Песнь небесного меча - Бернард Корнуэлл

— Спасибо, господин, — сказал тот и упал на одно колено.

— Но ты будешь слушать советов господина Утреда, — настойчиво проговорил король, повернувшись к зятю.

— Конечно, господин, — лживо ответил Этельред.

— У господина Утреда больше военного опыта, чем у тебя, — объяснил король.

— Я буду ценить его помощь, — очень убедительно солгал Этельред.

— И я хочу, чтобы город был взят до того, как прокукует первая кукушка! — повторил король.

Это означало, что у нас есть примерно шесть недель.

— Теперь ты созовешь людей? — спросил я Альфреда.

— Созову, — ответил он, — а вы оба позаботьтесь о провизии для войск.

— И я вручу тебе Лунден, — с энтузиазмом сказал Этельред. — «Когда просит хорошо молящийся, кроткая вера вознаграждается»!

— Мне не нужен Лунден, — резковато ответствовал Альфред. — Он принадлежит Мерсии, тебе. — Он слегка наклонил голову в сторону Этельреда. — Но, может, ты разрешишь мне назначить в этом городе епископа и губернатора?

— Конечно, господин!

Меня отпустили, и я ушел, оставив тестя и зятя с Ассе-ром, у которого была весьма кислая рожа.

Я стоял на солнышке снаружи и думал, как же мне взять Лунден. Потому что знал — мне придется это сделать, причем так, чтобы Этельред даже не заподозрил о моих планах.

«И это можно сделать, — думал я, — но только втихомолку и если повезет».

От судьбы не уйдешь.

Я отправился на поиски Гизелы. Пересек внешний двор и увидел группку женщин рядом с одной из дверей. Среди женщин была Энфлэд, и я повернулся, чтобы ее поприветствовать. Некогда она была шлюхой, потом стала любовницей Леофрика, а теперь — компаньонкой жены Альфреда. Я сомневался, чтобы Эльсвит знала, что ее компаньонка некогда была шлюхой, хотя, возможно, королеву это и не заботило, потому что обеих женщин связывали узы разделенной горечи. Эльсвит негодовала, что Уэссекс не желает называть жену короля королевой, а Энфлэд слишком много знала о мужчинах, чтобы полюбить кого-нибудь из них. Однако она мне нравилась, и я свернул к ней, чтобы поговорить… Однако при виде меня она покачала головой, предупреждая, чтобы я держался подальше.

Тут я остановился и увидел, что Энфлэд обнимает молодую женщину, что сидит на стуле, опустив голову. Внезапно эта женщина вскинула глаза и увидела меня. То была Этельфлэд; ее хорошенькое личико было изможденным, осунувшимся и испуганным. Она плакала, и глаза ее все еще блестели от слез. Похоже, сперва она меня не узнала, но потом нерешительно мне улыбнулась. Я улыбнулся в ответ, поклонился и пошел дальше.

И стал думать о Лундене.

Часть вторая

ГОРОД

Глава 4

В Винтанкестере мы договорились, что Этельред спустится вниз по реке к Коккхэму и приведет гвардию Альфреда, собственных воинов и всех людей, каких сможет собрать в своих обширных владениях в южной Мерсии. Как только тот появится, мы двинемся на Лунден с его войском, Беррокскирским фирдом и моими гвардейцами. Альфред торопил нас, и Этельред пообещал, что будет готов через две недели.

Однако прошел целый месяц, а Этельред так и не явился.

Первые птенцы этого года пробовали крылья среди деревьев, на которых еще не полностью распустились листья. Груши стояли в белом цвету, и трясогузки, свившие гнезда под свесом нашей тростниковой крыши, сновали туда-сюда. Я наблюдал, как кукушка пристально смотрит на эти гнезда, собираясь оставить свое яйцо среди кладки трясогузок. Кукушка еще не начала куковать, но скоро это случится, а Альфред хотел, чтобы к тому времени Лунден был взят.

Я ждал.

Мне было скучно, как и моим воинам, которые приготовились к войне и хандрили от мира. Их было всего пятьдесят шесть — немного, едва хватило бы на команду корабля, но люди стоили дорого, а я в те дни копил серебро.

Пятеро из этих человек были юнцами, никогда еще не сталкивавшимися с крайним испытанием — битвой, где следовало стоять в «стене щитов». Поэтому, пока мы ждали Этельреда, я день за днем нещадно муштровал этих пятерых. Одним из них был Осферт, незаконнорожденный сын Альфреда.

— От него никакой пользы, — все время повторял мне Финан.

— Дай ему время, — неизменно отвечал я.

— Дай ему датский клинок, — злобно проговорил Финан, — и молись, чтобы тот вспорол его монашеское брюхо. — Он сплюнул. — Я думал, король хочет, чтобы ты вернул его в Винтанкестер…

— Хочет.

