Русский транзит - Измайлов Андрей

Вообще меня всегда удивляло, почему каратэ – благородный, интеллектуальный спорт, искусство! – притягивает ущербных людей. Разговоры о духовном самосовершенствовании, управлении внутренней энергией, о нравственных основах каратэ-до совмещались в этих прилипалах с жадностью, трусостью, враньем. Да, любой большой спорт, любая спортивная кухня – это достаточно грязно. И все же – не до такой ведь степени! Я, конечно, сам – не ангел, какой уж там ангел! Но – смотря в чем!.. Живи как нравится, зарабатывай на том, что умеешь, – было бы дело. Для меня делом было каратэ, и я – умел. А для всех этих Фуников и Фишей каратэ было дельцем. Постольку-поскольку, знаете ли, нормальный ход, перемелется… И если раньше ленинградская школа считалась сильнейшей в стране, то теперь и на всесоюзные первенства не всегда приглашали. Развал полный. Ба- ардак. При чем тут школа, при чем тут каратэ, когда есть загранпаспорт, когда есть валюта, когда есть всяческие Зотовы?!

Кстати, что за навар имел Геннадий Федорович взамен всех благ, предоставленных им нашим деятелям, я не знал и знать не желал. До поры до времени. Чужие дела меня не интересовали – пока не накладывались на мои собственные. Вот и наложились.

Административное здание АБО – если не самое заметное в порту, то одно из самых заметных. «Мерседес» генерального директора здесь же. Значит, и генеральный директор еще здесь.

За два года, пока судьба не сталкивала нас, многое изменилось. Главное, референт у Геннадия Федоровича сменился, а жаль – никаких бы проблем не возникло. Впрочем, кто сказал, что они у меня возникнут с новым референтом?!

Свой я, свой!

– Федрыч? – свойски не спросил, а уточнил я, кивнув на дверь из предбанника в кабинет. Мол, знаю-знаю, что он там, но – он один, или какая-нибудь шелупонь отнимает драгоценное время у Геннадия Федоровича, у нас с Геннадием Федоровичем?

– Федрыч! – согласилась-попалась референтша. А ничего-о! Умеет старый хрыч выбирать референтш-секретарш.

«Главное, обрести чувство хозяина!». У этой фотомодельки чувство хозяина было обострено, чувство-чутье: кто хозяин, кому служить. А уж блефовать я умел. Хотя к чему блефовать, если на руках и без того отличная карта. Так что по сути не ошиблась девочка, верно почуяла во мне хозяина. Но помимо хозяина-Боярова есть еще и хозяин-Зотов.

– Я спрошу только, ладно? – все-таки опередила она меня у самого входа в кабинет. – А то рабочий день уже закончился. Что сказать?

– Сказать: из федерации каратэ…

– Ос-с-с! – полупочтительно-полуиронично произнесла фотомоделька. Нахватались, соплявки, терминов – каратэ в моде.

… Зотов расплылся было в улыбке, но застыл – наша федерация ассоциировалась у него явно не со мной. Он силился припомнить, но тщетно.

– Бояров. Александр Евгеньевич, – помог я ему. Не столько ему, сколько тем, для кого моя фамилия действительно прозвучит, стоит Зотову в панике отсигналить по телефону: «Был какой-то Бояров! Он ЗНАЕТ!».

– Как же, как же! Бояров! Еще бы! Бояров! – изображал он. Типичная рожа представителя «группы товарищей», партийно-хозяйственная рожа, хороший человек, только от него иногда тошнит. Ему ли не знать этой фамилии. Только он ни за что не спросит «вы не сын Евгения Викторовича?». Партийно-хозяйственные рожи не спрашивают о степени родства, они в курсе. Или прикидываются на всякий случай, что в курсе.

Но я пришел не как сын Евгения Викторовича, не как Бояров-младший. Да и для Зотова «не работает» Евгений Викторович, сошедший с арены. Так вот, генеральный директор, запомни меня получше – я Бояров. Не Евгений Викторович, а Александр Евгеньевич. И я с арены не сошел, а только- только на ней появился. Во всем белом. Запомни и доложись впоследствии.

– Думаю, мы без труда уладим ваш вопрос к общему удовольствию! – с оптимистичной ритуальной значительностью разглагольствовал Зотов. – Позвоните в четверг.

– Синоптики дождь обещали. В среду.

– Э… Объяснитесь.

– Не я, а вы будете объясняться. И не после дождичка в четверг. А сейчас и здесь.

– Товарищ! – выработали, рожи номенклатурные, за семьдесят с лишним лет интонацию гуся по отношению к свинье! Ну, Зотов, погоди! Ты у меня сменишь интонацию!

– Думаю, мы без труда уладим ваш вопрос к общему удовольствию! – передразнил я его.

– Что еще за вопрос, товарищ! Ну-ка, выйдите из кабинета!

– Ну-ка, сядьте, Геннадий Федорович! И не трогайте телефон. И вообще вам лучше не делать лишних движений. Я действительно член президиума. Нашего президиума, нашего – каратэ. Ясно?

