Охотник за нечистью и Похититель Душ (СИ) - Видана Анастасия

Когда перепуганную, дрожащую, полуобезумевшую от ужаса Рун вывели на площадь и привязали к столбу, Венельда в толпе не было. Выйдя на окраину города под покровом тьмы, он провел несложный коротенький ритуал — и впустил демона в город…

Дымчатые глаза змей вспыхивали красными огнями, наблюдая со стен за сидящим на полу пленником. Переживания прошлого искажали его лицо — душа его явно была не здесь. Владелец замка, хоть и смутно, но все-таки видел все, что вспоминалось сейчас Охотнику. Для колдуна воспоминания пленника представали в виде размытых теней, неясных очертаний, обрывков мыслей и фраз, но ему и этого было достаточно, — Венельд же столь ярко переживал события прошлого, будто попал туда вновь.

…Когда он вернулся на площадь, костер еще не разожгли. Священнослужитель — отец Калбарт — держал в руке факел. Трепещущее пламя выхватывало из тьмы то хрупкую фигурку Рун, то ее бледное личико и темные волосы, то простую длинную рубаху до пят и босые ноги. Подойдя ближе, Венельд понял причину задержки и разгадал задумку Калбарта. Жители Хамстайна в большинстве своем были людьми незлыми, к тому же, в городке никогда не происходило ничего волнующего, пугающего или из ряда вон выходящего. Здесь ни разу не сжигали ведьм, и священнослужителю хотелось разделить ответственность с горожанами, справедливо полагая, что завтра они придут в себя, переосмыслят произошедшее и, возможно, припомнят нечто, оправдывающее эту девушку или, по крайней мере, смягчающее ее вину. Опасаясь этого, отец Калбарт предоставил первое слово наместнику Хамстайна, а затем постепенно дал высказаться каждому жителю городка. Охваченные ужасом и негодованием люди один за другим выносили ведьме обвинительный приговор — при таком раскладе священнослужителю оставалось лишь подтвердить его и исполнить. Понимая, что неизбежное вот-вот случится, Венельд начал проталкиваться вперед, гадая, где же демон и отчего он до сих пор не обнаружил себя.

К счастью для Рун, чу`айри не подвел. Едва прозвучали заключительные слова отца Калбарта: «Да очистит священное пламя тело ее, да освободит оно ее грешную душу — и пусть боги отныне решают по высшей своей справедливости, как поступить с этой душой!» — как откуда-то из-за соседних домов раздался оглушительный вой. У Венельда заложило уши, однако он улыбнулся и, растолкав нескольких человек, преграждающих ему путь, оказался у самого столба. Вой повторился вновь — на этот раз ближе и громче. Вспыхнул один из домов — и демон захохотал, повергая людей в ужас. Раздались панические крики, кто-то заплакал, матери принялись созывать детей. Священнослужитель побледнел и выронил факел. Сложенный у столба хворост немедленно занялся. Невнятно ругаясь, Венельд одним прыжком преодолел оставшееся расстояние и, обжигая руки, принялся раскидывать пылающие ветки. Будто очнувшись, отец Калбарт схватил его за плечо. Парень обернулся — его искаженное лицо заставило священнослужителя отшатнуться. Венельд стряхнул его руку, однако Калбарт, кажется, всерьез вознамерился ему помешать. Когда священнослужитель попытался оттеснить Охотника от пылающего костра, Венельд нанес ему сокрушительный удар, пришедшийся прямо в челюсть, и отец Калбарт рухнул, как подкошенный. Рун закричала — пламя коснулось ее босых ступней, подпалило подол просторной рубахи. Более медлить было нельзя. Не обращая внимания на собственные ожоги, Венельд взобрался на груду горящего хвороста и принялся разрезать веревки, стягивающие лодыжки и запястья Рун. Через пару мгновений, показавшихся ему вечностью, девушка оказалась у него на руках.

Вокруг творилось что-то невообразимое. Демон резвился вовсю: летали по воздуху телеги и вырванные из земли деревья, горели дома, дети, которых Рун так и не успела избавить от влияния чу`айри, будто обезумели — они выли, кричали, носились по площади, подкатывались под ноги мечущимся в панике людям. Демон черной тенью реял над головами обреченных жителей Хамстайна и непрестанно хохотал. Никто не обратил внимания на Охотника, на руках уносящего с площади приговоренную к казни ведьму.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Девушка всхлипывала от боли и ужаса, и вся дрожала, прижимаясь к широкой груди Венельда — он же ощущал в себе небывалые силы. Когда какой-то стражник, не поддавшийся всеобщей панике, преградил им путь, парень перехватил Рун одной рукой, вынул кинжал и одним быстрым движением метнувшись под руку с мечом, вогнал свое оружие противнику в шею. Больше никто не пытался их остановить.

