Легенда о старом маяке - Джулианна Брандт

и запоминает. Но, может быть, он ошибался?

Он припомнил, когда последний раз говорил себе это: когда рука смотрительницы Санч выскользнула из его руки, и он решил, что это шутки его воображения. А если это не шутки? Если его мозг обращал внимание на то, что было действительно важно?

Какие же создания не отражаются в зеркале, невидимы и могут принимать различные формы?

На первой ступеньке лестницы разлёгся Симус. Он едва приоткрыл один глаз и не шевельнулся, когда Гленнон перешагнул через него и направился в комнату, которую он делил с Ли.

Распахнув дверь, он увидел Ли, погружённую в чтение.

– Где ты был? – воскликнула Ли, захлопнув книгу. – Я знаю, кто они!

Они уставились друг на друга, не зная, кому заговорить первым.

Гленнон выглянул в дверь и осмотрел холл.

– Где мама? – спросил он, не отвечая на вопрос.

– Она ещё не вставала. Она выглядит ужасно. Где ты был? Мы утром ездили к Таунсенд, а тебя не было ужасно долго. Уже почти обед. – Ли сложила руки, прижав книгу к груди.

– Домой пришлось ехать очень долго, – ответил Гленнон.

– Почему? Ты останавливался розы понюхать?

– Нет, я… – Гленнон запнулся, не зная, как рассказать о событиях этого дня. Он не находил слов.

– Рассказывай. – Ли положила книгу на пол. Её решительный голос напомнил дядю Джоба.

От облегчения у Гленнона ослабли колени. Он закрыл дверь и плюхнулся на пол, прислонившись к стене. Он не мог припомнить ни одного случая, когда Ли не поверила ему. И сейчас поверит.

«Странные вещи не случаются в реальной жизни», – голос папы звучал у него в голове, но он принялся рассказывать, заглушив этот голос. Он рассказал во всех подробностях всё, что запомнил, и даже то, что запомнил плохо: например, про шторм и создание в воде. Некоторые детали представлялись смутно и прятались где-то в закоулках памяти, как и воспоминания о папе.

– Ты перепугался, – заметила Ли, когда он пожаловался, что не всё может вспомнить. – Иногда с перепугу я ничего не помню, а другой раз помню всё.

Закончив рассказ, Гленнон почувствовал, что очень устал. Утомительно говорить правду. Он перевёл дух и понял, что рассказ о странных и пугающих событиях помог ему привести в порядок мысли. Он рассказал про историю о призраках, которую озвучила Таунсенд; о фигуре в волнах; о том, как его рука проскользнула сквозь руку смотрительницы Санч; о страшных полудохлых крысах; о том, как обратная дорога к Грейвингу была бесконечной; о том, как он ехал по совершенно незнакомым местам; и вообще обо всех странностях острова Филиппо.

– Думаю, это призраки, – закончил Гленнон.

Прежде, когда он сказал вслух, что Эверетт может быть вампиром, он в это не верил. Но когда с языка сорвалось слово «призраки», это показалось правильным и правдивым. Напряжение ушло из его тела, мышцы расслабились. Он почувствовал себя усталым, но довольным. Он разобрался во всём.

– Эверетт – призрак? – пробормотала Ли. – Может быть. Призраки обычно привязаны к чему-то. Они могут преследовать людей или постоянно быть в каком-нибудь месте.

– Они живут на острове Филиппо, но кого они преследуют? Нас? Они преследуют нас?!

– Понятия не имею. Как ты можешь понять, что тебя преследуют?

– Поэтому маме плохо? Её преследуют? – спросил Гленнон, глядя на шов на своей джинсовой куртке.

Ли смотрела на него, сжав губы. Она задала вопрос, который уже давно зрел у Гленнона:

– Если это так, как это остановить?

18

– Вы же любите макароны с сыром? – дядя Джоб мельком глянул на ребят, когда они вошли в столовую.

Гленнон и Ли встали в дверях. Им больше нечего было обсудить, и, вместо того чтобы поддерживать беседу ни о чём и чувствовать себя беспомощными, они пошли обедать. На кухне не мама, а дядя Джоб мешал деревянной ложкой в кастрюле с фасолью. В другой кастрюле ждали своего часа макароны с сыром.

– Почта пришла. Там тебе что-то от папы, Гленнон, – дядя указал на стол.

Сердце Гленнона заколотилось, но впервые за эти дни не от страха. Он поспешил в столовую. Там он нашёл конверт, адресованный Гленнону Маккью и подписанный мелким почерком папы, с росчерком от «Е» в конце, окружавшим всю подпись.

– Это не открытка, – сказал он Ли, схватив конверт дрожащей рукой, – это целое письмо!

– Он никогда ещё такого не посылал, – она заглянула Гленнону через плечо.

Гленнон разорвал конверт. Письмо пришло из Брюсселя, где папа преподавал несколько недель, до того как отправиться в Миннесоту. Значит, это ответ на одно из первых писем, посланных Гленноном с острова Филиппо. Гленнон развернул листок и увидел на нём голубые линии, точь-в-точь как в тетради, в которой писал сам. Значит, у папы такая же. Гленнон совершенно не представлял себе, какую жизнь ведёт папа там, вдалеке. Но вот наконец он хоть что-то узнал: у папы, например, такая же тетрадка!

Он подошёл поближе к свету.

«Сегодня мы ступили на остров Филиппо, и мне везде поплохело (зачёркнуто)».

Гленнон, похолодев, выронил листок. Он чуть слышно зашуршал, упав на пол. Гленнон тупо глядел на письмо. Это были его каракули на голубых линейках, а не мелкий почерк папы! И повсюду было подчёркнуто красным и красным подписано сверху…

Гленнон осторожно поднял листок двумя пальцами, он словно обжигал руку. Мальчик пробегал глазами строчки. Это неправильно. Как это возможно, чтобы он держал в руках собственное письмо?

«Сегодня мы ступили на остров Филиппо, и мне везде поплохело», – он разбирал собственный почерк и увидел длинную стрелку, указывающую от верхнего угла на длинную запись на полях:

«Не может ПОПЛОХЕТЬ ВЕЗДЕ, Гленнон! Когда пишешь, выражайся точнее. Иначе непонятно, что ты имеешь в виду. Сначала надо научиться писать простые предложения, а потом уже погружаться в образные описания. С этим у тебя совсем плохо, ты никудышный писатель».

Гленнон снова выронил листок, но не стал поднимать. Он мог читать его и сидя на полу, и даже лёжа на полу. Он мог читать его под столом, ведь именно туда он спрятался, чтобы лампа на потолке не слишком ярко освещала исписанные им страницы. Папа покрыл пометками всё письмо, словно Гленнон был одним из его студентов, проваливших экзамен.

– Я писал это для себя! – по лицу Гленнона текли слёзы. – Я писал это для себя, я не собирался посылать это папе! Я перепутал две пачки записей. Я ошибся…

В самом низу последней страницы было последнее замечание от папы:

«Когда пишешь, придерживайся фактов. Ты не великий писатель и никогда им не станешь, если