Секс в большом городе - Кэндес Бушнелл

Китти облокотилась о стол.

— Пару лет назад я себе сказала: поимели меня — и хватит. Ну и решила найти какого-нибудь юнца, лишить его девственности — и бросить. Может, конечно, и подло, но, с другой стороны, ему был двадцать один год — по-моему, быть девственником в таком возрасте просто стыдно. Я была с ним сущим ангелом, а потом даже не попрощалась. Неважно, как ты выглядишь. Главное — уметь быть той, кем тебя хотят видеть.

— Если мужик мне говорит, что любит чулки в сеточку и красную помаду, для меня это фетишизм чистой воды, — сказала Тизи.

— Если бы Хуберт был девчонкой, из него бы вышла такая шалава, — сказала Китти. — Я ему говорю: «Ладно, хочешь мини-юбки — будут тебе мини-юбки, только не надейся, что я стану их носить без белья». А однажды я отыгралась по полной программе. Он меня тогда все уламывал на секс втроем с какой-нибудь девушкой. А у меня, значит, есть один голубой приятель, Джордж. Мы с ним даже иногда целуемся, но вроде как не всерьез. И вот я, значит, и говорю: «Милый, я пригласила Джорджа, он сегодня у нас переночует». Хуберт спрашивает: «А где он будет спать?» Я и говорю: «Ну, я думала, в нашей постели… Он так давно тебя хочет». С ним чуть разрыв сердца не случился. А я ему и говорю: «Милый, если ты меня любишь, ты мне не откажешь, я так этого хочу!» Да, — довольно заключила она, заказывая очередную «маргариту», — рано или поздно это нужно было сделать. Теперь мы, по крайней мере, на равных.

«С добрым утром, Китти!»

— Старики — это такая мерзость, — сказала Камилла. — Со стариками я завязала. Пару лет назад до меня вдруг дошло: зачем мне эти сморчки, когда вокруг столько молодых богатых красавцев? И потом, старикам тебя не понять. Даже если захотят. Другое поколение.

— Ну не знаю, по-моему, зрелые мужчины — это не так уж плохо, — возразила Китти. — Хотя, когда мне впервые позвонил Хуберт, умоляя с ним встретиться, я первым делом спросила: «Сколько тебе лет и сколько волос на твоей голове?» Как я над ним только не измывалась! Когда он впервые приехал за мной, я вышла к нему с немытыми волосами и без косметики. В смысле раз уж ты меня так хочешь, полюбуйся на меня настоящую. И после всего этого, когда я проснулась после нашей первой ночи, в каждой комнате стояло по букету моих любимых цветов. Он узнал, кто мой любимый автор, и скупил все его книги. Написал кремом для бритья на зеркале: «С добрым утром, Китти!» Девушки растаяли от умиления.

— Ну не прелесть?! — вздохнула Тизи. — Обожаю мужчин.

— Я мужчин тоже люблю, но иногда от них и отдохнуть не грех, — заметила Шейла.

— Хуберт обожает, когда я влипаю в какую-нибудь историю, — продолжала Китти. — Например, накуплю себе шмоток, а расплатиться не могу. Ему просто удовольствие доставляет меня опекать.

— Мужчины жаждут, женщины утоляют, — триумфально заключила Китти. Она уже приканчивала вторую «Маргариту». — С другой стороны, мужчины… значительнее, что ли? Надежнее.

— У них есть то, чего нет у нас, — согласилась Шейла. — Мужчина должен быть плечом.

Опорой.

— Хуберт дарит мне детство, которого у меня никогда не было, — добавила Китти. — Все эти феминистские штучки — просто чушь. Хотят мужчины доминировать — пусть доминируют. А женщина должна оставаться женщиной.

— Конечно, иногда с мужчинами бывает сложно, но в глубине души я всегда знаю, что не получится с одним, найдется другой, — заметила Тизи. — С мужчинами хлопот немного.

— Это с женщинами попробуй разберись, — поддакнула Камилла.

— Не хочу показаться сукой, но красота — это и правда страшная сила, всего можно добиться, — продолжала Китти. — И женщины это знают и ненавидят тебя всеми силами души, особенно те, что постарше. Считают это посягательством на свою территорию.

— Большинство женщин после тридцати начинают заморачиваться по поводу возраста, — сказала Камилла. — С подачи мужчин, конечно. Правда, если ты выглядишь, как Кристи Бринкли, беспокоиться тебе не о чем.

— Но как правило, они просто становятся стервами, — подхватила Китти. — Отпускают в твой адрес язвительные замечания. Они почему-то априори считают, что я идиотка. Что я ничего не знаю. Ни черта не соображаю. Что я с Хубертом ради его денег. Поневоле обозлишься, и уже назло выбираешь юбку покороче и косметику поярче.

— Никому даже в голову не придет разобраться, какая ты. Сами все про тебя знают, — согласилась Тизи.

