широкую дугу, упал позади него.

И тут он совершил роковую ошибку. Надо было сразу броситься на меня или же пуститься наутек, одно из двух. Он же сделал третье, и это решило исход поединка, — повернулся ко мне спиной и кинулся к ножу.

Ему удалось пробежать метра два. Настигнув его одним прыжком, я схватил за плечо, развернул к себе и ребром ладони саданул по основанию носа. Он хрюкнул и прижал ладони к лицу, а я трижды резко и коротко ударил его в живот. Когда противник согнулся в три погибели, я сомкнул пальцы на его затылке и хряснул лицом о свое колено.

Он остался в согнутом положении, задумчиво раскачиваясь из стороны в сторону, и, казалось, не мог решить, упасть или выпрямиться. Я устал ждать, пока он сделает выбор, и распрямил его сам, ударив снизу вверх по подбородку. Может, чуть-чуть не рассчитал силу: постояв секунду, он рухнул навзничь.

В правом кармане джинсов я обнаружил пухлую пачку банкнот. Двести долларов! Да, по всему видно, что он не молочка вышел прикупить для оголодавшего братишки. Я оставил ему одну бумажку на билет на подземку, а остальные забрал. Он наблюдал за моими манипуляциями с таким видом, будто не верил, что с ним могло произойти подобное.

Опустившись на одно колено, я приблизил к нему лицо и увидел вытаращенные глаза, полные испуга. Наконец-то он узнал, что такое страх. Я сказал:

— Теперь слушай меня, подонок. В Нью-Йорке много темных переулков, и ты выбрал один из них. Засел тут и угрожаешь своим тесаком одиноким прохожим, да? Скольких ты обобрал сегодня? Думаешь, ты такой крутой и тебе все сойдет с рук? Нет, тварь, на сей раз ты ошибся, не на того нарвался. Теперь надолго запомнишь, что такое боль.

Пусть на своей шкуре испытает, что приходится чувствовать людям, которым он приставляет к горлу нож.

Я подобрал тесак и на ходу бросил его в канализационное отверстие. После чего вышел на Бродвей и сел в такси, велев везти меня в отель.

Глава тринадцатая

Ночь я провел отвратительно, ворочаясь с боку на бок.

Как только вернулся в свой отель, сразу же разделся и залез под одеяло. Плотно закрыв глаза, погрузился в ту вязкую темноту, когда толком не знаешь, спишь ты или бодрствуешь. Словно какая-то часть моего сознания отделилась и со стороны наблюдала за моими снами, оценивая их подобно пресытившемуся критику на премьере. Проснувшись в очередной раз, я понял, что больше не засну, да и сонливость, надо сказать, как рукой сняло.

Ванны в номере не было, поэтому я отвернул кран с горячей водой и стоял под душем, пока не выветрились остатки хмеля и усталости. Через какое-то время, когда уже стало невмочь терпеть льющийся на плечи кипяток, я включил ледяную воду. Не уверен, полезна ли такая встряска для человеческого организма. Может быть, так поступали древние спартанцы.

Насухо растеревшись, я облачился в чистую одежду, уселся на кровать и взял телефонную книгу. В справочной мне сообщили, что самолет отправляется по интересующему меня рейсу в пять сорок пять утра из Ла-Гуардиа. Я позвонил в аэропорт и выяснил, что в пункт назначения самолет прибудет в семь с чем-то. Тогда я заказал на свое имя билет туда и обратно, причем графу обратного вылета попросил оставить свободной.

Недалеко от отеля я нашел ночной ресторанчик и с аппетитом проглотил порцию густого, наваристого супа из говядины, яичницу с беконом и запил все это несколькими чашками крепчайшего черного кофе.

Около пяти утра я сел в такси и приказал везти меня в аэропорт.

В Олбани оказалась промежуточная посадка, и стало понятно, почему полет такой долгий. Кто-то из пассажиров сошел, кто-то занял их места, и через двадцать минут мы снова приготовились подняться в воздух. Капитан через внутреннюю радиосвязь предупредил, что взлет будет практически вертикальным, так как мы вышли из графика.

— Пристегните ремни, — мило улыбаясь, сказала стюардесса. — Примите меры предосторожности. Желаю вам приятного полета и удачного дня.

Будьте осторожны.

Раньше этого никто не говорил, но пару лет назад фраза стала расхожей, словно люди внезапно осознали, в каком шатком мире все мы живем.

Я тяжело вздохнул, так как не был уверен, что сегодняшний день выдастся удачным и тем более приятным.

Аэропорт, где приземлился наш самолет, находился в окрестностях Ютики, поэтому когда я добрался до города, было уже около восьми часов. В офис Хэннифорда я позвонил около двенадцати, но к телефону никто не подошел. Тогда я набрал его домашний номер.

Трубку взяла жена. Я представился, она тоже назвалась, а потом осторожно спросила:

— Скажите, мистер Скаддер, вам уже удалось что-нибудь выяснить о нашей Венди?

— Как вам сказать!.. Без дела сидеть не приходится.

— Да-да, я понимаю. Сейчас позову Кэйла.

Когда он подошел к телефону, я сообщил, что хотел бы срочно с ним увидеться.

— Вот оно что… — протянул Хэннифорд. — Обнаружили что-нибудь, о чем не хотите говорить по телефону?