Вначале был звук - Андрей Макаревич

Звонок. «Здравствуйте! С вами говорит корреспондент газеты "Солнечная правда". — «Вот славно! — говорю я — Как кстати! Я как раз пластинку записал». — «Нет-нет, — говорят. — Вы нам расскажите, как вы отдыхали». — «Да не отдыхал я! Я альбом записывал!» — «Нет-нет, у нас тема номера — "Звезды отдыхают"». — «А следующего?» — «А следующего — как они катаются на коньках. Вы знаете что? Вы съездите куда-нибудь, отдохните, а потом возвращайтесь и все нам расскажете. А хотите — с вами прямо на отдых поедет наш корреспондент и будет вас снимать на фотографическую камеру». Не хочу. Потому что мой отдых, даже если он будет — это только для меня. А мои песни — не только для меня. Мне кажется, это ясно, как дважды два. Нет. Мир перевернулся.

Мимо проходит мама с дочкой лет восьми. Дочка, с восхищением показывая на меня пальцем: «Мама, мама! Повар пошел!» Мама: «Люсенька, это не повар, а известный певец». Дочка с удивлением: «А разве он поет?»

Мама еще помнит. Пока еще.

Снова звонок. «Извините, это опять из "Солнечной правды". Может, хотя бы рецепт? Специально для нашей газеты!»

Хорошо. Вот вам рецепт. Возьмите курицу. Намажьте ее маслом. И засуньте себе — знаете куда?

Памяти Миши Генделева

Поэзия есть музыка слов. И точнее не скажешь. И если мы не очень хорошо понимаем, что такое музыка, то с музыкой слов еще сложнее. Те, кто полагают, что стихи — это слова, уложенные в рифму и размер, сильно ошибаются. Рифмованные заголовки «Комсомольской правды» и рекламные слоганы имеют к стихам такое же отношение, как вибратор к космической ракете — в общем похожа форма. Мой друг Миша Генделев однажды сказал, что стихи пишутся вообще не для людей. Нет, не возбраняется, конечно, читать, если кому интересно.

Подозреваю, что он прав. Поэзия — абсолютная вещь в себе. Я не помню, чтобы настоящий поэт даже попытался написать стихи на чью-то музыку — никто не имеет права задавать твоему сердцу ритм. (Бывало, что хорошие стихи пытались положить на музыку — это другое. Тоже, кстати, получается черт знает что.) Поэты слышат музыку внутри своего стиха, она и делает стих стихом, выстраивая единственно возможные слова в единственно возможный порядок. Поэтому поэты всегда так странно читают свои стихи — совсем не так, как разговаривают. Первомузыка стиха распирает их изнутри, они слышат ее и подсознательно пытаются дать услышать нам.

Миша писал очень непростые стихи (случались, правда, и простые, позитивненькие: «Да здравствует мыло душистое и веревка пушистая!») Я, впервые столкнувшись с ними много лет назад, не сразу сумел войти в его пространство, густо заполненное скрытыми созвучиями, казалось бы, случайными ритмами и их неровными отзвуками, неожиданными ассоциациями. В случайности обнаружился железный порядок — единственно возможный. Миша выкладывал свои стихи на бумагу в виде бабочек — я ни у кого не видел подобной строфы. И уже не увижу — это будет пародия на Генделева. Ловил их в одному ему ведомом саду, расправлял им крылья, осторожно сажал на лист. Каждую эту бабочку можно при желании утрамбовать в общепринятый брикетик четверостишия — ни одно слово не вывалится. Казалось бы. Нет, ребята — не получится — музыка стиха не позволит. Не полетит. И не почувствуем мы запаха пустыни и раскаленной на солнце брони, и черно-белого, в мокром снегу, Ленинграда пятидесятых, и не скривимся от вкуса железных апельсинов в садах Аллаха.

Когда Миша чуть-чуть обижался, он всегда говорил: «Я тоже к тебе на похороны не приду!»

Уже не придет.

