Перловый суп - Евгений Будинас

Я только взяла в руки книгу, он тут же:

— Ну, поиграй со мной!

Я злюсь и резко отвечаю:

— Я занята! Мне некогда!

— А что ты делаешь?

— Не видишь — читаю!

— Разве это дело?..

Но притих. Ходит кругами, заглядывает мне через плечо, явно интересуется. Я предлагаю почитать вместе.

Пауза. Соглашается.

Уже совсем скоро так увлекается чтением, что начинает просто поглощать книги одну за другой. Как ни спросишь, где Женька, домашние отвечают: «На липе».

Это значит, что сидит во дворе на своем любимом дереве, читает.

Велосипед

Однажды решаю сделать любимому братику роскошный по тем временам подарок — велосипед! Покупаю и качу его по улице, сама трепещу от предвкушения — вот Женька-то обрадуется. Планирую даже небольшую интригу— что бы не просто так вручить, не банально. Это же такое событие! Женька и не мечтал!

Закатываю велосипед во двор. Навстречу Женька. Я к нему с хитринкой:

— Как ты думаешь, чей это велосипед?

— Мой! — ни секунды не раздумывая, выкрикивает он, вырывает у меня из рук подарок, вскакивает на него и со свистом уносится.

Валерий Богданов

О встречах с Будинасом

Годы, в которые я познакомился и сблизился с Евгением Будинасом, позже были названы «прекрасными шестидесятыми» или годами «оттепели».

После школы мы оба оказались в Рязанском радиотехническом институте (РРТИ), учились на разных факультетах и с разницей в годах. РРТИ в плане цивилизованности был самым «продвинутым» в сравнении с другими институтами. У нас выходила газета «РАДИСТ», был собственный джаз-оркестр (плюс духовой и струнный), студенческий театр эстрадных миниатюр (СТЭМ), самодеятельный «Университет культуры», киностудия, радиоузел и пр.

И вот в эту вполне сложившуюся среду ворвался Будинас (свалился на голову, возник, ошарашил, озадачил, «его только не хватало», «литовцы все такие ненормальные?»). Если нужное подчеркнуть, то это будет букет.

Справедливости ради могу сказать, что у большей части людей, которые впервые контактировали с Будинасом, он вызывал раздражение. Сложилось так, что Евгений (далее Женька, Будильник) абсолютно не раздражал только меня и Гену Авдеева (он же «отец Авдий»). В терминах психологии оценка наших темпераментов примерно такова: Женька был явный «холерик», отец Авдий — ироничный «флегматик», себя же я считал задумчивым «сангвиником». Кличка у меня от однокурсников была легкая — «Пашка», и она приклеилась. Вот такая собралась балалайка в три струны.

Женька был человеком внутренне и внешне раскованным, как сейчас говорят, «без комплексов». Но не всегда вспоминал, где у него кнопка «стоп». Люди, которые знали его поближе, потом начали понимать, что он опережал время. Та свобода, которую он излучал, уменьшала нашу, вбитую воспитанием, зажатость и робость в действиях. Евгений был безусловно талантливым человеком, что он и доказал всей последующей жизнью. Он мог из кубиков своей фантазии сложить любую мозаику, причем практически мгновенно, оставляя за бортом пользующих свою эрудицию или терпеливо ждущих прихода Музы.

Его пристрастием еще со школы было творчество Маяковского во всех его проявлениях. Далее эта любовь включила в себя набравшего силу Андрея Вознесенского, книжки которого только Женька и доставал. Благодаря Евгению не только его друзья, но и знакомые рязанские художники, познакомились с творчеством волшебного литовского художника Чюрлениса.

К глубокой философии Будинас был в те годы равнодушен. Считал, что жизнь — это то, что здесь и сейчас. А в глобальном смысле следовал своему кумиру: «Чтобы жить единым человечьим общежитьем» и дружить с туманностью Андромеды.

Плотность разного рода событий в те годы была радостно велика. Новые необычайные кинофильмы, расцвет литературных журналов, американская выставка в Москве, успехи в космосе, полет Гагарина. Как не радоваться иногородним студентам, что хлеб и горчица в столовой — бесплатно, вино продают до 11 вечера, и еще не надо ездить в Москву за продуктами. Разве только для покупки рубашки из дружественной страны или журналов, книг.

Вернемся к самодеятельному «Университету культуры». У нас были факультеты: литературы (поэзия, проза), живописи, кинематографа и музыки (классика и романс). Вся наша троица копошилась в литературе, Будильник влезал еще и в живопись, а Авдий — в кино.

