Сам без оружия - Алексей Фомичев

Ехать обратно в Россию он не хотел. Воровская жизнь подзабылась, а новомодной ностальгии по Питеру он не испытывал. Григорий еще колебался, как быть, но летом девятьсот пятнадцатого пришла весть, что брата выпустили из тюрьмы, а отец вернулся в столицу.

Повидать их Григорий, конечно, хотел и стал просить эсеров помочь с возвращением. В сентябре его переправили через Балканы в Одессу, а оттуда он уже сам вернулся в Петроград. Не узнавая родной город и людей. Дивясь суете и шуму, обилию военных на улицах и плакатам с воззваниями.

Он понял, что придется привыкать заново и к дому, и к родным, и даже к самому себе – другому человеку, приехавшему из совсем иной жизни.

…Утром Григорий встал как новенький, голова не болела, на грудь не давило. Он умылся, надел новую одежду, что выложила Клаша, вышел на кухню. Его подруга хлопотала у стола, готовя завтрак. Обернулась, увидела Григория, несмело улыбнулась.

Он сел на лавку, усадил девушку рядом.

– Я сильно бузил вчера?

– Да нет, милый, все хорошо.

– Все нехорошо! Брательника моего и отца убили.

– Ты говорил.

– Меня могут искать. Тебе надо уехать. Срочно. Тетка твоя в городе?

Клаша испуганно охнула.

– Тетка здесь? – жестче повторил Григорий.

– Здесь, здесь…

– Пусть присмотрит за лавкой и за товаром. А ты собирайся.

Клаша держала небольшую лавку, где торговала всякой мелочью. Навар небольшой, но его хватало на безбедную жизнь.

– Гриша, миленький…

Он обхватил ее за плечи, притянул к себе.

– Пойми, будут меня искать, выйдут на тебя. Еще лавку отнимут. Уедешь на месяц, все стихнет.

– А как же ты?

– Я… – он невесело усмехнулся. – Я как-нибудь. Тоже уеду… скоро. Все, давай!

Он поднял ее, легонько ударил по заду.

– Корми меня и собирайся! Деньги спрячь получше. Я тебя провожать не буду, чтобы нас вместе не видели. Да, вещи мои отдай тетке, пусть спрячет. Или продаст. Я поеду налегке, что нужно, куплю по дороге.

Не обращая внимания на слезы и причитания миленки, Григорий поел, выпил молока и пошел собираться.

Он надел новый костюм спортивного покроя, ботинки. Сунул в специально сделанную по отдельному заказу кобуру браунинг модели 1910, в карман опустил финку. Проверил содержимое бумажника. Денег хватает, это уже хорошо. Посмотрел на себя в зеркало. Молодой, спортивный, подтянутый. Только взгляд не очень радостный. Ну ничего. Сделает дело – повеселеет. Зато полиция его не узнает, в таком виде Гриша-Скок никогда не появлялся.

Через полчаса Григорий покинул дом Клавдии, поймал пролетку и поехал в город. Прежде чем начать поиск того легавого, нужно сперва посмотреть, что и как в столице. Оценить, понять, прикинуть. А там уж придумать, что делать дальше. И делать ли вообще.

16

К Батюшину Щепкин попал только в начале двенадцатого, хотя полковник должен был прибыть в отделение еще к десяти. Он телефонировал капитану, принес извинения за задержку и пообещал сообщить, когда будет точно.

Полученное время капитан потратил с пользой – провел занятие со своими сотрудниками, хорошенько поработал на татами, потом еще полчаса потратил на силовые упражнения, а потом вместе с Белкиным и Гоглидзе спустился в тир.

Раз в неделю они специально устраивали стрельбу после тренинга в зале, чтобы было сбито дыхание, а в мышцах накопилась усталость. Точность боя, конечно, падала, но ведь и в жизни применять оружие зачастую приходится после нагрузки. Нужно уметь бить в цель, когда грудь ходит ходуном, а руки дрожат и мушка прыгает в целике.

Диана тоже приехала в тир, посмотрела, как мужчины дырявят бумажные мишени и сделанные по спецзаказу фигуры из папье-маше, которые можно было поднимать и передвигать с помощью системы тросов и жгутов.

Грохотали выстрелы, вылетали гильзы, падали пораженные мишени, скрипели тросы. Щепкин, Белкин и Гоглидзе рывками перемещались по тиру, то прячась за укрытиями, то приседая, то падая, то перебегая.

Сегодня капитан сделал упор на работу в ограниченном пространстве, где много препятствий и укрытий, малые расстояния и много посторонних предметов.

Работали попеременно из двух стволов. Контрразведчики всем другим системам предпочитали браунинг модели 1910 и кольт модели 1908 РН. Небольшие габариты, малый вес, патрон калибра девять миллиметров – то, что нужно для скрытого ношения и быстрой стрельбы.

