Негласная карьера - Ханс-Петер де Лорент

Примерно раз в полгода у Рюдигера между ягодицами образовывалась болезненная трещинка. Это было очень неприятно, особенно если учесть сидячую работу, когда большую часть дня проводишь либо за письменным столом, либо на совещаниях.

Этот недуг был настолько неудобосказуем, что Поммеренке действительно стеснялся кому-либо пожаловаться. Даже Барбаре. Рюдигер лишь брал ее кожный крем и, запершись в туалете, густо смазывал трещинку. Он полуприсаживался, проделывая эту процедуру. Поза выбралась со временем. Так было удобнее всего наносить крем, не рискуя тем, что трещина увеличится.

В этой унизительной позе Рюдигер все время представлял себе, что невольный свидетель его самолечения надорвал бы живот со смеха, увидев такую картину. С досады на себя он и вовсе терял всякое желание с кем-либо советоваться.

Еще в Кёльне Рюдигер почувствовал, что дело плохо. Он везде усаживался то так, то эдак, чтобы трещинка не расширилась. Да и на купейной полке соблюдал осторожность, поэтому не удивительно, что разбитый и расстроенный он не мог заснуть в душном купе. А тут еще после третьей или четвертой остановки проводник привел в купе нового пассажира.

Только этого не хватало, подумал Рюдигер, притворяясь спящим. Потом он чуть-чуть приоткрыл веки и начал наблюдать за незнакомцем, который не удостоил спящего даже взглядом. Для Поммеренке это совершенно непонятно, так как сам он в подобной ситуации сперва осмотрелся бы, тем более что попутчик спит. Может, незнакомец его просто не заметил и решил, что он в купе один? Неожиданно Рюдигер испугался: ему почудилось, что попутчик сейчас сядет на его постель или дотронется до него. Забыв про трещину, Рюдигер шумно заворочался, стараясь, однако, не выдать, что не спит.

Однако попутчик проигнорировал попытки Рюдигера обратить на себя внимание. Слегка пригнувшись в тесном купе, он начал раздеваться. Без излишней педантичности, но аккуратно сложил брюки светло-зеленого летнего костюма, перекинул их через поперечинку плечиков и повесил на крючок у двери. Затем снял пиджак и белую рубашку.

Оставшись в светло-серых кальсонах, мужчина встал прямо перед лицом Рюдигера – рыжий, светлая кожа усеяна веснушками, кое-где крупные родимые пятна. Со спины ему можно было дать лет сорок. Над резинкой кальсон повисли жировые складки.

Потом произошло нечто вовсе невообразимое. Мужчина открыл дверцу встроенного в углу купе шкафчика с зеркалом и достал – Рюдигер даже забыл равномерно посапывать, чтобы казаться спящим – утку. Не оборачиваясь, чтобы проверить, спит ли попутчик, мужчина, не спеша, заполнил утку до половины, сунул ее обратно в шкафчик и закрыл дверцу, потом лег на нижнюю полку и выключил свет.

Несколько минут спустя ровное дыхание спящего перешло в тихое похрапывание. Такое поведение ошеломило Рюдигера. Ему даже померещилось, что в купе пахло мочой.

О сне теперь не могло быть и речи.

Вскоре Рюдигер опять почувствовал боль. Он злился на незнакомца, который моментально заснул мертвым сном. Рюдигера пронзила острая неприязнь к лежащему внизу человеку.

И все же каким-то чудом Рюдигер задремал. Проводник разбудил его за четверть часа до остановки. Глянув вниз, Рюдигер удостоверился, что по-прежнему не один. Все вещи, кроме костюма, он положил на постель, чтобы одеваться сидя. Не хотелось устраивать зрелище, вроде того, что вчера видел сам.

Потянувшись за одеждой, Рюдигер сделал неловкое движение. И снова – резкая боль. Разозлившись на себя, он осторожно слез с полки и оделся стоя. Мужчина лежал к нему спиной. Его легкие работали мерно, как кузнечные мехи.

Захватив чемоданчик, Рюдигер вышел из купе и кивнул проводнику, который сидел за столиком в конце коридора. «Чаевых ждет», – зло подумал Рюдигер, но не дал ни гроша. Нечего подселять ночью пассажиров.

Шесть часов утра. Поммеренке взял такси. К его удивлению, Барбары и Конни дома не было. На кухонном столе лежала записка, выдранный листок. «Уехали в Бюзум». Ни теплого обращения, ни привета. Лишь сухое уведомление о том, что на выходные Барбара отправилась к родителям.

Рюдигера разозлило и сообщение, и то, что оно написано на таком клочке. С другой стороны, это неплохо. Никто не мешает. Можно спокойно заняться своей болячкой, никому ничего не объясняя.

