Звёздочка моя новогодняя - Маргарита Южина

Недолго думая, супруга режиссера высунулась из-за кулис и по-простецки поинтересовалась:

– Граждане, кто не очень занят, может, в Жаба переоденется?

В это время из-за кулис, с другой стороны от Татьяны, на сцену вынесся Чеботарев в костюме Волка.

– Боже мой, – тихо охнула Татьяна. – А этот-то откуда? Что сейчас начнется…

Чеботарев уже был в образе:

– Здравствуйте, детишечки! Серого за подарками посылали? А вот и я!..

Но тут Чеботарев все же заметил, что в зале только взрослые. Это его обескуражило. Он обреченно стянул с лица волчью морду и трагическим шепотом спросил у зрителей:

– А че, Новый год уже кончился? И давно? Я смотрю, наших вообще нет. А они домой-то не уехали еще? Блин… Точно, меня забыли!

Он унесся за кулисы, но твердая рука Веткина вернула его на сцену. По крутой дуге Чеботарев пролетел прямиком под елку и тут же вскочил с криками:

– Не хочу Жабом быть! Я вообще здесь только работник сцены!

В следующую секунду прямо на сцену к нему вылетел жабий костюм.

Зрители ухохатывались. Но представление отчего-то никто не собирался прерывать.

Татьяна хотела выйти в костюме Снегурочки и закончить этот беспредел, но Анжела ее оттолкнула:

– Ангелов еще рано, там еще никого не убило. Погоди, через минут пять выйдешь…

В следующую минуту она уже вертелась на сцене.

Платьице и в самом деле было маловато, поэтому госпоже Криворуковой приходилось постоянно поправлять грудь, которая рвалась на свободу из глубокого декольте.

– Ай-ай! А вот и Жаб!!! – возопила дама, заметив несчастного Чеботарева, который спешно натягивал шапочку Лягушки. – Я маленькая доверчивая девочка! Я питаюсь одним зернышком!

Анжела не церемонилась. От души пнув «жениха» ногой, она прошипела:

– Ну, зови уже меня под венец, где еще такую найдешь?!

Чеботарев медлил с ответом.

Во-первых, вне костюма он не мог войти в роль, а во-вторых, он попросту не знал слов. Если б еще ему кто сказал, что тут до него говорили, ввели бы в курс дела, а то…

Анжела сегодня принимала весь огонь на себя. Из зала уже улюлюкали, хлопали ладошками, стучали стульями. Раздавались крики:

– Жги, Дюймова!

– Господи, что завтра будет?! – качала головой Татьяна.

– Перестань волноваться, – подошел к ней сзади Игорь. – Это же Новый год! Главное, людям интересно и весело.

– А ты почему здесь? – вдруг опомнилась Татьяна. – Ты же должен быть с детьми!

– Детей дед Плутон уже увез и сказал, что раньше, чем через полтора часа, не вернется.

– Хорошо, что дети не видят этого ужаса.

В это время на сцене Дюймовочка взгромоздилась на перевернутое ведро, будто на пенек и, обращаясь к елке, принялась страдать заунывно:

– Приди, приди, о сладкий час! О час мой первой брачной ночи!

Чеботареву, видимо, текст был знаком, потому что после этих слов он по-пластунски начал продвигаться за кулисы.

Не глядя на него, Анжела Кузьминична с тоской подтянула его обратно за штанину и продолжала в том же миноре:

– Ах, я невинное дитя! К кому в невесты? Налетайте!!!

Чеботарев отчаянно пытался вырваться. Однако хватке Анжелы мог бы позавидовать любой бультерьер.

– Отцепись же ты! – злобно шипел Чеботарев, дрыгая свободной ногой.

– Держи! Так его! – с гоготом поддерживал Дюймовочку зал.

Не глядя на вырывающегося Чеботарева, Анжела Кузьминична, закатив глаза, тоскливо продолжала:

– О! Отпусти меня, мое желанье!!! Я знаю, не пробил еще мой час!!!