Револьверы в силу их конструктивной особенности не использовали. Долго перезаряжать, да и размеры из-за барабана слишком большие.

Когда мужчины отстрелялись, на огневой рубеж вышла Диана и с ходу продырявила все мишени из своего браунинга. Стреляла она отменно, правда с места. Прыжки и перебежки оставила мужчинам, им вольно скакать, а даме пристало быть солидной и аккуратной.

Впрочем, когда дело доходило до акробатики, Диана могла дать фору любому из коллег. Сказывалась цирковая подготовка в детстве.

– Нормально, – подвел итог занятию Щепкин. – И скорость, и точность на уровне. Дай бог, не пригодится все это… Но я что-то не очень верю в мирный исход дела.

– Там видно будет, – отозвался Белкин, вытирая полотенцем пот со лба. – Не захотят япошки отдать документы по-хорошему, силой отберем.

Он осекся, виновато взглянул на командира. Тот не любил, когда японцев презрительно называли «япошками». Прожив немалую часть жизни в Японии, он с уважением относился и к народу, и к их обычаям. И знал, каким серьезным противником была империя Восходящего солнца. Недооценивать такого врага мог только дурак. А контрразведчики дураками быть не имели права.

– В душ! – скомандовал Щепкин, сделав вид, что не заметил оговорки поручика. – И ждите меня здесь. Я к полковнику, потом в город. Вы готовьтесь к поездке, учите легенду, вживайтесь. И собирайте багаж.

Он повернулся к Холодовой.

– Диана, умоляю – не тащи с собой весь гардероб.

– Слушаюсь, господин капитан, – съязвила та. – Только самое необходимое. Обещаю, это влезет в один вагон.

Гоглидзе прыснул, зажал рот ладонью. Щепкин покачал головой и пошел к выходу. Острый язычок Дианы мог свести с ума кого угодно.

Разгоряченный, полный энергии капитан приехал в отделение. Батюшин встретил его хмурым взглядом. Предложил сесть, сам занял стул напротив. Указал взглядом на лежащую под рукой папку.

– Данные по вагону дипломатов. Планировка, размещение, технические детали… вплоть до санузлов и душевой. Вагон типовой, но сделан по спецзаказу, одно купе усилено броневыми листами. И двери тоже бронированы. Запасной выход, система пожаротушения… ну, сам прочитаешь.

Он похлопал по папке, почему-то вздохнул.

– График движения поезда с указанием станций, где будут остановки. Вариант с длительной стоянкой одобряю, хотя в министерстве сперва отвергли идею с эпидемией. Самое удобное место – Вятка. Тамошний губернатор предупрежден, торжественное мероприятие организует.

– Он знает?..

– О вас? Нет. Но ему и полицмейстеру предложено оказывать всяческую помощь особой группе контрразведки, если вам нужен будет прямой выход на них.

– Спасибо, Владимир Петрович.

– Кхм… не за что. Теперь по вашему плану… кхм… – Батюшин откашлялся, опять вздохнул и посмотрел на Щепкина в упор. – Идея с маскировкой под съемочную группу. Василий Сергеевич, а не слишком ли, а? Оригинально, спору нет, но как-то…

– Громко?

– Да. И потом, маскировка больше предназначена для Владивостока. Так же вы вроде бы как хотите снимать свою фильму. А что она даст в поезде? Между тем операцию желательно провести в пути.

– Если выйдет. А если нет? Пусть японцы к нам привыкнут, перестанут обращать внимание. План с Вяткой и пожар в вагоне – это да, в пути. Но если оба провалятся, остается только Владивосток. Больше места для маневра.

Полковник встал, махнул рукой Щепкину, чтобы сидел, не вскакивал, обошел стол и сел рядом с капитаном. Заглянул в глаза и как-то неуверенно проговорил:

– Мне тут посоветовали… высказали идею… если вдруг оба плана не сработают, может быть, организовать нападение?

– В смысле? – не понял Щепкин.

– Где-нибудь за Уралом. За Читой. Нападение хунхузов. Налетят, постреляют, своротят рельсы, сожгут пару вагонов.

– А японцы?

– Сгинут вместе с документами. Зато в Токио не попадут точно.

– Сгинут?.. – задумчиво проговорил Щепкин. – Значит, валить всех. Без разбору. Но чтобы вышло достоверно, надо хотя бы еще два вагона поджечь и кого-то ранить или убить… Иначе в Японии не поверят. Поднимется такое… А кого еще убивать-то? Не простых же пассажиров! А, Владимир Петрович?

Батюшин сердито мотнул головой.

– Конечно, не пассажиров! Конечно! Соберем приговоренных к казни, переоденем, подсадим в вагоны. Пусть хоть перед смертью принесут пользу отчизне. Послужат ей… Три-четыре трупа убедят японцев, когда те потребуют проведения расследования. Да, мы потеряем документы, но это полбеды. А вот если они уплывут в Японию – большая беда!