Расскажу об одном эпизоде из деятельности факультета живописи. Основной формой работы были посещаемые добровольно лекции по отдельным художникам, эпохам, направлениям. Репродукции или слайды проецировались на экран, и ведущий разъяснял, как надо воспринимать, например, обнаженное женское тело Рубенса или «Черный квадрат» Малевича,

Но как-то «заквасилось» более живое мероприятие, ставшее для нас знаковым. В марте 1961 года мы организовали выставку группы рязанских художников, обозначивших себя «Общественной архитектурно-проектной мастерской». Картины вывесили в вестибюле, не помню, какого этажа, главного корпуса РРТИ. По окончании выставки была встреча художников со всеми любопытствующими студентами и преподавателями. Она удалась, была мирной, в основном благодаря художнику Владимиру Иванову, умевшему говорить красиво и солидно.

Но... За время выставки, несмотря на посильное дежурство наших, были изуродованы три картины и разбиты два защитных стекла.

В один из дней работы выставки мы дежурили вместе с Будильником. Будильник, как пулемет «Максим», напористо строчил в публику про пользу абстракционизма для всего человечества, включая «негров преклонных годов» и эскимосов. Немногочисленные и очень скромные в те времена студентки все же были готовы броситься комсомольской грудью на эту огневую точку. Я, устав от однообразных и глупых вопросов, лепил о том, как мало платят художникам, потому и картины у них маленькие. Дать бы им заказы (а они умеют все), то они бы и Шишкина с его медведями переплюнули. Кстати, медведей Шишкин не рисовал. «Как это?». Дальше разговор уплывал в эту сторону, ну и ладушки.

И в это время исчез журнал отзывов, а там — масса интересных мнений. Реакция Будильника была мгновенной: «Здесь был Зимин, это он! Где он? Ушел. Догоним!»

Мы догнали Зимина, когда тот уже вышел из института, остановили, и Будильник, схватив его за грудки, стал требовать журнал. Я блокировал возможный путь на остановку, где всегда народ...

Чекисты умеют успокаивать. Минуты не прошло, как Зимин нам внушил, что журнал читал по долгу службы, но не брал, поскольку общий расклад мнений понял и запомнил, и... «на хрена мне это надо, ребята?»... Даже открыл портфель и «отмылся».

Но каков Будильник! Трясти в те времена офицера КГБ и угрожать ему намеками насчет морды! Вам это слабо и сейчас при суверенной демократии. Однако я запомнил, что, остыв, Будильник называл Зимина по имени и отчеству.

Как-то вдвоем, в спокойной обстановке, я начал ковырять Будильника, откуда он знает Зимина. Оказалось, что Будильника сразу на первом курсе позвали беседовать с Зиминым, куратором РРТИ из КГБ. Будильник с его способностью разговорить любого и «завести», конечно, был замечен капитаном. Но любви по согласию не получилось, а какой-то шантаж изобретать по отношению к Будильнику совсем глупо, что капитан сразу понял. Я же был уверен, что Будильник стукачом быть не может, как «белый человек», и у него другая миссия на планете.

Позже появилась в партийной газете «Приокская правда» разносная статья о нашей выставке, об антисоветской вылазке, и стало ясно, куда пропал журнал отзывов. Вертелась в тот день редакторша из этой газеты.

Сделаем небольшое отступление о нашем быте. Будильник, Авдий и я не жили в общежитии. Мы скитались по съемным квартирам, а Будильник официально пребывал у сестры, с мужем которой не ладил. Мы частенько загоняли себя в «нарушение режима», но причина была не разгульно-босяцкой, а культурной, лирической. Мы как-то естественно познакомились не только с художниками, но и с актерами местных театров.

И как хорошо в ненастье, промокнув от ботинок до макушки, зайти на огонек к вечерним людям, когда актеры уже отработали спектакль, а художника вдруг что-то осенило, и горит окно в его мастерской. Тогда, собрав из последних резервов все наши копейки, брали бутылку дешевого вина и прилично шли в гости. Если на вино не хватало, то покупали пачку чая и сушки. В Рязани была чаеразвесочная фабрика, а с Индией тогда дружили, поэтому чай был всегда дешев и хорош. Кстати, о сушках. Будильник особенно любил, чтобы с витрины сняли связку сушек и, повесив это колье на шею, как настоящий «футурист», шел по улице. Никаких сумок, пакетов при себе не носили, все засовывали по карманам. А куда засунешь полкило сушек? Да и руки свободны. Можно говорить и махать ими.

Приятно вспомнить, что нам были всегда рады. Творческие люди, пребывая в своих «цеховых» склоках, интригах, отвлекались рядом с посторонними, но духовно близкими людьми. Гости согревались, подсыхали, пили чай и не замечали времени. Только Авдий молча показывал Будильнику на часы, но без паники (все равно ничего не изменишь). Когда заходили к Эдику Вериго в общежитие ТЮЗа, то это был совсем кайф. Эдик готов был петь свои песни даже для одного, но чуткого слушателя. На этих посиделках Будильник был неутомим и великолепен, особенно в присутствии молоденьких актрис. Если бы перенести его из той эпохи в телеведущие современности, то он превзошел бы многих.