— Женщины вообще ужасно завистливы, — сказала Шейла. — Вне зависимости от возраста. Смотреть тошно. Увидят красивую девочку — обязательно надо тут же сказать про нее гадость. Это так грустно и обидно. Только лишний раз говорит о женской самооценке. Женщины настолько не уверены в себе и недовольны всем своим существованием, что просто на дух не переносят, когда кому-нибудь лучше, чем им. Именно поэтому большинство моих друзей — мужчины.

Девушки переглянулись и согласно кивнули.

А как же секс?

— Я каждому говорю, что в жизни не видела такого большого члена, — сказала Китти. Остальные нервно засмеялись. Китти с хлюпаньем втянула через соломинку остатки «маргариты». — Вопрос выживания, — пояснила она.

14

Портрет манекенщика: Боун и его наружка

В конце лестничного пролета распахивается дверь, и Боун, начинающий актер, манекенщик, рекламирующий нижнее белье, темным силуэтом возникает в дверном проеме, ведущем в его квартиру. Одна рука чуть приподнята, он облокачивается о дверную раму, темные волосы спадают ему на лоб, и он со смехом наблюдает, как ты, запыхавшись, одолеваешь последние ступеньки.

— Вечно тебе на месте не сидится, — говорит он, как будто сам только и делает, что целыми днями валяется в постели. Тебе вспоминаются слова его друга, Стенфорда Блэтча: «Боун выглядит так, как будто за ним по пятам ходит художник по свету». Ты больше не можешь вынести этого великолепия — тебе приходится отвернуться.

«Боун — человеческий эквивалент соболиной шубы», — говорит Стенфорд. Он вообще в последнее время только о нем и твердит. Раздается звонок, ты снимаешь трубку — Стенфорд. «Кто сексуальнее — Боун или Киану Ривз?» Ты вздыхаешь. И хотя толком не знаешь, да и не хочешь знать, кто такой этот Боун, покорно отвечаешь: «Боун».

Может, тебя преследует чувство вины, понимаешь, что тебе положено знать, кто он такой, этот мускулистый полуобнаженный юноша, раскинувшийся на гигантском билборде на Таймс-сквер и растиражированный по всем автобусам. Но ты редко бываешь на Таймс-сквер и не обращаешь внимания на автобусы, разве что они вот-вот тебя не собьют.

Но Стенфорд продолжает тебя обрабатывать: — Мы с Боуном тут недавно проходили мимо его щита, и он решил оторвать от него кусок и повесить у себя в квартире — нос, например. А я ему посоветовал взять трусы, так что в следующий раз, когда его спросят, какой длины у него член, можно было бы ответить: «четыре метра». — Боун меня сегодня растрогал до слез, — объявляет в другой раз Стенфорд. — Представляешь, пригласил меня на ужин. Говорит: «Стенфорд, ты мне столько помогал, хочу сделать тебе что-нибудь приятное». Я, конечно, сказал, что все это глупости, но, знаешь, меня еще никто никогда не приглашал поужинать. Представляешь, такой красивый — и такой милый!

Ты соглашаешься с ним познакомиться.

Ты звезда

Не успев толком познакомиться с Боуном, сидящим со Стенфордом в баре «Бауэри», ты уже готова его возненавидеть. Двадцать два года. Модель. И так далее и тому подобное. Ты чувствуешь, что и он воспринимает тебя в штыки. Вдруг он окажется совсем тупым? Кроме того, ты все равно не веришь, что секс-символы могут быть сексуальными в жизни. Один, к примеру, недавно напомнил тебе червяка. В буквальном смысле.

Но этот оказывается исключением. Похоже, он совсем не так прост.

— Я бываю разным с разными людьми, — говорит он.

Затем ты теряешь его в толпе.

Месяца два спустя ты оказываешься в «Барокко» на дне рождения какой-то модели и встречаешь Боуна. Он стоит в другом конце зала, облокотившись о стойку бара, и улыбается. Машет тебе рукой. Ты подходишь. Он бросается тебя обнимать, пока фотографы щелкают затворами, фотографируя вас со всех сторон. Ты с подругой оказываешься за его столиком. Ты с головой погружена в бесконечный пылкий спор со своей подругой. Боун то и дело наклоняется к тебе и под щелчки затворов спрашивает, все ли в порядке. Ты говоришь «да», думая, что он просто не понимает, что вы с подругой всегда так общаетесь.

Стенфорд, свой человек в Голливуде, отправляет Боуна на какие-то пробы в Лос-Анджелес. Боун оставляет ему сообщение на автоответчике: «Все только о тебе и говорят. Ты просто гений. Ты станешь настоящей звездой. Повторить еще раз? Ты звезда, звезда, звезда!»

Стенфорд смеется.

— Это он меня передразнивает, — говорит он. Вы с Боуном напиваетесь в баре «Бауэри».

Легкая пятерка

Боун живет в крошечной белоснежной студии. Белое здесь все: белые занавески, белые простыни, белое кресло, белая кушетка. Пока ты в ванной, ты смотришь, пользуется ли он какой-нибудь косметикой. Не пользуется.