Холодное время - Варгас Фред

– Можешь добавить в свой комок еще одну водоросль, – наконец сказал он. – Виктор уверяет, что никогда не видел этого человека. Притом что у него… гипермназия, по словам Данглара.

– Гипермнезия, по-моему. Но я не уверен.

– Тогда ты прав. Брегель не входил в состав исландской группы. Но нас пытаются уверить в обратном.

– Ты сумел определить, как сюда проник убийца?

– Кухонная дверь ведет на черную лестницу, а главное, к мусоропроводу, установленному на всех лестничных площадках. Каждый вечер, как сообщил сосед снизу, Брегель выносил перед сном мешок с мусором. Так что достаточно было подкараулить его на лестнице и напасть, когда он возвращался назад.

– Зная его привычки.

– Или понаблюдав за ним некоторое время, чтобы узнать их. Этот человек тоже мог проболтаться. Сочетание разных факторов, таких как разорение и депрессия, способствует признанию.

– Признанию в чем?

– Ну, в том, что произошло в Исландии.

– Он же не ездил в Исландию, – сказал Адамберг.

– Черт, – сказал Бурлен, снова обхватив голову руками.

– О том и речь. Эффект клубка водорослей. Никуда от него не деться. Сколько сейчас?

– У тебя часы на руке, и даже не одни. Почему бы тебе самому не посмотреть?

– Потому что они сломаны.

– А зачем тогда их носить? И кстати, почему двое часов?

– Не помню, это давно было. Так что, который час?

– Восемь пятнадцать.

Бурлен подлил кофе в резные бокалы.

– А сахара нет как нет, – огорчился он, словно этот дефицит отражал плачевные результаты следствия. – И я хочу есть.

– Нехорошо воровать еду на кухне, Бурлен. Ты сам сказал. Нельзя обирать покойников, скользя по кровавой луже.

– А мне плевать.

Выкарабкавшись из старого дивана, Адамберг прошелся по маленькой обшарпанной гостиной. Бурлен вернулся с сахарным песком и пачкой равиоли из холодильника, которые он заглатывал прямо так, подцепляя перочинным ножиком.

– Отпустило немного? – спросил Адамберг.

– Да, но какая же это гадость.

– Надо быть готовым к тому, – медленно проговорил Адамберг, словно делал научный доклад, – что клубок, о котором мы говорили, – он широко развел руки, – может оказаться еще толще, чем мы думали.

– Насколько толще?

– С тебя.

Они замолчали, прикидывая, как это будет выглядеть. После чего Бурлен снова занялся равиоли.

– Тогда нам конец, – сказал он. – Мы в жизни не найдем убийцу.

– Не исключено. Если под ноги кидают тридцать бильярдных шаров, найти нужный почти нереально. Я имею в виду изначальный.

Адамберг сдернул одну штучку с ножика Бурлена.

– Как тебе? – спросил Бурлен.

– Гадость.

– Ну, хоть с этим все ясно.

– Плюс птицы из башни, оказавшиеся серыми воронами.

– Значит, два очка в нашу пользу.

– В связи с чем, – продолжал Адамберг, останавливаясь, – нам надо кинуть свой собственный шар. Каким бы он ни был ничтожным. Мы пойдем архаическим путем.

– Подготовим информацию для прессы?

– Для прессы и социальных сетей. Не пройдет и шести часов, как об этом узнает весь мир.

– Сообщим преступнику, что мы не верим в самоубийства?

– Вот он обрадуется. Только с психом, помешанном на гильотине, шутки плохи.

– Если это гильотина.

– Да, если это она. Я помню, Бурлен. Мы должны оберегать других участников исландской группы. Он уже вошел в раж, и кто знает, может, он задумал убрать их всех одного за другим и потом уже спать спокойно.

– Ты издеваешься? Сам сказал, Исландия тут ни при чем. Из-за него самого и новых книг.

– А если Виктор соврал? Если он его знает?

– Возвращаемся в исходную точку?

– Как, по-твоему, можно отдалиться от чего-то, не зная, где находишься?

– О знаке будем упоминать?

– Нет, – подумав, решил Адамберг. – Оставим его пока себе. Напишем что-то вроде – Данглар составит нам текст – “Три убийства за неделю”. И опубликуем имена и снимки.

– Три? – перебил его Бурлен. – Но ведь Брегель не ездил в Исландию?