Ему пока было не ясно. Одно он понял: лучше на самом деле избегать лишних движений. Я в свои годы тоже выработал определенную интонацию для определенных обстоятельств.

– Так вот… Я давно за вами наблюдаю, Геннадий Федорович. Вы – умница, у вас настоящий размах! Нет, я про заурядную контрабанду, про нашу с вами федерацию и не говорю! Это так, семечки. И про бартерные сделки, когда вы цветные сплавы – тот же баббит – продавали инофирмам как металлолом, я тоже молчу. Хотя знаю даже, в какие магазины и по какой цене пошел весь ширпотреб, полученный вами по этому бартеру. Но молчу. А ведь стоило мне только рот открыть и… У вас в пароходстве много врагов? Должно быть много – вы же не любите делиться, а за это не любят.

– Послушайте!

– Нет, я пока поговорю. А послушаете вы. Так вот по поводу того, что вы не любите делиться… «Каринко-Виктори», известное вам предприятие… – я сделал паузу: да, известное, более чем известное! сморгнул генеральный директор! – … поставляет для вас…

Ну! Напрягся, дорогуша! Или «потечет», или взбунтуется.

– Вы пьяны!!!

– Я-то просплюсь, – утешил я Зотова. (Кто же так бунтует, дешевка!) – Итак, «Каринко-Виктори» поставляет для вас, кроме всего прочего, замечательное пивко. Я, конечно, не пьян, но где-то ваша правда: с похмела. Пивко было бы в самый раз. Не поделитесь?

– Вон отсюда! Нет у меня никакого пивка! – неубедительно прозвучало, дорогой генеральный директор, неубедительно.

– Есть. «Туборг». На «Демьяне Бедном». Неужели вам хотя бы одной баночки жалко?! Ну, не одной, конечно, а двух, трех… четырех… Не любите делиться? А то сходим вместе на судно? Я себе выберу парочку баночек, похмелюсь, и разойдемся красиво. Только я сам выбирать буду, а? Сходим? Пока «Демьян» у причала. А то отправится в круиз – вертолет придется снаряжать.

– Вы…

– Я не ОТТУДА. Я же сказал: член президиума нашей федерации. Если угодно, частное лицо. Так что, поделитесь? Вы же в глубине души щедрый человек, Геннадий Федорович, не так ли? Вон и на «Туборг» раскошелились. Кстати, почему ваше Акционерное общество, дрожащее над каждой валютной копейкой, прикупило это пиво именно у Финляндии? Суоми – дорогая страна. В той же Дании, да хоть в Германий «Туборг» в два-три раза дешевле. Нет, мне объяснять не надо, я-то понимаю. Но поймут ли вас другие? ДРУГИЕ… А вам придется до-о-олго объясниться с ними – и тут уж никакая щедрость не спасет, Геннадий Федорович.

– Какая еще щедрость! – снова неубедительно. То есть не возмущение, а вопрос. Возмущенный вопрос, риторический. Уже не риторический, уже, пожалуй, конкретный.

– Пятьдесят… – рановато вы, товарищ Зотов, облегченно и чуть заметно вздыхаете! – … долларов! – добавил я. – В тысячах, разумеется. И каютка. На «Демьяне Бедном». Никого не обременю, не беспокойтесь. Наоборот! На «Демьяне» хорошие бармены? Уверяю, я – лучше. Загранпаспорт у меня есть. Вашими молитвами, кстати. Как и у всех наших… из федерации. Вот теперь я вас слушаю.

А мне и слушать не надо – и так все понятно: партийно-хозяйственная рожа закрылась маской озабоченности – озабоченности не собственной судьбой, а проблемами товарища, пришедшего на прием. «Тут ко мне товарищ один пришел. Надо непременно ему помочь. Что? Да, записываю. Понял».

Навидался я этих масок! И цену подобной помощи знаю. А понял Геннадий Федорович только то, что я счел нужным дать ему понять: мальчишка-каратэшник решил попытать счастья в стране равных возможностей, «дурилка картонная», доллары ему нужны, против кого попер, не в Америке пока, а в Союзе равные возможности только в Конституции присутствуют, так что поглядим на мальчишку, когда к стенке прижмем, а он, глупенький, возомнил, что сам кого угодно прижмет, шалишь, парнишка, это тебе не каратэ, тут кулаками не отмахаться, а шантаж – не лучший способ заработать и выжить, и ни того, ни другого не получится, слышал звон, даже знаешь, где он, ну ничего, ты еще оглохнешь и ослепнешь, и онемеешь, навсегда.

– Не представляю, о чем вы. Но бармен нам нужен. Именно на «Демьяне Бедном». Языками владеете? В минимальных пределах? Тогда завтра днем, думаю, успеем оформить документы и…

– Завтра УТРОМ «Демьян Бедный» уйдет в рейс.

– Голубчик, иначе никак. Сегодня уже никого не застать, вечер уже. Наспех такие дела не делаются.