Лежит Миша на кладбище Гиват Шауль близ Иерусалима, и с его террасы открывается невероятный вид на Святую землю — холмы и долины, долины и холмы до горизонта, и пейзаж этот не тронут ни тысячелетиями, ни цивилизацией. Я даже позавидовал.

У нас принято вспоминать ушедших два раза в году — в день рождения и день смерти. А я вспоминаю Мишу каждый день — смотрит он на меня из рамочки со стены, выпить зовет.

Пойдите в магазин, купите книжку стихов Миши Генделева. Хотя, боюсь, вряд ли найдете — не женский детектив. Стихи ведь пишутся не для людей.

Для неба.

Письмо Леониду Филатову

Дорогой Леня!

С тех пор, как ты оставил нас, мир сказочно поглупел. Ты даже не поверишь — как быстро, катастрофически и бесповоротно.

Недавно ходил на премьеру фильма по твоей сказке — про Федота-стрельца. Сам я к этому фильму отношения не имею, но позвали — пошел. Во-первых, потому что очень люблю твою сказку. Во-вторых, до сих пор наивно полагаю, что зовут, потому что хотят сделать приятное.

Премьеры, Леня, теперь совсем не похожи на те, которые ты помнишь, в Доме кино. Помнишь, у входа давились зрители, все спрашивали лишний билетик — бесполезно! А еще была пресса — та самая, советская, которую мы не любили и знали ей цену. Но вот интересно — эта самая пресса наутро сообщала читателю, что на экраны вышел фильм режиссера такого-то по такому-то сценарию, и играют такие-то актеры, и кто сыграл особенно хорошо, и вообще — получилось или нет. То есть то, что мне, не попавшему на премьеру, хотелось бы знать.

Сегодня зритель на премьеру не ломится. Зачем? Билет в кино — дорого. За эти деньги на Горбушке можно будет через месяц купить лицензионную дивидишку, а пиратскую — прямо сейчас, и в три раза дешевле (эту Горбушку, Леня, все страшно ругают, но, по-моему, только для вида, поэтому живет она не тужит, и даже обзавелась огромным крытым павильоном, чтобы удобнее было торговать ворованным). На звезд зрителю тоже смотреть неинтересно —• они в разных телевизионных забавах уже глаза намозолили. Звезды нужны журналистам. Поэтому и тех, и других зовут на премьеру в огромном количестве.

И вот не успел я снять пальто, подлетает первая журналисточка. Такая молоденькая-хорошенькая с микрофончиком: «Будьте добры, несколько слов для нашего канала по поводу фильма!» — «Так я его еще не видел!» — удивляюсь я. «Ну и что? А вы сказку Леонида Филатова читали?» — «Конечно, читал». «И кто у вас там любимый персонаж?» Ну, я набираюсь добра и объясняю этой крошке, что вообще-то не склонен расчленять произведение искусства на любимых и нелюбимых персонажей, на положительных и отрицательных героев — я не в четвертом классе и мне завтра изложение не писать. Вижу —- не понимает, но тут слава богу, какой-то известный фигурист вошел, она на него кинулась. Не успел шаг сделать — вторая, такая же: «А что же вы без маленьких детей?» — «А разве это для маленьких детей?» — «Так мультик же!» — удивляется. «Друг мой!» — говорю я ей. «Ты сказку-то читала?» — «Нет», — говорит, — все как-то на работе... А вы, наверно, читали?» — «Читал». — «И кто у вас там любимый персонаж?» Собрал силы, объяснил ей про персонаж. «Спасибо! А еще скажите своим голосом: «Вы слушаете "Радио Ха-Ха"! И еще поздравьте наших слушателей с Новым годом! А заодно — с Восьмым марта и Днем независимости». «Господи, — думаю — чтоб два раза не вставать». Развернулся, сделал шаг — подскакивает третья. Точно такая же. С микрофончиком: «Здравствуйте! Несколько слов по поводу фильма! Скажите, кто у вас там любимый персонаж?»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});