Матрица Макиавелли - Дмитрий Евгеньевич Наумов

хотелось верить во второе развитие событий.

Роскошный золотистый «Бентли», в который их пригласили сесть, явно был рассчитан на то, чтобы произвести неизгладимое впечатление на провинциальных гостей. Даже Черняев, следуя своему постоянному принципу никогда не показывать внешне своего отношения к происходящему, а выражать свое восхищение или презрение как высшие формы проявления эмоций только вербально, не смог сдержаться, чтобы не поцокать языком и покачать головой из стороны в сторону, что выглядело очень уместно и своевременно. Именно так и должны были реагировать на королевскую роскошь два дехканина, случайно попавшие из своего овина в покои арабского шейха, милостиво допустившего этих плебеев к целованию своего расшитого золотом чарыка с левой ноги.

У Черняева не осталось никаких сомнений, что организацией встречи занимается сам Абдул-Вали. Ведь это так по-восточному: показать брату-мусульманину, с которым расстался четверть века назад и который помнил дни, когда они в вечерних беседах в пустой мазанке делили полузасохшую лепешку, каких высот достиг этот юноша, что был на посылках у своего брата-таможенника в те далекие приснопамятные годы. Если бы все было иначе, то ни о каком «Бентли» речь бы не шла. Посадили бы, как обычных просителей, в микроавтобус, а то бы провели первичную беседу прямо в номере отеля.

«Ну что же, расчет разведки оправдался, – подумал Евгений Владимирович, – у Абдул-Вали действительно оказалась профессиональная память, раз он смог в этом седом шестидесятилетнем старике, отпустившем к тому же козлиную бородку, узнать того цветущего таджика, что рассказывал ему под ливанскими звездами истории о великих битвах эмира Арсланташа с федаинами Хасана ибн Саббаха под Аламутом. А ведь тогда все могло получиться. Еще бы два-три таких душевных вечера – и он смог бы завербовать Абдул-Вали от имени „Братства исмаилитов Горного Бадахшана“, и работал бы он на советскую разведку с огромным энтузиазмом. Тогда это называлось вербовкой под чужим флагом и использовалось очень часто всеми разведками мира… Но, судя по тому, как нас встречают, мои сказки про Аламут он помнит. Теперь же все поменялось. Теперь он должен завербовать меня и я должен буду с „огромным энтузиазмом“ выполнять поручение их организации. „Игры лисиц“ продолжаются. В разведке это частое явление: пока гоняешься за жертвой, сам становишься объектом чьей-то охоты. Но дело даже не в личности как таковой, а какие у этой личности возможности. Есть возможности достать документ или поучаствовать в принятии нужного решения – ты интересен, с тобой будут носиться, пока не поймут, что на этой охоте тебя выпустили как зайца, чтобы ты вывел лис на охотников… Кто я сейчас? Заяц или лиса? Это не важно. Важно, чтобы я был им интересен».

Погруженный в свои раздумья, Черняев не заметил, как они приехали в район однотипных двухэтажных коттеджей и остановились у глухих закрытых ворот. Через несколько секунд с легким жужжанием они стали уходить вверх, открывая вид на достаточно большой внутренний двор, так же как и вся улица, лишенный всякой растительности. Дверь автомобиля открыл высокий араб, одетый в национальную длинную рубаху-кандуру. После недолгих приветствий гостей пригласили в дом, который на контрасте с уличной жарой встретил их чрезмерной, как показалось сначала, прохладой. Навстречу из широкого кожаного кресла поднялся человек, одетый по-домашнему в свободные белые одежды – фанилу, обвязанную на талии расшитым поясом – вузаром. Он в вежливом полупоклоне произнес полный набор приветственных фраз и пригласил присесть на диван, возле которого стоял чайный столик с приборами на четырех человек, большим круглым чайником и глубокой тарелочкой с колотым сахаром.

Разговор, как и принято, начался с общих вопросов о размещении в отеле и впечатлении, произведенном на гостей городом, и плавно стал переходить на основную тему их прибытия в Дубай. Хозяин стола, представившийся Абдул-Малеком, после расспросов о Таджикистане и обстановке в Душанбе, наконец задал вопрос об истинной цели их прибытия.

– Мы думали, что вы приехали по частному вопросу об устройстве вашего мюрида (ученика – последователя религиозного учения) в исламский университет, но вы сказали, что вас интересуют более важные вопросы. Так о чем вы хотели поговорить?

– Я даже не знаю, с чего и начать. – Черняев демонстративно задумался на несколько секунд, а затем, как бы собравшись с мыслями, продолжил: – Вы, наверное, не знаете, но в Таджикистане в 1997 году было подписано мирное соглашение между властью и Объединенной таджикской оппозицией, и политсовету Партии исламского возрождения Таджикистана было разрешено принимать участие в политической жизни страны, вплоть до того, что им были выделены квоты на некоторые министерские посты, или на вторые роли в министерствах силового блока. Мы все надеялись на стабилизацию политической обстановки, и она в какой-то мере произошла, однако за последние годы мы стали замечать, что договоренности, достигнутые ранее, дали преимущества либо конкретному клану, имеющему родовые корни в том или ином районе, или религиозным обществам салафитского толка, морально, материально и финансово поддерживаемым Саудовской Аравией и совершенно не учитывающим интересы многочисленной уммы исмаилитов. Порой доходило до того, что памирских таджиков и мусульман Горного Бадахшана и по этническому признаку, и по религиозному оставляли без какой-либо государственной поддержки. Но самое печальное, что не было никакой поддержки и со стороны наших братьев-исмаилитов… Одно время поступала гуманитарная помощь от нашего Шейха Ага-Хана, да будут продлены дни его власти над нами, но, во-первых, это было недолго, а во-вторых, на всех этой помощи все равно не хватило. Мы понимаем, Шейх Ага-Хан, да будут продлены дни его святой жизни, далеко от нас и наших забот, и из Рима трудно увидеть величественные, но, к сожалению, часто бесплодные вершины наших гор, поэтому мы приехали к вам, нашим братьям, разделяющим веру к махди Исмаилу, за советом и помощью.

Если мы не изменим систему существующей в стране власти и не отстоим свои интересы, то просто вымрем. Понимание столь плачевного состояния нашей уммы привело нас к необходимости активных действий. В Душанбе, Кулябе, Пархаре и в других городах нами созданы исмаилитские братства, в которые вошли уважаемые люди, имеющие определенную власть в стране, однако нам не хватает общепризнанного авторитета, который бы выработал единую стратегию действий, а также не хватает материальных и финансовых ресурсов для перехода в новое качество, которое позволило бы нам диктовать свою волю существующей власти или предпринять попытку ее заменить. Вкратце я изложил нашу просьбу. Если вы сочтете возможным помочь нам, мы будем за вас молиться. Если же нет, то на все воля Аллаха, попробуем обойтись теми силами, которые у нас есть.

Черняев так вошел в роль просителя, что