Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ловкий ты и хитрый ты…»
Ловкий ты и хитрый ты,Остроглазый черт,Архалук твой вытертыйО коня истерт.
На плечах от споротыхПолосы погон.Не осилил спора тыЛишь на перегон.
И дичал всё более,И несли врагиДо степей Монголии,До слепой Урги.
Гор песчаных рыжики,Зноя каминок.О колено ижевскийПоломал клинок.
Но его не выбилиИз беспутных рук.По дорогам гибелиМы гуляли, друг!
Раскаленный добелаОтзвенел песок,Видно, время пробилоРаздробить висок.
Вольный ветер клонитсяЗамести тропу…Отгуляла конницаВ золотом степу!
РУЧНАЯ ВОЛЧИХА
На бугре, с которого виднаПутаница двориков и улица,В мысли темные погружена,Застывает. Вслушиваясь, щурится.
Люди, куры, лошади, дома —Ничего не помнит, кроме этого.Отчего же, не поймет сама,Тянет выть, лесною песней сетовать.
И тоску уверенность пронзит,Что и псы, и каменные ящики —Всё, что там и что вот тут, вблизи, —Только сон лишь, а не настоящее.
Где оно! Об этом ветеркиНамекают, перебросив к пленницеЗаревые запахи реки,Над которой ало солнце пенится.
Где ж оно? Пылая, облакаНе туда ли тянутся, бродяги.Вздрагивают серые бока,Ищущие ноздри жадно вздрагивают.
Спрыгнет наземь с пыльного бугра,От собак уйдет в кусты, за липу,И, светя глазами, до утраБудет петь, звериной песней всхлипывать.
Бедная! Отныне навсегдаБудет в сердце боль истомы вещей.Как и мы, поэты, — никогдаНе увидишь мир, мечтой обещанный.
«Я вспомнил Стоход…»[101]
Я вспомнил Стоход.Еврейское кладбище — влево.А солнцеКоктейлевой вишнейБрошено в вермут заката.
Хочется пить. Стреляют. Бежим.
У первых могил залегли. Солдаты острили:«Пожалуй,Покойникам снится погром!»
Я спал на земле,Шершавой, еще не остывшей, пахучей.Под утроМеня разбудил холодок.
Светало. И солнцеВсходило оттуда,Где наши резервы лежали.И не было в солнцеПомину вчерашнего солнца:
Косило оно и бросалоЛучи, как фонтаны,Которые в море выфыркивают киты.
Сердитое солнце всходило,Тревожное солнце:Оно обещало нам бой.
Я стал озираться.На рыжей плите,Солдатской лопатою брошен,Зубами гранит укусив,ЗеленелЧеловеческий череп.
Он крупный был оченьИ мозгНемалый,Должно быть,Вмещал он при жизни.
О чем я подумал тогда?Едва лиО Гамлете,Нет, я Шекспира не вспомнил!
«Должно быть, раввин, —Сказал я соседу, —Хозяином черепа был…Посмотри-ка, огромный!»
Тут начали нас колотить,И в окопы,В могилки,Нарытые между могил,Легли мыИ так пролежали до полдня,Пока австрияк не очистил внезапно местечко.
АГОНИЯ[102]
М. Щербакову
— Сильный, державный, на страх врагам!..Это не трубы, — по кровле ржавойВетер гремит, издеваясь: вам,Самодержавнейшим, враг — держава!
Ночь. Почитав из Лескова вслух,Спит император ребенка кротче.Память, опять твоему веслуИмператрица отдаться хочет.
И поплывут, поплывут года,Столь же бесшумны, как бег «Штандарта».Где, на каком родилась беда,Грозно поднявшая айсберг марта.
Горы былого! Тропа в тропу.С болью надсады дорогой скользкой,Чтоб, повторяя, проверить путьОт коронации до Тобольска.
Где же ошибка и в чем она?Школьницу так же волнует это,Если задача не решена,Если решенье не бьет ответа.
Враг: Милюков из газеты «Речь»,Дума, студенты, Вильгельм усатый?Нет, не об этом тревоги речьИ не над этим сверло досады.
Вспомни, когда на парад ходилПолк кирасир на Дворцовом поле,Кто-то в Женеве пиво пил,В шахматы игрывал, думал, спорил.
Плачет царица: и кто такой!Точка. Беглец. Истребить забыли.Пошевелила бы хоть рукой —И от него ни следа, ни пыли!
Думала: так. Пошумит народ —Вороны бунта устанут каркать —И, отрезвев, умирать пойдетЗа обожаемого монарха.
Думала: склонятся снова лбы,Звон колокольный прогонит полночь,Только пока разрешили быМужу в Ливадии посадовничать!
Так бы и было, к тому и шло.Трепет изменников быстро пронял бы,Если бы нечисть не принесло,Запломбированную в вагоне.
