Рекорд высоты - Владимир Немцов

«Пора!.. Пора закончить этот страшный полет», — сверлило в мозгу.

Рука уже протягивалась к приборам. Вот здесь надо отсоединить питающие провода. Всё сразу выключится. Приемное устройство (оно работает от других аккумуляторов) получит приказание с земли, щелкнет реле, управляющее объемом стратостата. Диск сделается плоским и, как парашют, начнет спускаться вниз. Постепенно станет теплеть, потечет по стенкам весенняя капель, растает иней… И вот уже наступающая земная весна горячим ветром ворвется в люк…

А потом в кабину войдет инженер Дерябин. Он сначала, конечно, удивится, затем проверит выключенные приборы и укоризненно посмотрит на Бабкина. Больше ничего не скажет. Испытания сорвались…

Окоченевшая рука, протянутая к кабелю питания, бессильно падает вниз. Тимофей не может прекратить испытания.

Хотелось спать… Спать, только спать!.. Бабкин уже не чувствовал ощущения голода. Он взглянул на хитроумные приборы. Почему на трубках лед? Надо всё это записать. Пальцы уже не держат карандаш. Тим вытащил из кармана два куска проволоки, присоединил их к аккумулятору и защищенными концами проводов дотронулся с двух сторон до сердцевины карандаша.

Тим сразу почувствовал, как быстро нагревается карандаш. Он держал его в руках, словно миниатюрную грелку, и с волнением ощущал живительное тепло в окоченевших пальцах.

Через несколько минут Тим взял тетрадь Багрецова и стал записывать свои наблюдения. «Что с Димкой сейчас?..» — подумал Тимофей, отложив в сторону горячий карандаш.

Ему мучительно хотелось услышать голос своего друга. Пусть говорит, что хочет… Тим никогда не улыбнется, он никогда не станет ему противоречить. Он со всем будет соглашаться.

Бабкин развернул дневник на пятой странице.

«Я снова думаю о тебе, мой далекий друг, — читал Бабкин, вспоминая о наивной димкиной мечте. — Я знаю, что ты благороден и умен, — писал Дим. Наши люди, воспитанные страной, отдали тебе всё самое лучшее, что накопили в себе за долгие годы великих работ и великой войны за счастье человека. Ты никогда не знал и не будешь знать того, что знали твои сверстники в страшные годы войны. Тебе не приходилось спать, свернувшись у станка и дрожа от холода. Тебе не приходилось ходить в разведку в кубанских плавнях по пояс в воде. Ты не знал и не узнаешь лишений и голода.

Совсем немного из всего этого я видел в детстве. А твое детство пройдет без тени. Тебе почти перестанут встречаться даже мелкие неприятности.

Но сможешь и ты, если это потребуется, быть хорошим солдатом и в палящий зной и в морозную ночь часами идти, не думая об усталости! Признаюсь, мой друг, мне страшно сейчас смотреть вниз. Я боюсь, что на мою долю выпадут еще более тяжелые испытания. Хватит ли у меня мужества, чтобы вынести их?

Я верю в тебя, мой далекий сверстник. Я знаю, что спорт закалит твое тело, ты будешь вынослив и здоров. И, самое главное, ты с детства должен быть приучен к тому, чтобы уметь побороть в себе страх. Мне это очень трудно было до сегодняшней ночи… Я не знаю, я не уверен, но мне кажется, что летающая лаборатория в основном построена для изучения космических лучей.

Как много еще нужно сделать! И даже мне, простому технику, которому еще много надо учиться, кажется смешным истошный крик заокеанских дельцов. Они сделали атомную бомбу, страшное оружие войны, и доказывают, что этим они открыли тайну атома. Будто отныне для них нет преград в использовании атомной энергии. Жалкие хвастуны! Мальчику известно, что в их атомной бомбе не используется и тысячная доля энергии ядер урана.

Не страшные призраки атомных бомб встают перед нами, когда мы строим лаборатории. Мы видим страну изобилия… И, может быть, тяжелый труд шахтера и нефтяника скоро станет достоянием истории. Люди избавятся от жестоких болезней (я слышал, что продукты ядерного распада излечивают рак). Я думаю, что и работать тогда придется людям не больше двух часов в сутки при такой дешевой энергии…

Впрочем, если бы эту тетрадь увидел Бабкин, он бы опять сказал, что я мечтатель. Нет! Я уверен, что так и будет…»

Тимофей в волнении закрыл дневник. «Так вот он какой, Димка!.. Но что это он тут пишет о космических лучах? Неужели он прав?» Бабкин думал, что аппараты для подсчета интенсивности космических лучей обычно ставят на гору. Разве он мог предполагать, что можно сделать легкие аппараты и поднять их в воздух на летающем диске? Он слышал о космических лучах, блуждающих в мировых пространствах. Ученые говорят, что изучение этих частиц поможет раскрыть таинственные силы, скрепляющие атомное ядро. Но как?..

…Бабкин снова и снова, нагревая карандаш, прикладывал его к ногам, но тепла от него было очень мало. Тогда Тим решился на другое. Он знал, что аккумуляторы соединены группами. Если отсоединить часть из них, то работа радиостанции и приборов не нарушится. Уменьшится только число часов работы всех установок. На это можно согласиться.

Тимофей взял несколько аккумуляторов, соединенных последовательно, и замкнул их на двухвольтовую банку.

От усиленной зарядки аккумулятор начал нагреваться, кипеть. Теперь уже можно было прикладывать руки к большей площади нагревающегося предмета. Это не карандаш.

Бабкину казалось, что даже в кабине стало теплее. Но это было только предположение. Горячий аккумулятор не мог обогреть кабину. Сквозь окружающий ее газ в кабину проникал мертвящий холод стратосферы.

Приложив руку к горячим стенкам банки, Тимофей сидел неподвижно. Ему казалось, что по всему телу разливалась приятная теплота. Но ощущение это было обманчиво: так чувствует себя замерзающий человек.

Тим приоткрыл глаза и взглянул в люк. Сквозь толстое стекло, слегка запорошенное инеем, виднелось ослепительно белое море облаков. Радужная тень дирижабля скользила над ним. Ничто не интересовало Бабкина. Он засыпал.

Послышался легкий треск на щите у приборов. Тимофей встрепенулся. Что там могло случиться?

Еле передвигая ногами, он приблизился к щиту и стал осматривать приборы. Неужели какой-нибудь из них испортился?

Так и есть! У одного аппарата лопнула стеклянная трубка. Прозрачная жидкость тонкой струйкой вытекала из нее. Еще минута, и прибор уже не будет работать. Значит, там, на земле, никто не услышит его сигналов?

…Окоченевшими пальцами Тим пытался закрыть трещину, но пальцы ему не повиновались. Казалось, еще немного, еще одно усилие, и лопнет кожа на ладонях. Пытаясь отогреть руки, Бабкин дышал на них. Ему было далеко до аккумулятора. Растирая руки спиртом, вытекающим из трубки, он снова зажимал трещину в стекле.

Уже ни одна капля спирта не сочилась из-под пальцев. Они мертвой хваткой застыли на трубке прибора и, может быть, никогда не разожмутся…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});