Чеботарев уцепился за крестовину елки, и та угрожающе покачнулась.

– Елку сломаешь! – не удержалась Татьяна. – Отпусти елку, Жаба!

Руки Чеботарева разжались. Елка покачнулась, но устояла.

Испугавшись, что елка упадет на нее, Анжела всплеснула руками – и Чеботарев тут же рванул бежать.

– Ах, ты меня зовешь в опочивальню?! – не теряла лицо Анжела Кузьминична. – Но, боже мой! Я вся горю, стыдясь!!!

Чеботарев с воплем ткнулся в нарисованную декорацию, но тут же пожалел, что он не в костюме Буратино:

– Какой дурак занавески из танкового брезента пошил! – жалобно взревел он.

Его уже настигала Дюймовочка, но Татьяна не выдержала:

– Занавес! – со всей силы рявкнула она.

Неизвестно, кто стоял по другую сторону кулис, но занавес медленно пополз на середину сцены.

– Браво! – кричали из зала. – Би-и-ис! Давай продолжение!

– С ума сойти! – ничего не понимала Татьяна.

К ней подбежал запыхавшийся Чеботарев и яростно замахал руками перед самым Татьяниным носом:

– Вы вообще думаете?! Кто выпустил эту сумасшедшую?! Она ж меня…

К Татьяне поднеслась запыхавшаяся Дина.

– Ой! Я тут немножко… Я не опоздала?

– Диночка, – обиженно вздохнула Татьяна. – Представление идет уже сорок минут! Даже больше! Как тебе кажется, опоздала ты или нет?

– Ну… понимаете… – замялась Дина, но махнула рукой и ринулась в свою комнату. – Я переодеваться!

– Дина, не спеши, мы тебе еще слова не придумали, – крикнул ей вслед Веткин.

…Дина бежала в свою комнату, и щеки ее пылали от стыда. Еще ни разу в жизни она не опоздала на свой выход. Ни разу! А тут…

Но у нее еще ни разу в жизни не было такой ночи! Хм… Оказывается, не врут люди! Есть она, любовь с первого взгляда!

Или почему тогда при воспоминании о Диме так сладко щемит сердце и по всему телу пробегает сладостная дрожь? И не хочется думать ни о чем, ни о ком! Хочется просто лечь, да пусть даже на эту раскладушку, закрыться с головой одеялом и думать о нем…

В комнате на раскладушке лежала Женька и периодически издавала трубные звуки. Надо думать, это были стоны.

– Женя! А ты чего спишь? – толкнула ее за плечо Дина. – Там уже вовсю спектакль идет! Сегодня у нас вообще кто-нибудь работает?

Женька разлепила сонные веки и пробормотала, облизывая сухие губы:

– Ты телефон свой выруби, он мне всю плешь проел. Звонит и звонит, звонит и звонит, звонит и…

Дина подошла к столу. Ого! На телефоне двадцать восемь неотвеченных вызовов. Конечно же, все от Егора. Видимо, не слишком хорошо с женой отдыхается.

Телефон, будто почувствовав руки хозяйки, сразу же затрезвонил.

– Да, Егор, я тебя слушаю, – спокойно ответила Дина. – Только побыстрее, пожалуйста, у меня выход скоро.

– Какой, на хрен, выход?! – орал в трубку возлюбленный. – Куда ты там собралась выходить? Я тебе запретил отлучаться из дома! Ты должна…

– Егор Алексеевич, – железным тоном прервала его Дина. – Вы в своем уме? Как вы можете мне что-нибудь запретить? Может быть, я у вас работаю? Или я жена ваша?

– Прекрати! Ты прекрасно знаешь, что…

– Да, я прекрасно знаю, что я вам не жена. Единственное, чем я вам обязана, так это квартирой. Но… Я возвращаю квартиру вам.