— Так почему бы тебе не отослать его обратно? Для нас от него никакого толку!

— Альфред слишком занят другими вещами и не вспомнит об Осферте, — ответил я.

Но это было не так. У Альфреда был самый методичный ум, и он не забыл, что Осферта нет в Винтанкестере, как и том, что я ослушался его и не отослал юношу обратно — учиться.

— Почему бы не отослать его назад? — настаивал Финан.

— Потому что я любил его дядю, — ответил я.

И это была правда. Я любил Леофрика и ради него собирался быть добрым к его племяннику.

— Или ты просто пытаешься досадить королю, господин? — спросил Финан, ухмыльнулся и пошел прочь, не дожидаясь ответа. — Зацепи и потяни, ты, ублюдок! — закричал он на Осферта. — Зацепи и потяни!

Тот повернулся, чтобы посмотреть на Финана, и тут же получил удар по голове дубовой дубиной, которой орудовал Клапа. Если бы то была не дубина, а топор, он бы расколол шлем Осферта и глубоко вонзился в череп. А так удар только ошеломил юношу, и тот упал на колени.

— Вставай, слабак! — зарычал Финан. — Вставай, зацепи и потяни!

Осферт попытался встать. Под козырьком помятого шлема, который я ему дал, его бледное лицо выглядело несчастным. Он ухитрился встать, но тут же покачнулся и снова осел на колени.

— Дай мне сюда, — сказал Финан и выхватил топор из слабых рук Осферта. — А теперь смотри! Это же так просто. Моя жена смогла бы это сделать!

Пятеро новичков стояли лицом к лицу с пятью моими опытными воинами. Новичкам дали топоры, настоящее оружие, и велели сломать «стену щитов», выстроившуюся напротив них. То была маленькая «стена», всего пять сомкнутых внахлест щитов; ее защищали деревянными дубинками, и Клапа ухмыльнулся, когда к ним приблизился Финан.

— Вот что ты должен сделать, — говорил Финан Осферту. — Взять топор и вскинуть его выше щита вражеского ублюдка. Это что, так трудно? Зацепи щит, потяни его вниз и дай своему соседу убить эрслинга, который стоит за щитом! Мы проделаем это медленно, Клапа, чтобы показать, как все происходит… И перестань ухмыляться!

Они проделали все смехотворно медленно — зацепили и потянули; топор осторожно поднялся над головой, чтобы зацепиться за щит Клапы, а потом Клапа позволил Финану потянуть за верхнюю кромку, чтобы наклонить щит к себе.

— Вот, — открыв Клапу для удара, Финан повернулся к Осферту, — вот как ты ломаешь «стену щитов»! А теперь давай по-настоящему, Клапа.

Клапа снова ухмыльнулся, радуясь шансу садануть Финана дубинкой. Тот сделал шаг назад, облизнул губы и быстро проделал прием: взмахнул топором именно так, как только что показывал, но Клапа поднял верх щита, чтобы принять топор на его деревянную поверхность, — и одновременно неистово пихнул дубинкой из-под нижнего края, целя Финану в пах.

Я всегда наслаждался, глядя, как сражается ирландец. Тот управлялся с оружием быстрее всех известных мне людей, а я повидал их немало. Я думал, что выпад Клапы согнет Финана пополам и швырнет на траву, корчиться от боли, но Финан просто шагнул назад, левой рукой схватил нижнюю кромку щита и рванул его вверх, попав Клапе в лицо верхней окованной железом кромкой. Клапа отшатнулся, у него из носа потекла кровь; тем временем топор в руке Финана устремился вниз со скоростью атакующей змеи и зацепил Клапу за лодыжку. Финан потянул, и Клапа упал на спину.

Вот теперь ухмылялся уже ирландец.

— Это не прием «зацепи и потяни», — сказал он Осферту, — но срабатывает точно так же.

— Он бы не сработал, если б ты держал щит, — пожаловался Клапа.

— Эта щель на твоем лице, Клапа, — сказал Финан, — та, что открывается и закрывается. Ну, та уродливая щель, в которую ты пихаешь еду, — держи-ка ее закрытой.

Он швырнул топор Осферту, и тот попытался поймать оружие за топорище, но промахнулся, и топор плюхнулся в лужу.

Весна становилась дождливой. Дождь лил сплошным потоком, река разлилась, и повсюду была грязь. Одежда и обувь гнили. Немного зерна, оставшегося в амбаре, пустило ростки, и я посылал своих людей на охоту или на рыбалку, чтобы те добыли хоть немного еды.

Начал телиться скот, окровавленные телята выскальзывали в мокрый мир.

Каждый день я ожидал, что Альфред явится, чтобы посмотреть, как идут дела в Коккхэме, но в те дождливые дни он оставался в Винтанкестере. Зато прислал гонца, бледного священника, который привез письмо, зашитое в промасленную сумку из кожи ягненка.