Полное собрание сочинений. Том 20. Золотые закаты - Василий Песков

Плодовитость и жизнестойкость восполняют потери бородавочников в молодом возрасте. Нередко приходится видеть не семью, а стада кабанов, голов до двадцати – тридцати. Они примерно одного возраста. Но есть в стаде старшие, один при опасности всех за собой увлечет, другой (тут надо вспомнить слово «джентльмен») надежно стадо прикроет, не сдвинется с места, пока все не окажутся в безопасности.

Многие слышали об африканской мухе цеце, переносчице очень опасной «сонной» болезни. Дикие животные Африки за долгую эволюцию выработали к ней иммунитет – не болеют, но являются носителями смертельно опасного недуга. К нему не имеет иммунитета домашний рогатый скот, исключая ослов, не имеют и люди, особенно пришельцы в Африку с других континентов.

Медиками установлено: наиболее частыми носителями «сонной» болезни почему-то являются бородавочники. Возможно, всеядность плодит в их теле еще и множество паразитов. И потому к мясу африканского кабана, хотя оно и считается вкусным, относятся с осторожностью.

В планах нашего путешествия была предусмотрена видеосъемка охоты на диких животных. Стрелком должен был выступить Анатолий Георгиевич Коваленков – профессиональный камчатский охотник. Место для охоты найти легко – в Южной Африке несколько тысяч частных хозяйств, где на площадях иногда до пятидесяти тысяч гектаров держат диких животных для показа туристам и для ружейной забавы.

Листая альбом с фотографиями объектов охоты, мы замечали: «Это дорого… этого жалко…» Когда дошли до колоритной физиономии бородавочника, все согласились: объект вполне подходящий. Но это было в первые дни путешествия. А по мере того как мы в разных местах знакомились с кабанами, присматривались к их независимому характеру, сметливости и доверчивости, они стали как бы главными спутниками нашего странствия. И когда однажды мы увидели вывеску «Тут можно поохотиться на бородавочников», то останавливаться не стали. «Рука не поднимется…» – сказал камчатский охотник, и мы зачеркнули в планах пункт ружейной охоты, в ходу были только фото– и видеокамеры. Сейчас, разбирая вороха пленки, я то и дело вижу на снимках портреты таких вот «джентльменов».

Гиппо – «речная лошадь»

Слово «гиппопотам» по-гречески значит «речная лошадь». Вот она перед вами. Похожа? Многие скажут – нет. На кого же похож бегемот (кибоко – по-африкански)? Пожалуй, надо согласиться с древними египтянами, называвшими бегемота «водяной свиньей». Прижилось, однако, слово «гиппопотам» – гиппо. Так и будем его называть.

Гиппо во весь рост.

В жару, если гиппо не спрятался в воду, он покрывается красноватой слизью, предохраняющей кожу от растрескивания, и становится похожим на гигантскую сардельку. Кожа у бегемота толстая – два сантиметра, но очень чувствительная: даже севшую на него муху гиппо почувствует. Еще одно достоинство кожи – ее эластичность. Во времена работорговли из кожи гиппо изготовляли бичи.

Что еще привлекает вниманье? Голова! Она у бегемота «четырехгранная» – похожа на большой чемодан. Если «чемодан» открывается, видны огромные клыки – до пятидесяти сантиметров: два – сверху, два – снизу. Но гиппо не хищник – вегетарианец. Ничего, кроме растений, не ест.

Присмотритесь теперь к ушам, глазам и ноздрям. Они находятся в одной плоскости. Погрузившись в воду, гиппо выставляет наружу (так же, как крокодил и лягушки) свои «перископы» и, оставаясь в воде почти незаметным, может наблюдать за всем, что происходит вокруг. И, наконец, обращают внимание на себя ноги. Если жираф стоит на «ходулях», то тут для хожденья огромной приземистой туши предназначены короткие ноги-тумбы. Ясно, что гиппо не спринтер, но видимая его неповоротливость обманчива – бегает очень резво и по суше, и под водой, где проводит половину своей жизни.

Как ни странно, гиппо – хороший пловец, и не только в речной воде. Бегемотов видели в море, в трех – пяти километрах от берега. Считают, на Мадагаскар они вплавь перебрались с материка.

С полчаса наблюдали мы эту компанию.

Проезжая в национальных парках вдоль речек, мы знали: рано или поздно на бегемотов мы набредем. И однажды утром услышали рев, который приняли поначалу за львиный. Но хрюканье, паровозное пыхтенье и плеск воды сразу все прояснили. Зелень между рекой и дорогой мешала что-либо увидеть. Решили нарушить порядок парка – покинуть машину. Пройдя метров сорок кустами, мы вышли к просторной речной долине. Сверкнула вода, и на ней мы увидели то, что обычно видит днем путешественник, – на воде кучно торчали какие-то кочки и островки. По островкам ходили птицы, а кочки то исчезали, то вновь появлялись. Бинокль приблизил к глазам этот живой «архипелаг» – мы увидели шевелящиеся уши, выпученные глаза, а островками оказались спины, торчавшие из воды. Бегемотов было голов под тридцать. Они нас, конечно, заметили, но не спрятались – продолжали пыхтеть и плескаться. На их рев с реки пониже отзывалась, столь же страстно, другая компания водолазов.

