Красный Наполеон (СИ) - Гиббонс Флойд

Последовало долгое молчание. Стальные глаза Карахана покоились на моем лице. Несмотря на все старания разгадать, что таилось в его душе, я почувствовал себя бессильным перед этой задачей.

Наконец, Карахан заговорил:

– Мир стоит на пороге новой эры. Земной шар слишком мал для того, чтобы на нем могли существовать две различные к взаимно исключающие друг друга политические системы. Мир должен быть приведен к единству, и он должен подпасть под единую власть. Я не сожалею о том, что произошло в Салина Круц. Если бы это не произошло, то же самое случилось бы в другом месте. Я горжусь тем, что со времени заключения парижского мира я оказался в состоянии реорганизовать свою армию таким образом, что моту теперь пойти навстречу к новым победам. Наполеон завоевал всю Европу, но оказался бессильным перед полоской воды, отделяющей Англию от материка. Я завоевал весь мир, за исключением западного полушария. Ламанш остановил Наполеона, и это стало началом его конца. В этом крылась его ошибка, а я учился на его ошибках…

Никогда мне не приходилось слышать от Карахана такого обилия слов. Но он продолжал:

– Народы Нового Света надеются на то, что Атлантический и Тихий океаны послужат для нас надежной преградой. В этом ваше заблуждение. Океан больше не является для меня препятствием. Вам известно, какими силами я располагаю: за мной стоят 900 миллионов Азии, 400 миллионов Европы, 180 миллионов Африки. В лагере противника 130 валлонов Северной Америки и, быть может, 40 миллионов обитателей Южной Америки. Сопоставьте эти количества: полтора миллиарда людей против двухсот миллионов! В нашей власти промышленность трех континентов, неисчерпаемые запасы сырья. Вся европейская промышленность объединена и работает согласованно, превышая наши потребности.

Имеющийся в нашем распоряжении торговый флот достаточно велик для того, чтобы перевезти через океан любые количества солдат и боевого снаряжения. Не пройдет и суток, как наш флот будет владычествовать на всех морях. Не один пароход не сможет выйти в плаванье под чужим флагом – на морях будет только наш флот!

Последнее обстоятельство я упустил из виду. В самом деле, каким образом удалось бы мне переправиться в Америку?

– Мои армии властвуют на всем земном, шаре, – спокойно продолжил Карахан. – Я вхожу в войну с уверенностью, что у мня имеются неисчерпаемые человеческие резервы, и что я могу пополнить любую убыль, в своих рядах как вы велика она ни была. Как вы считаете, чего ради вздумал я вам разрешить в течение целого года быть свидетелем моих приготовлений к войне? Вы обладаете острым зрением, и вы живо пишете о том, что видите. Я надеялся, что ваши земляки, прочтя ваши корреспонденции, убедятся в том, что попытка сопротивляться мне обречена на неудачу. Теперь мне, придется прибегнуть к силе – сила научит их многому.

– Теперь перехожу к вашей просьбе. Вам, разумеется, известно, что я мог бы без особого труда удержать вас при себе. Я бы мог это сделать без всяких угрызений совести. Совесть во время войны – излишний балласт, но я все же предпочту вас отправить на родину. Ошибки моих предшественников идут мне на пользу. Самой большой ошибкой, допущенной обеими сторонами во время мировой войны, было введение военной цензуры и желание скрывать все сведения военного свойства. Цензура не имеет себе оправдания, она была учреждена идиотами из штабов, пытавшимися при ее помощи скрыть от населения свои ошибки и прегрешения.

– В Европе по моему приказанию был произведен ряд казней – вы были их свидетелем в Варшаве и в Бухаресте. Вы видели, как представители буржуазии поплатились жизнью в Вене и в Белграде, вы видели, как в Италии пали тысяч фашистов; вы были свидетелем массовых расстрелов в Англии, Франции и Италии. И я позволил вам писать обо воем этом, не стеснял вашего литературного дара. Почему я позволил писать вам обо всем этом с такими подробностями? Да потому, что это – война. Я веду войну. Мне нечего скрывать, я ни о чем не сожалею. Мне нечего стыдиться. Ныне мир – свидетель объединения трех материков и установления вечного мира среди полутора миллиардов людей. Отныне хозяйственные и политические интересы трех четвертей человечества объединены под одним знаменем. И все это достигнуто в течение одного года. И этот результат стоит пролитой крови!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Карахан зашагал по кабинету и остановился перед большой географической картой.