В понедельник Поммеренке пришел на работу пораньше. На письменном столе уже лежали несколько номеров «Шипа». Рюдигер машинально полистал газеты. Его мысли были заняты предстоящим визитом к врачу. Ни о чем другом он сейчас не мог думать. Что значит какой-то Феликс Бастиан по сравнению с тем унижением, которое придется сегодня испытать?

Трещина увеличилась, и замазать ее кремом не удалось. А тут еще легкий понос, из-за которого ранка заболела сильнее. Обращение к медицинской энциклопедии ничего не дало.

Рюдигер окончательно решил идти к врачу. Откладывать больше нельзя. В ближайшие дни предстоит серьезная работа. Понадобится полная самоотдача, ничто не должно отвлекать.

Он надеялся, что крем поможет дотянуть до отпуска, чтобы вдалеке от письменного стола и затяжных совещаний спокойно полечиться. В воскресенье Рюдигер настолько серьезно занялся самоврачеванием, что порою забывал о беспокойстве, которое давало о себе знать, едва он начинал думать о поручении Штофферса. Тем не менее он сумел просмотреть захваченные домой дела тех, кого можно было бы отобрать вместе с Бастианом. Но там были совсем другие случаи.

И все же против двух фамилий Поммеренке поставил восклицательные знаки.

Юрген Кренц, с юношеских лет член левых молодежных организаций, одно время принадлежал к группе, которая самовольно занимала пустующие дома. Его даже судили за нарушение неприкосновенности жилища, но оправдали из-за отсутствия улик. Грехи юности, официально Кренц подпадал под действие нового положения, согласно которому они прощались. Но ведь позднее Кренц вступил в компартию! О каком же «сроке давности» может идти речь? Поммеренке только качал головой. Нет, такие люди не меняются.

Небезынтересно дело учителя, который, судя по всему, был как-то связан с маоистами. Прямое членство подтвердить не удалось. Однако имелись косвенные данные. Например, его не раз видели у информационных стендов маоистов. Есть даже фотографии, где учитель стоит на рыночной площади у стенда с газетой в руках. Снимок четкий, учителя легко узнать. Снимала одна женщина, член родительского комитета в его школе. Женщина написала, что фотографировала незаметно, оказавшись на рыночной площади для покупок к пасхе. Жаловались на этого учителя и в школе. Ученики из его класса испортили мебель в молодежном пансионате; директор пансионата прислал жалобу, на которой стояла чья-то резолюция: «Наказать за халатное отношение к присмотру за учениками».

В остальных делах вроде бы никаких зацепок нет. Коммунисты с солидным партийным стажем, функционеры, кассиры партийных касс, групорги по месту жительства, активисты различных гражданских инициатив. В любом случае, Феликс Бастиан – самый заметный из них. Но проблема не в этом. Поммеренке решил еще раз внимательно изучить все материалы.

Рассеянное перелистывание газет прервала фрау Шредер. Она принесла телефонный справочник медицинских учреждений и частнопрактикующих врачей. Вообще-то, это входит в обязанности секретарши – найти врача поблизости, записать на прием. Чего проще? Но Рюдигер предпочел все сделать сам. Его болячки никого не касаются. Кто знает, что подумает секретарша о таком поручении, не дай бог, пойдут слухи. Как раз этого и не хотелось, тем более что обычно дерматологи именуются «специалистами по кожным и венерическим заболеваниям». Прекрасный повод для сплетен.

А вот и подходящий специалист. Доктор Баумерт. Совсем рядом. При одной мысли о предстоящем осмотре Рюдигера бросает в испарину. Но надо решаться. Нужна настоящая мазь. Чтобы действительно помогла. Сейчас ничто не должно отвлекать. Сама решимость кажется Рюдигеру победой над собственным малодушием.

– Это частная практика? Говорит Поммеренке. Можно записаться на прием? Желательно сегодня. Дело срочное. Оплата наличными.

Он выложил свой козырь и не ошибся.

– Вам повезло – только что звонил пациент, который не сможет прийти. В одиннадцать, то есть через два часа, вам удобно?

– Вполне.

– Повторите фамилию.

– Поммеренке Рюдигер.

Без десяти одиннадцать. Рюдигер аккуратно сложил стопку газет на стол. Вот вернется от врача и возьмется за работу как следует. Он знал по себе, что успешное преодоление трудностей всегда вдохновляло его. Скажем, он неделями боялся удалить больной зуб, зато после приема у дантиста испытывал такой подъем, будто совершил настоящий подвиг. После визита к кожнику будет то же самое.

«Доктор Баумерт». Увидев табличку, Поммеренке остановился, но затем,1словно смирившись с неизбежностью, открыл дверь. Длинный коридор, похожий на лабиринт, множество комнат, современный интерьер. Все выкрашено в нежный зеленый цвет, на стенах акварели и ненавязчивые, но без особой выдумки плакатики: «Не забудьте оформить больничный лист!» Напротив входной двери – большой круглый стол, тоже зеленый. Женщина за столом приветливо улыбнулась: