Не уставай, преследуя врага! (СИ) - СкальдЪ

залитых воском каменных полках. Они мало что освещали, но, как и каждый кархародон, в темноте я видел прекрасно. Базальтовую кафедру, с которой проповедовал капеллан Никора, подпирали величественные статуи Отца Пустоты и Забытого. Вдоль стен возвышались массивные треножники с различными реликвиями, частями доспехов, самыми впечатляющими трофеями и древними артефактами. На отдельном постаменте покоился череп кархародона, который, по легенде, вывезли с самой Терры. Под потолком висело ротное знамя — выцветшая обветшалая ткань с белой акулой на фоне изогнутой косы.

Сохраняя благоговейный настрой, я медленно поднялся на ноги. Мне нравилось посещать реклюзиам, он оказал обычное умиротворяющее действие. Облаченный в черный табард капеллан Никора, получивший имя в честь флагмана Кочевого флота, не мигая смотрел на меня, не считая нужным говорить. Я так же молча склонил голову и покинул святое место.

За пределом ротного святилища варп обрел большую силу и накатился на меня холодной волной. Бастионы разума вздрогнули, принимая и гася чужеродный порыв. Броня не могла защитить никого из смертных в Океане Душ, здесь помогало лишь поле Геллера. Оно сдерживало вечно голодных злобных демонов и их безумные эманации, но даже смертным приходилось тяжко. Нам же, в силу своего дара, приходилось стократ тяжелее.

Усилием воли я заключил свой разум в защитную зеркальную сферу и двинулся дальше.

— Киа арре! — поздоровался я с высоким молодым Астартес, очутившись в собственной келье. «Рад встрече», так на высоком готике звучало наше традиционное приветствие, подразумевающее радость от встречи с братом или другом.

Астартес промолчал, так как я всего лишь видел его в потемневшем от возраста зеркале в бронзовой раме. Моя кожа имела бледно-молочный цвет, с черными, без радужки, глазами и короткими белыми волосами. Брови так же были белыми, нос прямой, с небольшой горбинкой, а челюсть — тяжелой и мощной. Когда я приподнял узкие губы, то в отражении показались острые треугольные зубы. Многие наши рабы, подражая Кархародон Астра, стачивали себе зубы, стараясь придать им схожий вид, но у нас подобное являлось следствием генетической мутации и очередной особенностью.

Я являлся личным учеником легендарного библиария и мне, в силу особенностей обучения, полагались некоторые привилегии. Так я получил личную келью, в которой мог спать, читать и медитировать. Келья представляла собой небольшое, семь на шесть метров, помещение в глубинах «Белой пасти». Иллюминаторы здесь отсутствовали, но зато в наличии имелась кровать, шкаф и стол с тяжелым стулом. На полках стояли многочисленные фолианты, которые наставник приказал прочитать. Свет давала лампа и электросвечи, в те моменты, когда я их зажигал. Хотя, как и каждому кархародону мне по сердцу тишина, тени и полумрак.

Я еще раз оскалился, пытаясь отыскать в зеркальном отражении слабость. Я не любил слабости и не мог себе их позволить. Это было одно из упражнений — смотреть себе в глаза, не мигая так долго, насколько возможно. При правильном настрое оно давало определенного рода результаты.

— Борей? — мыслешепот наставника прозвучал прямо у меня в голове.

— Здесь.

— Жду тебя в Заливе Безмолвия.

— Слушаюсь, мастер, — в голосе моем звучало уважение, которое я не видел нужным скрывать. Авторитет верховного библиария Кархародон Астра казался незыблемым. Он считался самым старым не только в ордене, но и среди Астартес всей Галактики. Знания его и мудрость поражали меня раз за разом, а псайкерские силы заставляли лишь сжимать зубы и надеяться, что когда-нибудь, лет через двести, я смогу хоть немного приблизиться к подобному.

Переодеваться после посещения реклюзиама я не стал. Не находясь в бою, мы носили простые одежды серых и черных оттенков. На мне была легкая рубаха-камиза, а поверх нее серый табард без рукавов, но с псайкерским капюшоном и легкие сандалии на ногах. Протянув руку, я взял из стойки жезл. Длинной в семь футов, он представлял собой адамантиевый посох с заостренной нижней частью. Навершие выглядело как хищная лапа, сжимающая крупный кусок хрусталя. В жезле таилась мощь, он помогал фокусировать и направлять пси-силы, но все равно оставался вполне заурядным изделием, которое наставник достал из арсенала библиариума и вручил мне. «Каждый псайкер тратит много времени и сил, чтобы создать для себя свой, уникальный и идеально соответствующий ему жезл. Можешь пока пользоваться этим, со временем ты найдешь что-то получше», — так он сказал.

— Будь достоин! — последняя фраза адресовалась отражению в зеркале.

Плывущая по волнам Океана Душ и окруженная полем Геллера «Белая пасть» считалась весьма большим судном. Покинув келью, я оказался в длинном коридоре с высокими потолками, простирающимся в длину на полкилометра. Здесь было темно и тянуло легким сквозняком. Тяжелые светильники на стенах едва горели, не разгоняя тьму, а лишь создавая небольшие области света. Привилегированный раб, из тех, кому дозволялось подниматься на верхние палубы, старательно скоблил пол стальной щеткой.

— Господин! — при моем появлении раб почтительно отпрянул к стене, склонил выбритую голову и прижал руки к бедрам.

Я прошел молча. Рабы считались движимым имуществом ордена. Их существование определялось Эдиктами Пустоты, и за минувшие тысячелетия братья-в-пустоте привыкли не замечать смертных. Рабы жили на наших кораблях, рождались, трудились и умирали, иной раз к ним поступало пополнение Красной Подати. Их жизнь нельзя назвать легкой, но на тысячах планетах Империума, в Ульях и рудниках, военных лагерях и мануфакторумах, существование казалось еще более сложным. Тем более, мы вели себя праведно — не замечая рабов, довольствуясь от них неизбежным почтением, но и не мучая смертных.

Достигнув лестницы, я спустился на три пролета и пошел по коридору, ведущему ко второй по значимости после реклюзиама святыне Третьей роты. Путь мой лежал в самое нутро «Белой пасти».

Пройдя более двух километров, я встретил всего лишь четырех рабов. На нижних палубах жизнь кипела, но здесь царила тишина и одиночество. Подавляющая часть братьев-в-пустоте и инициатов спали в криокапсулах, находя успокоение в Пустотных Снах. Но я, так же как капитан корабля и вахтовая смена, навигатор, астропат, капеллан и мой наставник, бодрствовал. Мне требовалось изучить столь многое, что нельзя было терять время впустую.

Залив Безмолвия, который так же называли Бухтой Тишины, представлял собой внушительную скалистую пещеру с галькой и льдом. Во время боев сюда от реактора отводили избыточное тепло и тогда лёд превращался в воду, но во время долгих переходов во Тьме здесь все вновь промерзало насквозь.

Мои обнаженные бицепсы и предплечья охватил холод. Стараясь не поскользнуться, я двинулся к Те Кахуранги, который стоял в двадцати метрах от трех постаментов, на которых, скованные могучими ритуальными цепями, возвышались монументальные фигуры трех дредноутов, серо-черных боевых машин модели «Контемптор». В