Он провел пальцем по Соединенным Штатам и продолжал:

– Ваша страна и ваше правительство ничему не научились за последний год. Неслыханное благосостояние, выпавшее не долю вашей страны после 1918 года, ослепило вас. С каждым годом популярность Америки в Европе падала, и в этом повинна была ваша политика в вопросе военных долгов.

– Деятельность ваших политиков вызывала во всем мире возмущение. Ваш президент Вильсон в Версале кичился тем, что ничего не хотел от мира, и беспрестанно жаловался на то, что остальные предъявляют какие-то требования. Эта политика соответствовала интересам Америки, которая могла ничего не требовать, потому что у нее всего было в избытке, но этот рецепт был очень неудачным применительно к перенаселенным, обнищавшим в войне, лишенным необходимого, европейским государствам. Европа ничего не имела и нуждалась во всем. Я говорю с вами совершенно откровенно, потому что я хочу, чтобы вы рассказали об этом вашим землякам. Пора им узнать, что о них думают в Европе. Вы хотите возвратиться в Америку, и я не препятствую вам осуществить ваше намерение. Вы сдержали данное вами в Москве слово. Иногда мне приходилось задерживать корреспонденции, предназначенные вами, для отсылки в Америку. Некоторые из ваших выводов были слишком поспешны и могли бы повредить моим замыслам. Но сейчас, когда вы уезжаете, я хотел бы, чтобы вы уехали с сознанием, что я ничем не препятствовал вашей корреспондентской деятельности. Все, что вам стало известным, все, что вы увидели, вы можёте спокойно сообщить вашей прессе и правительству. Расскажите им обо всех устаревших военных тайнах, в которые вам удалось проникнуть. Я разрешаю вам делать любые разоблачения.

Я радостно поблагодарил Карахана, – он взял со стола листок бумаги ж прочел его.

– Ваш пилот Бинней поедет с вами, но что касается вашей секретарши, то ей придется остаться. Она не является американкой, – она гражданка нашего союза. Вы будете доставлены в сохранности до линии расположения американских войск, и если счастье будет благоприятствовать вам, то мы с вами увидимся снова. Я буду рад снова встретиться с вами. Ступайте, об остальном позаботится Бойер.

Итак, ему было известно, куда девалась Марго. С этой мыслью я отправился к себе в бюро и застал там нервничающего Спида и по обыкновению улыбающийся Бойера.

– Где Марго? – спросил я. – Ведь вам это известно.

– Теперь я вправе удовлетворить ваше любопытство, – сказал Бойер.

– Скорей! – вырвалось у Спида, – Где она?

– Она жива, невредима и счастлива, как только может быть счастлива девушка, лишившаяся общества двух влюбленных в нее соперников. Ведь Уайт также должен был прийти сюда. Куда он девался?

– К черту Уайта, – заревел Спид, – Где Марго?

– Она останется здесь, – ответил Бойер. – И это решено и вытекает из семейной обстановки Карахана. К сожалению его супруга все еще полна западно-европейского представления, что жена всегда должна сопровождать своего мужа. Марго подружилась с ней, когда она прибыла против воли Карахана в Вену. И Карахан очень доволен тем, что его жена нашла себе подругу и теперь не отягчает его своим присутствием. Он настолько уверен в том, что присутствие Марго благотворно действует на Лин, что решил их не разлучать. Беспокоиться за судьбу Марго вам не приходится, – я готов поручиться за ее безопасность!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Ей придется остаться в Англии до окончания войны? – осведомился Спид.

– Если только Карахана не разрешит ей последовать на Лин в Америку.

В тот же вечер, когда я укладывал свои вещи, я обнаружил у себя в несессере следующую записку:

„Красные собираются заключить всех американцев в концентрационный лагерь. Вам и Спиду не приходится опасаться этой участи, но я принужден попытаться улизнуть от них. Я не знаю, каким способом мне удастся пробраться в Америку, но если я останусь в живых, то проберусь туда и приму участие в обороне страны.