Снафф - Чак Паланик

Мышцы у нее на ногах дергаются и сжимаются, словно их сводит судорогой. Мышцы перекатываются под кожей. Глаза мисс Райт крепко зажмурены. Она рассказывает о том, как известный дрочила Лон Чейни варил яйца вкрутую и приносил их на съемки «Призрака оперы». Перед самым началом съемок он чистил яйца и осторожно снимал со скорлупы белую пленку. Изображая слепого, Чейни вставлял эту яичную пленку в глаза. Поддельные бельма от катаракты.

Под пленкой собирались бактерии, и Чейни ослеп на один глаз.

Подлинный факт.

Депрессором языка я зачерпываю еще одну плюшку горячего воска. Размазываю его тонким слоем по волосам между ног у мисс Райт.

Для того чтобы снять боль — резкую, рзущую, обжигающую боль, когда отдираешь воск вместе с волосами, — нужно надавить пальцами на это место, говорит мисс Райт. Надавить очень сильно, чтобы онемели нервные окончания. Но еще лучше — шлепнуть. Настоящие специалисты резко отдирают ткань с воском от кожи, а потом шлепают ладонью по выщипанному участку. Со всей силы.

Она говорит, что брить ноги надо всегда только утром. К вечеру ноги слегка отекают и опухают, и у тебя не получится срезать весь волос. Так что к утру на ногах будет щетина.

Набирая на деревянную палочку еще одну плюшку горячего воска, я спрашиваю у мисс Райт, почему она все-таки родила ребенка? Почему она… ну, не прервала нежелательную беременность? Зачем ей было рожать ребенка и терпеть всю эту боль, если она сразу знала, что не оставит его у себя, а отдаст на усыновление? Наклонившись над хромированным кухонным столом, я рисую еще одну темно-синюю дымящуюся полосу между ног у мисс Райт.

Отшелушивание кожи, говорит она, лучше всего проводить натуральным скрабом из холодной кофейной гущи. Дубильная кислота нежно снимает слой омертвевших клеток. Для того чтобы скрыть целлюлит, нужно прижать к коже в проблемных местах слой теплой кофейной гущи и подержать десять минут. После такого компресса внешний вид бедер мгновенно улучшится, но лишь на ближайшие двенадцать часов.

Она говорит, что обстоятельства зачатия ее ребенка были настолько кошмарными — это было такое невообразимое предательство, — что ей захотелось, чтобы из этого ужаса получилось хоть что-то хорошее.

Мисс Райт кивает на следующий дымящийся комок горячего воска и говорит:

— Говорят, если положить под стол нож, он разрежет боль пополам…

Она говорит, что в порноиндустрии крупный план проникновения члена в любое из отверстий называется «мяском». Ее глаза по-прежнему крепко зажмурены, зубы стиснуты, руки сжаты в кулаки. Воск остывает и затвердевает, капли пота стекают на полотенце.

Мисс Райт говорит:

— Мистер Демилль, я готова для своего «мяска»… Она говорит, что воск надо сдирать в направлении, противоположном росту волос. Говорит, что сдирать надо быстро, а потом — обязательно шлепнуть ладонью по голой коже.

Церковный запах горящих свечей. Запах торта ко дню рождения, до того, как ты загадаешь желание и задуешь свечки. У нее между ног пахнет пекарней, свежим горячим хлебом.

Сквозь стиснутые зубы она говорит:

— Я не собиралась становиться порнозвездой… Мисс Райт рассказывает о старой французской хитрости: намочить махровую салфетку холодным молоком, положить ее на лицо и подержать так несколько минут. Потом намочить салфетку горячим чаем и опять положить на лицо. Холодный белок молока и горячие антиоксиданты чая стимулируют кровообращение кожи, и кожа буквально лучится свежестью.

Струйки пота текут по ее голым бедрам. Пот стекает на верхнее полотенце, оставляя на нем темные пятна. Мисс Райт говорит:

— А ты любила свою маму?

Я подцепляю ногтем уголок застывшей полоски темно-синего воска. Приподнимаю краешек над кожей. Резко дергаю и отрываю всю жесткую синюю полоску — полоску светлых волос с седыми кончиками. Шлепаю ладонью по коже, со всей силы.

Наверное, мисс Райт больно. Потому что у нее слезятся глаза.

От пояса и ниже она теперь — как совсем юная девочка.

Кожа гладкая, как попка младенца.

Мелкие капельки крови наливаются на обработанных воском местах. Каждый волосяной фолликул — словно влажная красная точка.

Я шлепаю еще раз, чтобы облегчить боль, и из глаза мисс Райт вытекает одинокая слезинка. Течет по щеке черной дорожкой расплывшейся туши. И я бью сильнее, так что кровь брызжет в стороны и забрызгивает нас обеих.

