Служат уральцы Отчизне - Александр Куницын

— Могу… — Валерий артистическим движением перекинул трость под мышку и прошелся перед дедом.

— Ишь, каким фертом! Молодец! — похвалил дед. — Ну что ж, вижу, ты хорошо себя чувствуешь, ходишь. Обрадовал. Привез тебе соленых груздочков и сала… А я-то, старый, думал, что вроде ты без ножек и ручек лежишь. Дай, думаю, заберу к себе внучека и буду кормить его из ложечки. А теперь, вижу, ты сам скоро в гости приедешь. Полечу на Урал, родне скажу, что к тебе не надо приезжать, сам скоро будешь…

Иван Сергеевич улетел в тот же день. Его приезд по-настоящему обрадовал Валерия. Без лишних сантиментов, без причитаний, по-мужски — а как обласкал! И как посветлело на душе! Будто дед снова забрал его к себе на кордон, в счастливую страну детства, где он, целый и невредимый, носился по лесу.

Глава четвертая …И медные трубы. Уроки хождения

Тяжело опираясь на трость, он дошел, доковылял до скамейки в дальнем углу сквера. «На сегодня достаточно, — решил про себя, — «полет» по «большой коробочке» завершен. «Большой коробочкой» он на авиационный манер называл свой тренировочный маршрут вокруг территории госпиталя. «Полет» был рассчитан на определенное количество шагов, которое он увеличивал с каждым днем. Саднила боль в руке, не унять было дрожь в коленках, но на лице его, в бисеринках пота, играла довольная улыбка. Если честно, пять месяцев назад он не смел и мечтать о таком. А теперь он шел. Шагал вперед к своей цели! Он сотрет не одну пару протезов, но дошагает до нее.

Мечтательный по натуре, даже немного фантазер, тут, однако, он научился обращаться со своей главной, заветной мечтой осторожно, — не давая залететь ей до тех высот, до которых он, как ни стремись, не смог бы дотянуться. Придерживал…

Да, он мечтал вернуться в армейский строй. Оказаться вне армии для него было бы все равно, как выброситься на полном ходу из вагона поезда, пассажиры которого не просто попутчики, а друзья, единомышленники, и оказаться одному в безлюдном поле. Но кто разрешит ему, безногому, служить в авиации? Что, у нас здоровых не хватает. Обойдутся и без него… Конечно, многое зависело от высокого начальства. Но какая-то часть шансов, пусть самая малая — в своих руках.

Первые протезы, учебные, Валерий получил еще в Ленинграде, в сентябре. Тогда мучили боли в раненой руке, еще только предстояла решающая операция, но он сознавал, что время не ждет, с нетерпением готовился к тому, чтобы встать на ноги.

Как трогательно бывает видеть малыша, делавшего первые шаги! И как трудно бывает сделать эти шаги во второй раз!

«16 сентября

И вот привезли меня на завод, где делают протезы, принесли мои новые «ноги». Я надел их. Сказали: теперь вставай. Как Христос Лазарю: «Встань и иди!» Подумалось: а как вставать? В это время, когда я раньше вставал с постели на колени, меня трясло от слабости. К тому же у меня была приличная контрактура — левая нога разгибалась только наполовину. Попросил двух наших ребят подойти и встать по бокам. Оперся о них руками и встал. Ноги тряслись, кровь ударила в голову (это от смены положения, ведь я пролежал пять месяцев), но не закружилась. Передо мной была дорожка, по сторонам ее — поручни (специально для ходьбы). Постоял чуток, освоился. Убрал одну руку с плеча товарища, затем другую. Зашатался. Но тут же схватился за поручни. Сделал первый шаг. Ноги шли куда попало, казалось, будто я встал на высокие ходули. В общем, потешной походкой я дошел до противоположной стены комнаты. На обратном пути попробовал убрать с поручней одну руки, затем другую, но стал терять равновесие. Опять ухватился за поручни и дошел до конца. Сел. Сердце бешено колотилось. Но настроение было хорошее.

В коляске меня вывезли к санитарной машине. Кстати, когда ходил, даже забыл, что у меня болит рука. В госпитале, когда привезли в палату, сделали еще один укол (первый — перед надеванием протезов). После той поездки на завод на примерку мы были уже «ученые», поэтому мне выписали брать с собой обезболивающие уколы. Воодушевление у меня было приличное, и я решил пройти путь до нейрохирургического отделения. Посадил на свою коляску бойца, встал и, держась за коляску и толкая ее, повез его по маршруту. Над нами подшучивали: «Битый небитого везет». Но я был доволен до обалдения: ноги уже слушались.