С помощью телеобъектива мы наснимали «архипелаг кочек», надеясь, что любопытства ради бегемоты хоть ненадолго выйдут из омута. Они это делают, чтобы погреться на солнце, понежиться, но только в совершенно безлюдных местах. Вода – их убежище и от солнца, и от опасностей. В воде бегемоты рождаются, мамаша-гиппо выталкивает мальца на поверхность – глотнуть воздуха. Она будет потом выталкивать его каждые полминуты. Сама же способна под водой находиться пять-шесть минут. Чтобы вдохнуть, бегемоту надо лишь осторожно высунуть из воды ноздри.

В воде бегемоты могут кое-чем покормиться – едят лотосы, осоку, камыш. Но этого мало. И каждый вечер через час после захода солнца бегемоты осторожно, но решительно выходят на берег, придерживаясь уже проложенных лазов и троп. Эти невзыскательные травоядные изжуют все, что под руку попадет. Самые грубые травы, какими побрезгуют даже слоны, они сжуют, сжуют даже кучу подгнившей соломы – четырнадцатикамерный желудок гиппопотамов не переварит разве что только железо.

Всю ночь гиппо спокойно пасутся. В поисках корма могут удалиться от берега до пятнадцати километров. Но они точно знают, когда надо пуститься в обратный путь, чтобы к восходу солнца вернуться в воду. Опасное дело – оказаться в это время на тропе: сомнут, растопчут.

Разумеется, бегемоты не понимают, что поля кукурузы, проса или арбузов вовсе не им предназначены, они смело на них идут и как хотят распоряжаются вкусной едой, а наевшись, тут же валяются. Легко представить негодование жителей какой-нибудь деревушки, увидевших утром поле. Это одна из причин, по которой некогда огромная численность гиппопотамов в Африке сократилась во много раз. Спокойней чувствуют себя гиппопотамы там, где возле воды нет полей-огородов. Попаслись в темноте – и домой, в воду.

В воде они, кажется, любят жить в тесноте, в толкотне, им как будто необходимо друг друга касаться, тереться боками. Стадо гиппопотамов нередко достигает трех-четырех десятков голов. Иногда воды в бочаге, усыхающей летом речке, так мало, что стадо в нем не может укрыться. В этом случае бегемоты роют в воде траншею и все-таки прячутся от палящего солнца. Бывает, вода иссякает совсем. Тогда катастрофа – десятки крупных животных барахтаются в горячей грязи. А если и она усыхает, тогда бочаг превращается в кладбище, куда слетаются сотнями хищные птицы. Кое-где страдальцев пытаются выручать. Но ведь известно: «Нелегкая это работа – из болота тащить бегемота».

Ну а там, где много воды, бегемоты живут припеваючи. В их общежитии есть свои правила. Например, граница их постоянного пребывания – нерушима. Всяк ее перешедший будет изгнан и жестоко наказан. В этих делах стадо полагается на самого сильного из самцов. Граница владений обозначается им своеобразно. У бегемота есть хвостик с пучком жестких, как проволока, волос на конце. Выстреливая испражнения, бегемот вращает хвост, как пропеллер, разбрасывая во все стороны способные кого угодно остановить ароматы. А если нарушителю этого мало, тогда – сраженье!

Территориальные и половые проблемы самцы-бегемоты решают в жестоких схватках, нанося друг другу зубами-кинжалами страшные раны. У многих животных сила определяется ритуальным турниром. Бегемоты же часто дерутся насмерть. Правда, сначала идет запугиванье. Каждый возможно шире открывает свой «чемодан» и демонстрирует зубы. Сближаясь, противники с открытыми пастями могут упереться друг в друга. Если никто не дрогнул – драка!

Послушаем, что рассказывает Джералд Даррелл, видевший одно из сражений. «Самки и детеныш с интересом следили за старым и молодым самцами на отмели в середине заводи… Насколько я мог судить, старый самец проигрывал, и его мне стало жаль. Как знаменитый в прошлом боксер, отяжелевший, утративший былую гибкость, он вел бой, понимая, что уже проиграл его… Об исходе ночной драки я узнал утром у одного из охотников. Он сказал, что видел труп старого самца ниже по теченью реки, на отмели. Я отправился осмотреть его и ужаснулся при виде того, что сделали с ним зубы молодого самца. Массивное тело было буквально растерзано в клочья: плечи, шея, огромные складки кожи превратились в лохмотья…»