– Ну и пусть. А дальше так: “Полиция имеет все основания предполагать, что лицам, принявшим участие в поездке в Исландию и т. д. и т. п., обернувшейся трагедией и т. д., может угрожать убийца. Просим всех тех, кто имеет отношение к… и т. д., в кратчайшие сроки явиться в районную жандармерию или комиссариат полиции с целью обеспечения их безопасности и т. д.”. Электронный адрес и телефоны уголовного розыска.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Завершив завтрак, Бурлен ударом кулака расплющил пустую пачку от равиоли, закрыл компьютер и, опершись о подлокотник, выбрался из серого дивана.

– Бросай шар, – сказал он.

Глава 14

К 10.30 утра Адамберг, небритый, в майке наизнанку, проинформировал своих сотрудников об обстоятельствах третьего убийства. Он сообщил им также, что в стакане виски, найденном у Селесты, ничего подозрительного обнаружено не было, и этот факт может полностью оправдать ее. В случае если не откроется какая-нибудь тайная любовная драма, заметил Данглар. Возможно, она хранила последний отпечаток губ Анри Мафоре.

Текст для прессы был составлен, и лейтенант Фруасси взялась немедленно обнародовать его. Утром почти все вернулись с задания.

Соборный зал постепенно опустел, и Адамберг удержал Фруасси, потянув ее за рукав.

– Лейтенант, когда передадите наше сообщение, и только после того, найдите мне чего-нибудь поесть. У меня маковой росинки во рту не было со вчерашнего вечера.

– Сию минуту, – взволнованно сказала Фруасси.

Пища была ее слабостью, доходившей, по мнению некоторых, до настоящей патологии. В отличие от Бурлена, обжиравшегося без малейших комплексов, Фруасси ела мало, оставаясь худенькой и элегантной, но панически боялась, что еды может не хватить. У нее в кабинете, в металлическом шкафу, хранился своего рода неприкосновенный запас, но все сотрудники уголовного розыска то и дело подворовывали оттуда по кусочку, если во время внеурочных часов не хватало провизии. Их набеги настолько выводили Фруасси из себя, что она тут же возмещала съеденное, пытаясь под самыми фантастическими предлогами вырваться с работы за покупками. Внезапный голод, охвативший комиссара, рикошетом ударил по ней, и она встревожилась. Фруасси готова была пожертвовать любым заданием, чтобы накормить ближнего своего, но это было ее единственным изъяном. Она лучше всех в уголовном розыске ориентировалась в интернете, следом за ней с большим отрывом шел Меркаде. Но в данный момент Меркаде спал наверху возле автомата с напитками.

– Это не к спеху, – успокоил ее Адамберг. – Сначала отправьте сообщение для прессы. Как можно быстрее. А потом, пока я буду есть, вы расскажете мне, что нарыли об Алисе Готье.

За какие-нибудь десять минут стремительная Фруасси вывела полицейское коммюнике на орбиту и разложила свои яства на столе Адамберга. Не забыв тарелку, нож и вилку, ибо лейтенант никогда не пренебрегала сервисом.

Адамберг догадался, почему у нее не оказалось свежего хлеба: Фруасси опасалась, что, пока она сбегает в булочную, комиссар погибнет от недоедания. Скорая продовольственная помощь являлась для нее приоритетом.

– Давайте, – сказал Адамберг, принимаясь за паштет.

– Это мусс из кабана с арманьяком. Еще могу предложить вам итальянскую ветчину ломтиками, увы, в вакуумной упаковке, поэтому не так вкусно, либо утиное филе, либо…

– Все отлично, – жестом прервал ее Адамберг. – Лучше расскажите, что вы узнали о человеке, посетившем Алису Готье во вторник седьмого апреля, на следующий день после Амадея?

– По словам соседа, это тот же парень, что колотил в дверь, потому что он услышал слог “де” в его имени. И он пришел в то же время, что и накануне, когда больная осталась одна. Но поручиться он не может.

– А что говорят коллеги Готье?

– Я встречалась с двумя учителями и с директором коллежа. Когда она вернулась из Исландии, ее встретили словно героиню, но она и слышать ничего не хотела. Сочувствие ей претило. Как мы уже поняли, Готье была крепким орешком. Она потребовала прекратить всякие разговоры на эту тему и добилась своего. О ее личной жизни они ничего не знают. Одна из ее коллег считает, что Алиса была лесбиянкой, но она не уверена, и вообще ей плевать. Так что все это пустой номер. Я спросила директора, не думает ли он, что какие-нибудь молодые люди, которым от нее особенно досталось, решили ей отомстить. Но он уверен, что, даже разозлившись, ученики слушались ее беспрекословно.