Затем вернулись обратно в палату. Я решил протезы не снимать, попробовать, сколько смогу, в них просидеть. Минут через тридцать такого сидения сильно заныли бедра. Сосуды были еще непривычны к тому, что их пережимают. Еще через полчасика я уже не мог так сидеть, да и рука разболелась, снял протезы…»

Нелегко давались первые шаги. Это все равно, как заново родиться. Мучили боли в руке, тренироваться можно было только после обезболивающего укола. Однако на каждый день он ставил перед собой новую цель, и каждый день приносил ему пусть небольшую, но все-таки победу.

На третий день таких тренировок Бурков передвигался уже самостоятельно, но пока пользовался тростью. Костыли ему не понадобились ни разу. Одну ночь он даже пробовал спать в протезах — экспериментировал, но, проворочавшись часа три без сна, вынужден был снять их. Одним словом, дело ладилось. На радостях, Валерий сфотографировался «на ногах» и послал этот снимок матери.

Тренировался в ходьбе Валерий чаще по вечерам, когда меньше донимали боли. После одной из таких тренировок его пригласили на чаек дежурные медсестры, собравшиеся в ординаторской. Валерий, уставший порядком, пребывал в хорошем настроении, балагурил, спел медсестрам сочиненный им самим шутливый куплет: «Я помню глаз твоих цветенье, когда осенним теплым днем явилась ты, и я в мгновенье в тебя стал чуточку влюблен…» Девушки весело смеялись:

— А почему только «чуточку»?

— На большее пока сил нету, — ответил Валерий. — Вот научусь ходить по-настоящему, тогда посмотрим…

Валерий даже не подозревал, сколько, кроме медсестер, у него болельщиков. Пример, когда человек являет собой такую силу духа, которую мог проявить только по-настоящему стойкий человек, наверное, все-таки очень нужен людям. За Буркова переживали, болели, радовались его успехам все раненые в отделении. А один из них, товарищ Валерия по палате, майор Козлов, внешне бесстрастный человек, молча наблюдавший за «эволюциями» Валерия на уроках хождения, восхищенный упорством молодого офицера, даже письмо написал о нем командованию Челябинского штурманского училища: «Мужественный человек он…», — чтоб знали про своего питомца.

Пример Буркова, наверное, нужен был раненым солдатам, он ведь тоже помогал ребятам, вчерашним пацанам, держаться, выстоять каждому в своей беде.

Когда Валерий находился на излечении в клинике Военно-медицинской академии, был у них в палате один солдат, тезка Буркова, призванный из Киева. Пулей, прошедшей рикошетом, ему попортило лицо и повредило глаз. Парень казался угрюмым, держался замкнуто — в общем, ушел в себя. Валерий все пытался понять: что же так гложет раненого бойца? Потом узнал от ребят: парень решал для себя вопрос очень деликатный и, конечно, насущный: как примет его на «гражданке» девушка, с которой он подружился до призыва. Этот вопрос «больной» для всех ребят, покалеченных в Афганистане; здесь, в госпитале, хоть ты без руки, хоть без ноги — все на одинаковом положении, но вот когда они выпишутся, придется им по-настоящему трудно. Непростой это вопрос для таких ребят — найти свое место в обычной, нормальной жизни.

Бурков попытался как можно осторожнее вызвать тезку на разговор, на откровенность. Начал с того, что изложил ему свою точку зрения:

— Пойми, Валера, я это уже проверил на себе… Я понял, главное — чтоб ты был для них… как тебе сказать… с душой, что ли… и просто хорошим парнем…

Товарищи, присутствовавшие при этом разговоре, поняли замысел Буркова, поддержали его «партполитработу».

— Правильно он говорит. Перво-наперво — чтобы человеком был, понял, и тогда никто не обратит внимания на твои болячки. Обязательно найдется, и именно хорошая девушка, которая пойдет за тебя замуж…

Постепенно «партполитработа» сделала свое дело: парень повеселел, заметно было, что появился у него интерес к жизни. А как-то раз, в хорошем настроении, он признался Буркову:

— Вы знаете, товарищ капитан, я при вас стал даже улыбаться…

…С каждым днем он увеличивал продолжительность пеших прогулок. А когда подошло время переезда в подмосковный госпиталь (сюда Буркова перевели по его просьбе: он хотел оказаться ближе к Министерству обороны, чтобы все-таки решить свой вопрос), он не сомневался уже в том, что сдюжит и на большей дистанции. Путешествие от Ленинграда до Подольска заняло более двенадцати часов. Все это время Валерий пробыл в протезах. Приехав в Подольский госпиталь, еле-еле доковылял до палаты, которую ему указали. Однако, когда стал раздеваться, его новые знакомые сказали, что думали, у него только одна нога на протезе. Это обрадовало его, значит, не так уж плох, коль заслужил такой комплимент.