Вот на балконе он (из газетВедомы речи), калмыцки щурясь…И потерялся к возврату следВ заклокотавшей окрепшей буре.
Враг! Не Родзянко, не МилюковИ не иная столицы челядь.Горло сжимает — захват каков! —Истинно волчья стальная челюсть.
Враг! Он лавиной летящей росИ, наступая стране на сердце,Он уничтожил, а не матрос,Скипетр и мантию самодержца.
— Враг, ускользнувший от палача,Я награжу тебя, зверя, змея,Клеткой железной, как Пугача,Пушечным выстрелом прах развею!
— Скоро! Сибирь поднялась уже,Не Ермака ли гремят доспехи?Водит полки богатырский жезл,К нашей тюрьме поспешают чехи.
Душно царице. От синих рамХолодно — точно в пустыне звездной!..Сильный, державный, на страх врагам, —Только сегодня, назавтра — поздно.
ДВЕ ТЕНИ[103]
«В Москву, — писали предкиВ тетради дневников, —Как зверь, в железной клеткеДоставлен Пугачев.
И тот Емелька в проймыЖелезин выл, грозя,Что ворон-де не пойман,Что вороненок взят.
И будто, коль не басни,О полночь, при светце,Явился после казниВ царицыном дворце.
— Великая царица, —Сказал, поклон кладя, —Могу ль угомониться,Не повидав тебя.
На бунт я сёла дыбилИ буду жить, покаТвой род не примет гибельОт гнева мужика».
Сказал. Стеною скрыта,Тень рухнула из глаз,На руки фаворитаЦарица подалась.
Столетье проклубилосьНад Русью (гул и мгла).Она с врагами билась,Мужала и росла.
В боях не был поборонЕе орел, двуглав,Но где-то каркал ворон,Как пес из-за угла.
И две блуждали тениС заката до утраОт Керчи и ТюмениДо города Петра.
…Болота и равнины,Уральских гор плечо…Одна — Екатерина,Другая — Пугачев.
Одна в степи раздольнойСкликает пугачей,Другая в сонный СмольныйСойдет из мглы ночей.
Дворянским дочкам — спится,Легки, ясны их сны,И вот императрицаОткроет свой тайник.
Румяна и дородна,Парик — сребряный шар,Войдет она свободноВ уснувший дортуар.
Как огненные зерна,Алмазы. Бровь — дуга.За ней идет покорноОсанистый слуга.
Прошла, взглянула мудро,Качнув, склоняя лик,Голубоватой пудройОсыпанный парик.
Шли годы за годами,Блуждал лучистый прах,Внушая классной дамеИ пепиньеркам страх.
Но вздрогнул раз от громаИ дортуар, и зал,У комнаты наркомаКрасногвардеец встал.
Он накрест опоясалНа грудь патронташи.До смены больше часу,В прохладах ни души.
Глядит: шагает прямо,Как движущийся свет,Внушительная дама,И не скрипит паркет.
Глядит спокойным взором,И лента на груди.Дослав патрон затвором,Шагнул: «Не подходи!»
Но, камень стен смыкая,Угас фонарь луны…Ушла, как тень какая,В пустую грудь стены.
И человек (лобастый,Лицом полумонгол)Тяжелое, как заступ,Перо на миг отвел.
Вопрос из паутиныТабачной просквозит:— Опять ЕкатеринаНам сделала визит?
Усмешкой кумачовойВстречает чью-то дрожь.И стал на ПугачеваНа миг нарком похож.
Разбойничком над домомПосвистывала ночь,Свивая тучи комомИ их бросая прочь.
И в вихре, налетавшемКак пес из-за угла,Рос ворон, исклевавшийДвуглавого орла.
«РУССКАЯ МЫСЛЬ»[104]
- Поэты 1790–1810-х годов - Василий Пушкин - Поэзия
- Стихотворения - Федор Тютчев - Поэзия
- Мысли в рифму и не только. Том третий - Николай Гольбрайх - Поэзия
- Пособие для графомана. Ряды окончаний слов (от – Н до – Я). Для создания ритмики, рэпа и поэзии. Часть 2 - Святослав - Поэзия
- Как будто вне любви есть в жизни что-нибудь… - Афанасий Фет - Поэзия
- Том 2. Стихотворения и поэмы 1904-1908 - Александр Блок - Поэзия
- Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 3. Стихотворения. Поэмы (1914–1918) - Николай Степанович Гумилев - Поэзия
- На тебя, моя душа, век глядел бы не дыша… (сборник) - Леонид Филатов - Поэзия
- Белокнижье. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 1 - Терентiй Травнiкъ - Поэзия
- Белокнижье. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 4 - Терентiй Травнiкъ - Поэзия