Выбравшись из обреченного города и оказавшись в безопасности под сенью гостеприимного леса, беглецы остановились. Ожидать погони едва ли стоило, а вот перевязать раны было просто необходимо. Уходя из дома Эстер, Венельд прихватил с собой сумку Рун — и не прогадал. Там отыскалась и мазь от ожогов, и чистые тряпицы для перевязки. Ступни девушки были довольно сильно обожжены, каждое прикосновение доставляло ей дикую боль. Когда Венельд принялся обрабатывать ее ожоги, Рун начала бормотать что-то невнятное: прислушайся он повнимательнее, решил бы, что она заговаривает боль, но ему было не до того. К тому времени как с перевязкой было покончено, Рун немного пришла в себя и попыталась помочь Венельду с его ранами. Сам того не заметив, он порядком обжег себе руки. Смазывая собственные ожоги, он, наконец, обратил внимание на бормотание девушки — срывающиеся с ее губ слова значительно облегчали боль. Венельд был почему-то уверен, что впоследствии от ожогов не останется и следа. Закончив со своими ранами, парень закинул на плечо сумку Рун и вновь поднял девушку на руки — самостоятельно она идти не могла.

К ночи они добрались до заброшенной лесной сторожки. Девушка была обессилена и испугана, но уже вполне уверенно держалась на ногах. Усадив ее на постель, Венельд сам растопил очаг, натаскал воды из ближайшего ручья, запер понадежней дверь, подперев ее для уверенности увесистым бревнышком.

Немного отдышавшись и придя в себя, Рун отыскала несколько пучков засушенных трав под потолком да горстку засушенных ягод шиповника в плетеном туеске, укрепила над очагом котелок и приготовила ароматный отвар. Венельд достал из походной сумки припасы: ягодную лепешку, несколько полосок вяленого мяса, пару крепких румяных яблок. Получился вполне себе сытный ужин!

А потом… Парень до сих пор не мог понять, что именно толкнуло Рун в его объятия: стремление ли отгородиться от пережитого ужаса, благодарность ли за спасение или и то, и другое разом, — а может, нечто неизъяснимое, то же, что заставляло его собственное сердце биться чаще при каждом ее движении?

Как бы то ни было, в тот самый миг, когда тонкие руки девушки оказались у него на плечах, а взгляд разномастных лихорадочно блестевших глаз проник в самую душу, он и думать позабыл обо всем, что когда-либо имело значение. В это незабываемое мгновение важна была только она, Рун, единственная женщина на земле, предназначенная лишь для него, притягательная, обжигающая, страстная, манящая и отталкивающая, пугающе хрупкая, невыразимо беззащитная, покорившая его волю — и отдающая взамен несоизмеримо больше.

Он не мог бы сказать, как долго они были поглощены друг другом настолько, что не замечали ничего вокруг, однако, когда в миг наивысшего наслаждения Венельд открыл глаза, за спиной Рун трепетали черным бархатом призрачные крылья, волосы ее змеями вились вокруг головы, как у утопленницы, будто бы каждая прядь наделена была собственной жизненной силой, а по стенам, освещенным неверными отблесками догорающего в очаге пламени, плясали тени — и далеко не все они были похожи на Рун, хоть и повторяли каждое ее движение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ощутив напряжение Венельда, девушка открыла глаза и склонилась над ним — тени проделали то же самое. Охотник взял верх над человеком: парень оттолкнул ее и вскочил, прижимаясь к стене и озираясь в поисках своего оружия. Безошибочное чутье его заходилось в безмолвном крике — ведьма! Могущественнейшая из всех, кого он когда-либо видел!

Встревоженная его поведением Рун, наконец, оглянулась — и, вскрикнув от ужаса, бросилась к Венельду, точно ища защиты. Его настороженный и угрюмый взгляд многое ей объяснил. Девушка остановилась, не довершив движения, в разномастных глазах заблестели слезы, призрачные крылья опали и истаяли легкой туманной дымкой, — а затем она распрямила тонкие плечи, подняла подбородок и решительно обернулась навстречу своим теням. Те в ожидании замерли. Рун тряхнула головой, и темные волосы послушно легки ей на плечи, укрыли волной обнаженную спину, точно и не вились змеями только лишь миг назад.