21

Мистер 600

Шейла и этот чувак, тот, который с тряпичным зверем, — они, похоже, нашли друг друга. Стоят, мило общаются. Чувак прикасается к ее сиськам и волосам. Шейла рассказывает ему гадости обо мне. Оба поглядывают на меня. Показывают на меня пальцем. Говорят гадости.

Чувак с телеящика то и дело проводит рукой по своим волосам и стряхивает на пол выпавшие волоски. На его красном лице ветвятся прожилки набухших вен. Выпученные глаза, похоже, готовы вывалиться из глазниц. Слезящиеся глаза — красные от полопавшихся сосудов. Волосы, мокрые от пота, прилипли ко лбу и к шее.

Чуваку явно нехорошо.

Симптомы, которые не способен скрыть даже его «глазированный» темный загар из Палм-Спрингз.

Справки, которые Шейла требовала от всех чуваков, пожелавших участвовать в съемках, — это еще не гарантия, что эти ребята действительно здоровы. Резинки рвутся. И, говорят, некоторые болезни передаются даже через презерватив.

Я хожу кругами по комнате, как тигр в клетке. Лавируя между полуголыми чуваками. Большими кругами по комнате — сквозь облака густых запахов детского масла и одеколона «Stetson». Стараясь не наступать на скользкие маслянистые отпечатки ног — следы чуваков, которые пытаются натереться до блеска.

Мне как-то не хочется, чтобы этот, с тряпичным зверем — чувак, которому запаяли в очко сколько-то там мужиков, охочих до особей своего пола, — передал мне эстафету своих проблем. Да, у меня номер 600, и мой выход — вроде как завершающий аккорд, но я не пойду туда следом за ним. Ладно, пусть он убьет красотку, которой хочется умереть. Но меня он не убьет. Больше того, я позабочусь о том, чтобы на ближайшие пару лет ему не светила вообще никакая работа.

Есть такой анекдот, типа загадка. «Каков процент снаффа среди всех фильмов гейского порно?» Ответ: «Если чуть-чуть подождать, сто процентов».

Эта шуточка… это не шутка.

Шейла и чувак с тряпичным зверем по-прежнему смотрят на меня.

Говорят обо мне всякие гадости.

На другом конце комнаты малыш, номер 72, продолжает разглядывать таблетку у себя на ладони. Средство для стояка.

На экранах вверху Касси спускается из окна по веревке, сплетенной из лифчиков и прочих предметов женского туалета. Прыгает, приземляется на траву.

Темной ночью, на улице. Практически голая, только с большими сережками в ушах и в туфлях на шпильках, она бежит, не разбирая дороги, а за ней по пятам мчится свора остроухих доберманов. Воют сирены. Лучи прожекторов мечутся по траве.

Чувак с тряпичным зверем смеется. Шейла смеется. Оба смотрят на меня.

Да, я уже не так молод, как прежде, но я все-таки требую к себе уважения. Мое участие в этом проекте привлекло часть финансирования. Имя, которое я себе сделал за годы тяжелой работы, обеспечило закупку чипсов и прочей дряни, которую сейчас поглощают особо голодные. Аренду этого помещения. Покупку кровати, которую сейчас бороздят чуваки в комнате наверху. Вроде бы достаточно, чтобы я мог рассчитывать на определенную долю уважения.

Малыш, номер 72, этот маленький дурачок, стоит и смотрит на таблетку у себя на ладони, смотрит на Касси, которая убегает от своры собак.

Я подхожу к нему и говорю:

— Слушай, ты ведь не собираешься умирать? Ты не за этим сюда пришел, правильно?

Я говорю:

— Я вот тоже. Я говорю:

— Этот, который с тряпичной зверюгой, который Дэн Баньян… он вполне может устроить снафф нам обоим.

Я говорю, что у меня есть план, и прошу его мне посодействовать. С совершенно невинным видом мы с ним подходим к этому Дэну Баньяну и Шейле, которые все еще мило беседуют. Она держит в руках свой планшет. Он — своего зверя, на котором написано «Бритни Спирс».

Я говорю Шейле, что номер «600» у меня на руке потускнел из-за бронзера, и прошу дать мне на пару секунд черный маркер, чтобы по-быстрому обновить цифры.

Шейла смотрит на меня с кривой полуулыбочкой, приоткрывающей зубы с одной стороны рта. Она так широко раздувает ноздри, что, кажется, если как следует приглядеться, можно увидеть ее мозги. Шейла вынимает фломастер из держателя на планшете и дает его мне.

Я беру маркер и говорю ей:

— Спасибо, милая.

Шейла молчит. Они оба молчат: и она, и чувак с тряпичным зверем. Они уже не смеются. Они выжидательно смотрят на меня. Ждут, когда я уйду.

Для того чтобы их обмануть, я делаю пару шагов в сторону. Малыш идет следом за мной. Мы заходим Шейле за спину. Я снимаю с фломастера крышку и пишу новый номер «600» у себя на руке, поверх старого. Потом перекладываю маркер в другую руку и подновляю второй номер тоже.