Принцип мести - Сергей Зверев

– Мне жаль, что мы не можем лететь вместе, – сказала нам на прощание Даша. – Увы, контракт. И с этим приходится считаться.

– Куда теперь? – спросил я.

– Маршрут нам неизвестен. Его разрабатывали не мы. Но кажется, это где-то в Китае.

– Может, ваш друг лучше осведомлен? – полюбопытствовал Игнатий.

– Едва ли, – тотчас откликнулся Эрнст. – Краем уха я слышал, что, возможно, нам удастся побывать в окрестностях Манилы и разнюхать что-нибудь насчет клада Ямаситы. Но я мечтаю посетить храм «Лазурное облако». Он расположен в Малайзии на острове Пинат. По рассказам очевидцев, это культовое заведение кишит змеями – местные жители считают этих гадов бессмертными.

– Они же кусаются! – по-детски ужаснулась Даша.

– Кто, местные жители?

– Да нет же! Гады!

– Еще как! Но их окуривают благовониями, которые вводят змей в транс, и они становятся неопасными. К тому же у служителей храма есть достаточно эффективные противоядия. Если не размахивать змеей, держа ее за хвост, она, пожалуй, не укусит и противоядие не понадобится.

– Какие ужасные вещи вы рассказываете.

Дашу отнюдь не вдохновляли столь омерзительные, на ее женский взгляд, подробности.

– Не ужаснее, чем то, что произошло сегодня ночью, – возразил Эрнст.

– Лучше не напоминайте мне об этом. Я просто в шоке. До сих пор отойти не могу.

– Думаю, этот эпизод нужно обязательно поместить в книгу, – пробормотал писатель. – Кстати, хочу сделать вам небольшой подарок.

Его слова относились ко мне и отчасти – к Игнатию. Мы, конечно, не ожидали такого поворота и были немного озадачены.

– Подарок? Какой подарок? – машинально переспросил я.

– Так, ничего особенного. Но прежде чем вам его вручить, хочу попросить вас об одном одолжении – распечатайте его только после нашего отлета.

– Эрнст, ты ничего мне не говорил, – упрекнула его Даша. – Поделись хотя бы со мной.

– Чуть позже, дитя мое. Это вам.

Он протянул мне крохотный бумажный сверток, перетянутый скотчем, мини-бандероль без фамилий адресата и отправителя.

Я пожал плечами и сунул сверток в карман.

– Обещайте мне, что мы обязательно встретимся, – сказала Даша, глядя почему-то только на меня.

– Обещаем, – ответил я за себя и за Игнатия.

Когда они прошли турникет и скрылись из виду, я, изрядно повозившись, вскрыл тщательно запечатанный подарок Эрнста. Это была монета из сплава золота, серебра и бронзы «Мир чадам Авраамовым».

* * *

Отель в Катманду, где было предложено разместиться российским туристам, чем-то напоминал гостиницу квартирно-эксплуатационной части где-нибудь в Забайкальском военном округе: тот же мебельный хлам в номерах, те же казенные одеяла и матрасы и даже тараканы те же. Может, их привезли с собой наши «челноки» – как частичку своего неустроенного быта или напоминание о скором и неизбежном возвращении в родное Отечество? Во всяком случае, в этих тесных комнатушках на четыре койко-места мы чувствовали себя как дома. Погода стояла ясная и прохладная, привычная для европейца.

Экскурсий в день заезда не было, поэтому все участники тура, предоставленные сами себе, знакомились с местными достопримечательностями и укладом жизни туземцев стихийно. Мы с Игнатием из номера не выходили и согласно полученным еще перед отлетом инструкциям ждали появления посыльного от Анюты. О том, что делать дальше, мы должны были узнать от него.

Я столько раз представлял себе нашу встречу, рисуя ее во всех подробностях в своем воображении, что в предвкушении ее ослаб эмоционально, «перегорел», да и события последних дней, и, в особенности часов, наложили на мое душевное состояние свой отпечаток. Подъем сил сменялся апатией, безразличием ко всему, после чего волнение вновь овладевало мной, и ко мне возвращалась прежняя острота переживаний. Анюта, моя Анюта была где-то рядом.

Ожидание было слишком мучительно, поэтому я старался сосредоточиться на чем-то другом. Например, на зловещей фигуре Эрнста, этого оборотня, принявшего обличие путешествующего беллетриста. Он достаточно прозрачно намекнул, что излишний интерес к Даше чреват самыми серьезными неприятностями, и если мы хотим спать спокойно, нам следует избегать каких-либо контактов с ней и не совать свой нос в чужие дела. Человек, приставленный к дочери мафиози от «конторы» (теперь у меня отпали последние сомнения в том, на кого работал «главврач кумысолечебницы»), недооценил противника, за что и поплатился. Это был верный знак того, что связка Даша – Эрнст рано или поздно приведет к Богуславскому. Но искать эту парочку было бессмысленно – она могла оказаться и в небе Китая, и в водах Индийского океана, и в горах Тибета. Деньги открывали все границы, им были подвластны все стихии, кроме, пожалуй, огня.

