Иисус Христос — бог, человек, миф? - Михаил Кубланов

Сравнивая кумранские и новозаветные произведения, исследователи нашли целый ряд и других совпадений. Так, в одном из свитков кумранская община называется «Новым союзом» или «Новым заветом». Но это название иногда прилагалось и к раннехристианским общинам, оно и поныне удерживается в общем наименовании христианской части Библии. Кумранские термины «сыны света», «сыны тьмы» встречаются и в новозаветных произведениях. Кумранские выражения «немудрствующие», «простодушные», «простецы», «малые» можно и терминологически и по существу сопоставить с евангельскими — «младенцы», «малые сии». Выражение «нищие духом» также встречается и здесь и там. Устав кумранской общины сулит всяким поборникам пути кривды «мрак вечного огня» (II, 8); «огонь мрачных областей». Новозаветная литература сулит им «огненную геенну». Исследователи заметили, что имеется некоторый набор ветхозаветных цитат, которые оказываются излюбленными и для авторов кумранских свитков и для авторов новозаветных книг. Например, цитата из ветхозаветного пророка Исайи «Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь господу, прямыми сделайте в степи стези богу нашему» (40, 3) приводится и в кумранской литературе (Устав VIII, 14; IX, 19–20) и в новозаветной (Лука 3, 4; Марк 1, 3; Матф. 3, 3; Иоанн 1, 23). При этом и здесь и там ей придается мессианский характер.

Исследователи обратили внимание еще на одну любопытную деталь. Дело в том, что и Филон Александрийский и Иосиф Флавий, описывая религиозно-философские течения в Иудее времени возникновения христианства, называют три секты — саддукеев, фарисеев и эссенов. Новый же завет называет только две первых. Возникает вопрос, почему новозаветная литература не упоминает эссенов?

С другой стороны, известно, что упомянутые наименования сект присвоены им другими, и сами эссены, которые отождествляются с кумранитами, называя себя «сынами света», прибегали также к таким терминам, как «простецы», «бедные», «младенцы». Но именно так в новозаветной литературе именуют себя в ряде случаев христиане. Небезынтересно отметить, что и наименование «христиане» первоначально тоже не было самоназванием. Так их называли в общем враждебные им античные авторы. Возможно, что авторы новозаветных произведений (которые, как известно, порицают саддукеев и фарисеев) потому не упоминают эссенов, что в ряде случаев не отделяют себя от них. Круг аргументов в пользу значительных преемственных связей между кумранским движением и ранним христианством пополняется, таким образом, еще одним очень выразительным доказательством.

Из всего этого, однако, не следует, что раннее христианство выросло непосредственно из кумрано-эссенской секты и ничем существенным от нее не отличалось. Такое заключение было бы неправомерно прежде всего потому, что многие из перечисленных выше черт сходства между кумранитами и ранними христианами восходят к общей для обоих религиозных течений основе — к иудаизму. К этой основе следует отнести, например, ожидание мессии, наличие трех молитвенных периодов, проповедь смирения, число «двенадцать» (вспомним хотя бы о двенадцати коленах израилевых) и многое другое.

Еще важнее в этом плане существенные различия между кумранскими и раннехристианскими установлениями. Наиболее значительным различием является замкнутый, окруженный ореолом тайны уклад кумранской общины и открытый характер раннехристианских общин. Кумранский Устав требует скрывать учение «сынов света» от «людей кривды» (IX, 17–21).

Из соображений ритуальной чистоты кумранитам-эссенам запрещается общение с непосвященными, вкушение с ними пищи, посещение их жилищ. Эти запреты, имевшие известный культовый смысл, с другой стороны, являлись своеобразным выражением идеи бегства от жизни, идеи, порожденной условиями Иудеи того времени.

Христианство, отразившее другую, более всеобъемлющую и глубокую стадию развития, когда и социальный протест и моральная депрессия стали уделом сотен тысяч людей многоплеменной Римской империи, не могло замкнуться подобно кумранской общине. «Зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме», — возвещается в евангелии от Матфея (5, 15), и исследователи, по-видимому, не без основания усматривают в этих евангельских иносказаниях отзвуки какой-то полемики с кумранской доктриной замкнутости.