Игнатий, дабы укрепить силу духа, которая, как он вполне справедливо полагал, в избытке понадобится нам на чужбине, читал псалмы; духовное трезвение и молитвенное неусыпание он почитал для себя святейшей обязанностью. Я не отвлекал его от этого занятия, предпочитая предаваться собственным мыслям.

– Пора позаботиться и о хлебе насущном, – сказал Игнатий, когда солнце скрылось за горизонтом. – С утра маковой росинки во рту не было.

– Я побуду в номере. Кто-то из нас должен дежурить здесь постоянно.

– Хорошо, – сказал он. – Схожу один.

Как только Игнатий ушел, в дверь постучали. Я открыл. И увидел Анюту. Так бывает: целыми месяцами ты живешь ожиданием какого-нибудь невероятного события, а когда оно наконец происходит, непременно застает тебя врасплох в какой-нибудь дурацкой куртке с эмблемой РХБЗ в третьеразрядной гостинице у черта на куличиках. В глазах у меня на мгновение потемнело, голова слегка закружилась. Смешалось все – времена, географические понятия, причинно-следственные связи; я стоял в точке пространства, которая называлась «нигде» в момент «никогда», и непонимающе смотрел на женщину-фрегат, узнавая и не узнавая ее.

– Неужели это ты? – промямлил я.

Замешательство мое было легко объяснимо: Анюта, внешне почти не изменившаяся, была одета в какой-то экзотический костюм, напоминавший наряд роты амазонок Балаклавского греческого полка – юбка малинового бархата, отороченная золотым галуном, зеленая с серебристой каймой бархатная же курточка и белоснежный тюрбан. От неожиданности я даже забыл поцеловать ее.

– Ну здравствуй, хитроумный Одиссей, – сказала она с улыбкой. – Так и будем стоять?

Ее голос, которым я бредил по ночам в течение долгих лет после нашей разлуки, вывел меня из оцепенения, но ощущение того, что Анюта – это не совсем Анюта, а какая-то незнакомая, внешне на нее похожая женщина, не прошло.

– Никак не могу поверить...

– У тебя такое суровое лицо. Но извини, выглядишь ты сейчас глупо, – проговорила она, осматриваясь в комнатушке, где не за что было зацепиться даже взглядом.

Я был совершенно сбит с толку, дезориентирован; у меня даже не возникло желания обнять ее, сказать что-нибудь ласковое. Мы отвыкли друг от друга и потому не могли преодолеть разделявшую нас дистанцию сразу, без подготовки – для этого требовалось какое-то время. Лишь на мгновение у меня мелькнула догадка, что все это неспроста – и ее отстраненно-ироничная манера держаться, и предостерегающе-нелепый наряд, и ускользающий взгляд пронзительно голубых глаз – она как бы говорила мне: я другая. Моя солнечная женщина была почти такой же чужой, как солнце в этой чужой стране, и я не мог с этим не считаться. И все-таки неиссякающая сила ее очарования вершила свое дело и неотступно овладевала мной, наполняя все мое существо какой-то странной нежностью. Неимоверными, чудовищными усилиями ты возводишь сложную архитектонику своего душевного равновесия и, добившись его, чувствуешь себя значительным, самодостаточным и мудрым, но стоит тебе случайно столкнуться с пленительной женщиной – и равновесие вмиг нарушено, все летит к чертовой матери, и самое мягкое название тому, что творится у тебя в душе, – полный бардак.

– Я очень тороплюсь. Поэтому коротко о главном, – сказала Анюта, и по ее строгому деловому тону я понял, что говорить мы будем исключительно о предстоящей операции.

– Я внимательно слушаю.

– Завтра в двенадцать по местному времени ты придешь в опиомокурильню в квартале от гостиницы, если продвигаться к центру города, и встретишься там с проводником по имени Илия. Это дхармадутта, странствующий монах-мессионер, сочувствующий нам. Он долго колебался, но как только узнал, что в экспедиции примет участие православный священник, сразу согласился. Илия знает многие языки Юго-Восточной Азии, исходил пешком весь Тибет и приведет вас туда, куда вам нужно, с закрытыми глазами.

– Он разговаривает по-русски?

– Он свободно владеет как русским, так и английским языками. Илия – потомок первой волны эмигрантов из России. Вот, собственно говоря, и все, что вам нужно знать о начальном этапе «Иравади».