Новозаветная литература расходится с кумранской в представлениях о ритуальной чистоте. Так, кумранский Устав допускает к ритуальному омовению только прошедших определенные испытания членов общины. Евангельский Иоанн Креститель предлагает свое омовение широкому кругу искателей спасения. Евангелия содержат ряд нравоучительных новелл, в которых Иисус представлен то в обществе пресловутой Магдалины, то за трапезой с мытарями и грешниками, то наносящим визит язычнику-центуриону. Все эти поучения в корне расходятся с представлениями кумранитов о чистоте.

Можно упомянуть и ряд расхождений в отношении субботнего дня. В кумранском Уставе не разрешается в субботу работать, совершать длительные переходы, готовить пищу, оказывать помощь попавшему в беду домашнему животному и даже человеку. Евангелия отклоняют все это. Примером Иисуса, который в субботу исцеляет больного, который не осуждает своих учеников, предпринявших в этот день продолжительную прогулку и даже срывавших по дороге колосья для насыщения, авторы евангелий освобождают своих приверженцев от подобных запретов.

Более сложен вопрос о различиях в образах «учителя праведности» и Иисуса из Назарета. Хотя мессианские черты присущи и тому и другому, нетрудно заметить, что мессианские идеи Нового завета представляют собой более развитую концепцию сравнительно с кумранскими. Здесь появляется идея искупления, которой нет у кумранитов. То же можно сказать и относительно христианского догмата воплощения.

Перечисленные черты различия имеют существенное значение при сравнительной оценке кумранских и раннехристианских материалов. Но бесспорно также, что черты сходства столь же существенны. «Мы вынуждены сейчас признать в качестве исторического факта, — писал по этому поводу известный семитолог В. Олбрайт, — что многое из религиозной практики первых христиан новозаветного века было заимствовано из соответствующей практики ессеев»[113].

* * *

Таковы основные аспекты проблемы «Христа» до Христа. Было бы, разумеется, неправильно сводить все дело к простой перелицовке в христианстве образов и функций рассмотренных выше восточных божеств и мировоззрений и идеалов, прошедших перед нами религиозных движений древности. Пути становления новой религии гораздо более сложны. Синкретически усваивая различные элементы обрядности, идеологии, миропонимания предшествующих течений, она в процессе своего формирования вырабатывает и новые черты, отвечающие в первую очередь социально-экономическому строю и идейным запросам своего времени. Но эти религиозные учения не создаются, как утверждают богословы, на небесах. «Фабрика богов», по выражению одного индийского философа, находится на земле. И рассмотренные нами материалы являются тем субстратом идей, обрядности, сказаний, из которых и на основе которых и формировалось христианство.

Глава седьмая. Евангельский Христос и исторические свидетельства

«В совокупности голых фактов Иисус безгранично мал. Истории не удается его уловить. Оставим Иисуса, созданного верой. Забудем века христианства, то, чем стал Иисус в сердцах верующих. Отбросим его сияющий образ. Выясним, чем он был на самом деле, в обстановке своей эпохи и своей страны»[114]. Так определяет свою задачу Поль Кушу, автор вышедшей в 1924 г. в Париже книги «Загадка Иисуса». И хотя Кушу сам в ряде случаев навязывает читателю выводы, не вытекающие из материала, его совет «вести исследование обычным методом исторического анализа» является безусловно приемлемым.

По остроумному замечанию одного исследователя, образ Иисуса в Новом завете и в первую очередь в евангелиях походит на картину, которая несколько раз подвергалась «закрашиванию», т. е. такой перерисовке, при которой на первоначальный рисунок и краски накладывались другие слои и вводились новые элементы так, что древнейшие краски стали почти неразличимы.

Действительно, лишь критический анализ этих произведений позволяет разыскать фрагменты древнейших слоев. Однако некоторые элементы могут быть выявлены уже при общем внимательном чтении Нового завета. Так, совершенно явственно здесь выступают два противоположных образа Христа. Один из них Иисус-человек, бродячий проповедник, творивший по примеру бесчисленных своих собратьев по ремеслу «чудеса» и бывший одним из множества «пророков» этого экзальтированного времени. У этого Иисуса обширная родня, земные родители, соседи, изумлявшиеся его карьере.